Золото. Назад в СССР 2

Некоторые из бичей этим не удовлетворились и еще некоторое время били мошенника, но, к счастью, он остался жив.

Артельщик ползал на коленях просил прощения, рыдал и рассказывал, что его самого ободрали, как липку местные блатари. Неизвестно правдой ли было то, что он рассказывал.

Но он был настолько жалок в своих испачканных и вонючих штанах, что даже бичи побрезговали дальше прикасаться к нему. Так и уполз на коленях.

Савва сказал мне, что понял очень важную вещь в жизни, может быть самую главную: никакие деньги, никакое золото не помогут человеку восстать из пепла со дна. Наоборот, они могут вогнать его еще глубже в преисподнюю.

— Вот это история! Я бы такого профессора взял к себе в партию, — улыбался Семягин, — ты потом его еще видел?

— Видел, однажды, — чай в моей кружке закончился.

— Где, в Поселке?

— Да, прошлым летом. Только вряд ли он смог бы вам, Александр Иванович, пригодиться.

— Это почему еще? — Семягин приподнял брови.

Он продолжал улыбаться, и процитировал Севву и Максима Горького одновременно:

— Человек — это звучит гордо! Я же говорю бичи свободны, как никто. Человек за все платит сам, и потому он свободен!

На последних словах Семягин артистично поднял ладонь вверх, потом сжал пальцы в кулак и опустил его вниз.

— Так почему твой профессор не сгодился бы нам?

— Белка, Александр Иванович. Белая горячка. Когда я видел его в последний раз, то он стоял на улице трясся и разговаривал с синими дрессированным крокодилами, которые его окружали.

— Да ну?

— Да, представляете, такое ощущение, что он их на самом деле видел. А один из крокодилов не слушался и не желал прыгать через огненное кольцо. Он еще руку отвел в сторону, будто это самое кольцо или обруч держал и приговаривал. Алэ-оп. Страшное зрелище.

— Да уж, горемыка.

— Когда, я попробовал поздороваться ним он набросился на меня и крокодилов своих невидимых на меня натравил.

Семягин горько усмехнулся.

— Мне совсем не смешно было. Жалко его дурня. Больше я его не видел. Умер, наверно. Сколько их таких, бедолаг.

— Да–а-а. — потянул Семягин, — Так оно и есть. От пьянства много народа загнулось. От пьянства беднеет народная сила, исчезает, растворяется ум и развитие.

— Согласен. Я-то сам могу выпить, но немного. Вижу, что водка многих сгубила, поэтому не особо фанатею. Вижу, как она держит многих за горло бульдожьей хваткой. И нет никаких сил у человека разомкнуть ее. Она пожирает здоровье, разум, силы и таланты, как ненасытная свинья.

— Алкоголь — друг до гроба, пьянство бич нашего народа во все века.

Из палаток начали постепенно высовываться головы. Народ просыпался, прижмуривался от света, улыбался и ёжась вылезал на запах свежеиспеченных блинов.

— Что тут у нас на завтрак, Илюха? — потянулся Рома Козак, — блины? Уважаю, чувак!

Семягин поморщился. Слово «Чувак» носило негативное значение для старшего поколения, с презрением относившегося к молодежному «новоязу».

— Роман, изъясняйся на нормальном языке, будь так добр!

— Есть, товарищ «генерал», — ответил Козак, но поймав его взгляд, из-под нахмуренных бровей, тут же понял, что сморозил лишнего.

Семягин знал, что мужики в коллективе иногда за глаза называли его генералом, но не приветствовал этого.

— Смотри у меня, договоришься до цугундера.

Люди выползали на прохладный воздух улыбались, шли умываться, беззаботно болтали и подбадривали друг друга.

В лагере царила почти праздничная атмосфера. Моя идея приготовить блины нашла отклик и воодушевляла коллег.

Через некоторое время все расположились у костра с кружками наполненными чаем.

Когда кто-то поднимал котелок с рушниками, чтобы получить очередной блин, от пачки взмывало небольшое облако пара. Мне все же удалось сохранить тепло.

За трапезой явно кого-то не хватало. Пересчитав всех мысленно я понял, что с утра не видел Петровича.

— Петрович, вставай. Сейчас все твои блины сожрут, тебе ничего не достанется, — крикнул я в сторону палатки, а потом повернулся к мужикам, — ребят, вы это Петровичу оставьте блинов. Я рассчитывал так, чтобы каждому примерно по три-четыре штуки досталось.

Мужики согласно закивали.

— Петрович, ну где ты там? — позвал его Брахман, но старик не отвечал.

Тогда я встал и направился к палатке. Заглянув в нее я понял, что его там не было. Что за хрень? Я стал вспоминать, но был точно уверен в том, что он не выходил пока я готовил завтрак.

Значит он вышел из палатки до того, как я проснулся. Вчера я не сразу заснул. Я ворочался от того, что мне было неудобно от камешка закатившегося под пол палатки.

Выходить и шарить под полом было совершенно лень. К тому же мне не хотелось будить ни старика, ни Брахмана, который был нашим третьим соседом по палатке.

Некоторое время я терпел и уговаривал себя уснуть. Я убеждал себя в том, что не являюсь «принцем на горошине», и вполне могу заснуть так.

И не в таких условия спали, что называется. Но сон никак не шел и я лежал без сна, глядя в потолок. Как назло во рту у меня пересохло.

Теперь у меня было целых две причины и через полчаса мучений я все же встал и выбрался из палатки.

Я не смотрел на двух моих соседей, когда выходил, но почему-то был убежден, что Перович был там в палатке.

Под полом палатки были накиданы мягкие лапы кедрового стланика, а аккуратно пошарил рукой по ним, чтобы ничего не сдвинуть. Камешек быстро нашелся.

Он проступал сквозь хвою и бы размером с половину ногтя моего мизинца. Такой, очень небольшой на самом деле, камешек из палатки казался чуть ли не булыжником.

Я выкинул его в озеро, зачерпнул кружкой немного воды и утолил жажду. Много пить я не хотел, чтобы не вставать ночью еще раз «до ветра».

Потом я аккуратно пробрался обратно в палатку и снова улегся в постель. На этот раз я довольно быстро уснул и проспал до подъема в шесть утра.

Я не помнил видел ли проснувшись Петровича,я просто вылез наружу и начал готовить завтрак.

Получалось, что Петрович встал и вышел из нашей палатки до моего пробуждения. И до сих пор не вернулся.

Я вынырнул из-за полога и обратился к мужикам.

— А кто-нибудь видел Петровича с утра?

Все начали недоуменно переглядываться, и только братья Мухутаровы Василий и Николай, как всегда сидели с каменными выражениями лиц, по которым ничего невозможно было прочесть.

— А что, разве его нет в палатке? — спросил инженер-картограф Алеев, — вы же с Макаровым вместе с ним спите. Как так?