Золото. Назад в СССР 2

Поэтому, если сосед в палатке встает, то обычно я все слышал сквозь сон.

Так же не понятно почему не был слышен звук выстрела. В этом деле было так много странностей, что не понятно за что браться в первую очередь.

К тому же Козак, видимо начитался или насмотрелся детективов в которых тиражируется мысли подобные тем, что «убийцей скорее всего является человек, который видел его последним» или «человек, который вызывает наименьшие подозрения».

Меня мало беспокоило обвинение Козака в мой адрес. Больше меня взволновали слова Семягина о том, что он подчеркнуто причислил к числу подозреваемых и себя.

Нет, конечно, с точки зрения объективности все верно. Раз он не может стопроцентно доказать свою непричастность, то он входит в круг подозреваемых.

Но если мы сумеем действительно близко подобраться к тому, кто совершил эту гнусность, то преступник непременно будет обвинять Александра Ивановича, постарается оспорить главенствующее положение Семягина в иерархии и будет делать все, чтобы уронить его авторитет в глазах людей.

А могли ли быть мотивы у Семягина? Вот хрен его знает. До сегодняшнего вечера я не думал об этом.

Теперь же понимал, что если отбросить в сторону мое доверие к Александру Ивановичу и убежденность в том, что он совершенно точно не способен на такой убийство, то у руководителя экспедиции был вполне себе очевидный мотив убийства.

Этим мотивом мог быть тот самый самородок. Точнее, не мотивом, а причиной, которая привела к трагической смерти старика.

Как я уже узнал, старик находился рядом с Семягиным с самой первой экспедиции Александра Ивановича.

Вот и выходило, что свой самородок он нашел именно тогда. В ту пору, когда его шеф потерпел первую неудачу. По словам Семягина это была бесплодная разведывательная партия с коллективом разругавшимся между собой.

Выходит, что Петрович нашел золото, а своему руководителю, доверявшему старику полностью ничего про это не рассказал.

Кто знает, как сложилась бы дальнейшая судьба партии, если бы старик рассказал о своей находке.

Возможно, в тот самый момент они были еще плохо знакомы друг с другом и еще не успели, что называется, прикипеть друг другу, как коллеги в экспедиции.

Их спайка, тандем состоялся позже, когда Семягину приглянулся беззлобный и трудолюбивый характер Петровича. Вот они много лет вместе.

Я был уверен, что Семягин всегда заботился о старике, нигде и никогда не обделил его ни в чем. Я видел, что Александр Иванович относился к Петровичу с уважением.

Семягин во многом полагается на Петровича, доверяет ему и вдруг узнает, что тот все эти годы обманывал его. Не рассказывал о найденном золоте, в котором Семягин так нуждался в первую экспедицию.

Это было бы страшным ударом для любого человека. Семягин мог вполне принять это за предательство.

А тяжелее всего прощается то предательство, которое скрывается на протяжении долгих лет.

Пойди-ка попробуй совладай со своими эмоциями, когда и эта последняя экспедиция развивается не так «солнечно».

После долгих недель неудачных поисков, трудной обратной дороги, в которой люди с риском для жизни шли по реке к месту встречи, неприбытие катера на озеро и перспективы зимовать здесь, трудно справиться с эмоциями.

К тому же этот мотив был не единственным у Семягина. Было кое-что еще похуже. Все эти годы его противник Леван Лорткипанидзе каким-то образом узнавал заранее результаты экспедиций. Не успел еще Александр Иванович добраться до Геологического Управления и сдать отчеты, как Леван Шалвович оглашал итоги. Если партия была удачной, то он изо всех сил старался обесценить ее результаты, принижая заслуги своего закадычного врага в глазах других коллег.

Если партия была безрезультатной, то эта информация раздувалась до состояния катаклизма масштабов всемирного потопа. Лорткипанидзе создавал настолько негативный фон, получая при этом удовольствие какого-то садистского характера, что я удивлялся железной выдержке Семягина. Любой другой на его месте давно отметелил и начистил рыло Левану Шалвовичу Лорткипанидзе так, что тот забыл бы не только «дружеское прошлое», но и собственное имя.

А главное Семягина за это никто бы не осудил — настолько неприглядным выглядело подобное поведение Лорткипанидзе.

Так вот, все эти годы, кто-то должен был заблаговременно стучать Левану про успехи или неудачи Семягина. После истории с самородком, боюсь, что Семягин мог прийти к выводу, что это Петрович.

Брахман сидел рядом в палатке по турецки и что-то, низко склонившись над блокнотом, так как фонарик давал слишком мало света и не освещал даже стен палатки. Он делал это почти каждый вечер, но я никогда не спрашивал об этом.

Теперь же мне захотелось отвлечься и я собирался узнать, что же такое он записывает.

Когда я стянул с себя брезентовую куртку и прилег на свой спальник, Брахман, взглянув на меня и предвосхищая мой вопрос, сказал:

— Я веду дневник с четырнадцати лет, прерывался только, когда попал в служить армию.

— Хорошая привычка, ты записываешь все, что с тобой происходило?

— Да, но только самое важно. Когда-то я мечтал быть, как Эрнесто Гевара по прозвищу Че.

Он улыбнулся.

— Знаешь, кто это?

Я утвердительно кивнул.

— Ну конечно, аргентинский революционер, кубинский Команданте!

— Отец привез мне с Кубы его дневники на испанском языке и я по ночам читал и переводил его со словарем. До сих пор помню его наизусть.

— Здорово, а про Петровича у тебя есть?

— Очень мало, в основном про то, как мы промывали и шурфили, про это ты и сам все знаешь.

— Можно почитать?

Брахман заерзал.

— Знаешь, я бы не хотел…

Я понял, что его слова о том, что он знает про возможный мотив убийства не были пустым звуком. Мне нужно непременно прочитать его дневник.

Глава 22

— Здорово, а про Петровича у тебя есть?

— Очень мало, в основном про то, как мы промывали и шурфили, про это ты и сам все знаешь.

— Можно почитать?

Брахман заерзал.

— Знаешь, я бы не хотел…

Я понял, что его слова о том, что он знает про возможный мотив убийства не были пустым звуком. Мне нужно непременно прочитать его дневник.

Я пока не стану настаивать на чтении. Придется поступить не очень честно, прочесть дневник без его ведома.