Золото красных

Через пару минут двоих подобрали, еще через час они входили в квартиру Шестопаловой. Ребров позвонил в аварийную службу, сообщил километр, где оставил машину, ее номер и... свой служебный адрес.

Легли спать. Утро известило о себе ярким солнцем и резким телефонным звонком. Лена спросонья подняла трубку:

– Аварийная служба?
– И протянула трубку Реброву.

– Слушаю.
– Ребров попытался присесть, опираясь о подушку.

Трубка сообщила:

– Счастье, что вы не поехали... машина б не прошла и пяти километров... глубокие пропилы у рулевых тяг... и колесных креплений...

Ребров положил трубку, соскочил с кровати, прошлепал на кухню, сварил кофе...

Подошла Лена, заспанная, в халате и все же... красивая, яркоглазая, порочная и готовая предаться пороку без остатка. Погладила Реброва, поворошила волосы:

– Зря упираешься... лбом стену не пробьешь...

– Ну, почему?
– Ребров отпил кофе.

– Почему? Да потому, что ты - дите. А кругом взрослые... Знаешь, например, что я - человек Цулко?

– Ты?!
– Изумление Реброва поразило Шестопалову.

– Я!.. Я!.. И вчера в полночь, когда ты отключился, Пашка звонил... я сказала ему про тормоза... про железные опилки... про тяги и колеса...

– А он?
– Прервал Ребров.

– Он?.. Сказал, что ты - осел.
– Лена оседлала скамейку, высоко подогнув полы халата.
– Слушай, Ребров, помнишь про вечный двигатель? Его создать нельзя, но зато можно создать вечную систему. Наша система - с доносительством, круговой порукой, враньем - вечна. Она будет видоизменятся, чтобы ввести в заблуждение дурачков вроде тебя, но... посмотришь, править бал будут те же персонажи... их дети, близкие, доверенные...

Ребров оделся, подошел к двери:

– Значит, все докладываешь?

Лена стояла рядом:

– Нет... только то, что посчитаю нужным. Цулко интересовался, как ты в койке? Я ответила, что в моей - представляешь в моей!
– практике такой впервые. Пашка чуть не онемел... от зависти.

– Вранье, - с улыбкой опроверг Ребров, - твердый четверочник, не более...

– Даже троешник!
– оборвала Шестопалова.
– Но... свой троешник... даже не представляешь, как это важно.

Ребров привлек женщину, поцеловал:

– Я больше не прихожу?

– Почему?
– Не поняла Лена.

– Чтобы не подставлять тебя...

– Да срать я на них хотела... это ты вне системы... а я?.. я и есть сама система, мне-то чего боятся?
– Приподнялась на цыпочки, поцеловала Реброва.

Машину вернули через четыре дня. А еще через день Ребров возвращался с площади Независимости из "Креди Сюисс". Домой не хотелось, Ребров отправился за пределы городской черты: в боковом зеркальце пулей промелькнул мотоцикл, через минуту-другую еще один... Ребров не волновался - машина исправна. Перед поворотом в гору дорога сужалась, "узость" дорожного полотна позволяла с трудом разъехаться двум автомобилям.

Встречный грузовик крался с потушенными фарами, не форсируя двигатель, катил едва слышно... Ребров слишком поздно заметил встречную громадину... Все произошло в считанные доли секунды: тупое рыло грузовика подмяло легковушку Реброва, протащило полтора десятка метров и отшвырнуло в сторону. И сразу же грузовик свернул на темную дорогу, уходящую вниз. Легковушка пошла юзом и перевернулась. Вскоре раздались полицейские сирены... Из покореженного автомобиля извлекли Реброва: только синяки и ссадины... Врач скорой помощи ощупал потерпевшего и бросил полицейскому рядом:

– Чудо!

У постели Реброва, в спальне холинской квартиры хлопотала Лена Шестопалова без грима, промокала испарину со лба, испещренного глубокими царапинами и порезами, отпаивала чаем.

– Уезжай, - просила Лена, - или дай ход золоту...

Ребров лежал, раскинув руки: не сомневался, полиция не найдет грузовик... у Мадзони много наличных денег, а полицейские тоже люди... все, как в России, ловят за превышение скорости, но... в автомобильной катастрофе может погибнуть опальный "великий князь из пэбэ", и никто никогда не найдет виновных.

– Уезжай!
– повторила Лена. Подняла трубку, набрала номер: - Москва? Приемная маршала Шестопалова? Отец?.. Привет! Чего звоню? Просто так! Нет... ничего. На кого надавить? Да нет, нет... Просто решила узнать, как ты и мать?
– Недолго слушала, положила трубку, прильнула к Реброву: Уезжай!

– Дома еще хуже, - Ребров точно оценивал обстановку.

– Тогда оставайся здесь и... я останусь! Тебя возьмут в любой банк. Жаль отца... вот кто психанет... дачу не отнимут, пенсию тоже... вельможные дети - заложники не только системы... и своих родичей тоже.

– Совдворянам грех жаловаться, - остудил порыв Ребров.
– Что ты знаешь про жизнь?

– А ты?

Лена поправила подушку.

– Хотя бы комуналку... это континент... тебе неведомый... и жизнь без поддержки...

– Ты-то без поддержки? Не смеши!

– Просто повезло... Холин погорел, тут я подвернулся...

Лена покачала головой:

– Мужаешь на глазах... не "раскалываешься"... без поддержки? Значит, без... только запомни, у нас так не бывает... значит хорошо спрятал концы...

Ребров устало смежил веки. Лена, с трудом сдерживая зевоту, глянула на часы - полтретьего ночи.

В офисе совбанка Цулко показно радовался возвращению несговорчивого начальника:

– На тебе, как на кошке заживает.

Ребров просмотрел бумаги из красной папки. Выдрал несколько листов, сложил вчетверо, упрятал во внутренний карман.

– Ты что?
– Пашка недоумевал: у него на глазах красть служебные документы!

– Чтоб ты видел и сообщил... своим и это - похлопал по карману - не первые листочки в моем досье... и большая часть уже в Москве...

– Спятил после поломок... факт!
– Пашка обрушился в кресло, хлопнул ладонями по мягким подлокотникам. Опорожнил дежурный стакан и - не отпрашиваясь, отношения накалились - рванул в аэропорт. Цулко встречал Седого и Мозгляка, не афишируя приезд "скромной" пары.

На следующий вечер Седой и Мозгляк в машине наблюдали за Ребровым.

– Теперь его трогать нельзя... мину под нас подвел, бомбу замедленного действия. Пашка, сволочь, только вчера вечером изволил доложить. Зря летели, твою мать! Я такую штуковину приволок.
– Седой вынул коробочку, не больше, чем футляр для карт, сквозь прозрачную крышку серел небольшой шприц.
– Последняя разработка... секунда и конец... никакие пробы, никакие анализы...