Золото. Назад в СССР 2

С точки зрения туриста и его окружения — абсолютная дикость. Откуда ему было знать, что любое прилюдное обнажение своего «прибора» является непозволительным, грубейшим оскорблением?

И мало того, что почти любая дорога на Кавказе имеет свои особо почитаемые святые места, так еще и философское понятие мужского «пути», дороги, является священным.

Не исключено, что здесь могла идти речь о чем-то похожем. Это не оправдывало убийства из-за «духа» медведя или реки, но объясняло, что такое возможно. Тогда становятся понятны причины приведшие к несчастью.

Кроме прочего, сам факт того, что тело Петровича притащили и прислонили к туше медведя, может говорить о том, что, если братья Музатаровы являются убийцами, то они притащили старика туда намеренно.

Не просто прятали тело от нас, а задабривали духов. Устранили причину гнева духов реки, огня и самого хищника. Человеческое жертвоприношение?

Нет, скорее «справедливое наказание». А золото Петровичу обратно в руку вложили, чтобы убедить духов в своей «бескорыстности» и «добропорядочности». Мда теперь у меня три человека, возможно имеющие мотивы для убийства. Семягин и братья Мухутаровы.

— Что думаешь об этом?

— Думаю, что нужно серьезно поговорить с братьями, но сейчас этого не стоит делать.

— Почему? Наоборот надо вывести их на чистую воду, не теряя времени. Разве ты не испытываешь желания немедленно раскрыть убийство? Разве мы не должны вывести убийц на чистую воду?

— Сейчас, мы с тобой рассуждали о мотиве, который мог привести к смерти Федора Петровича, а мог и не привести. Другими словами — у нас нет доказательств. Мали у кого какие отношения. Иногда даже близкие люди, ругаясь готовы чуть ли не убить друг друга. Но от этого они же не становятся убийцами? так ведь?

— Так, но я не только о причинах рассказал, ты что, забыл про пистолет под палаткой?

— А разве ты видел, как один из братьев подбросил его туда?

— Хорошо, я не видел, а варежки? Рукавицы в крови? Что скажешь на это?

— Я ничего пока не скажу, но если мы спросим братьев, про пистолет и варежки, то они могут ответить, что про пистолет ничего не знали, а рукавицы испачкали когда оттаскивали медведя и это кровь медведя. Или, что она рыбья, например. У нас же нет лаборатории установить, что за кровь на варежках?

— Что значит совсем ничего не можем? — он посветил фонариком на пустующее место, где раньше спал Петрович, — был человек и нету? Ничего не попишешь?

— Брахман, не гони лошадей. Ты, кажется, сам в начале разговоров завел речь о том, что если оговоришь кого-то, то тебе придется заново еще одну жизнь проживать, чтобы добиться просветления.

— Ну это я, а то ты. Я тебе просто рассказываю, что знаю. Но обвинять я никого ни в чем не собираюсь. Поэтому за меня и мое перерождение не переживай.

— Брахман, то есть, ты допускаешь, что я оговорю? Нормально устроился. Если убийцами являются братья, то мы оба молодцы — раскрыли преступление, а если я ошибся, то отдуваться мне?

— Ну если ошибешься, то извинишься. Ты же атеист? Ты же не веришь? Тебе же все равно, переродишься ты в следующей жизни в человека или нет?

Если бы ты знал, дорогой мой сосед, что ты сейчас разговариваешь с тем, кто уже…

— Расскажи мне, пожалуйста, о том, что записано у тебя в дневнике и я обещаю тебе завтра в присутствии Семягина и тебя поговорить, нет, допросить братьев.

Брахман задумался.

Глава 23

— Ну если ошибешься, то извинишься. Ты же атеист? Ты же не веришь? Тебе же все равно, переродишься ты в следующей жизни в человека или нет?

Если бы ты знал, дорогой мой сосед, что ты сейчас разговариваешь с тем, кто уже…

— Расскажи мне, пожалуйста, о том, что записано у тебя в дневнике и я обещаю завтра в присутствии Семягина и тебя поговорить, нет, допросить братьев.

Брахман задумался.

* * *

Он заерзал на своем месте так, будто ему нужно было скинуть с себя, какой-то груз. Он уже жалел, что вечером, после предложения Семягина сказал лишнего.

Брахман хорошо понимал, что я от него не отвяжусь. Не сегодня так завтра, я добьюсь ответа на свой вопрос тем или иным способом.

Конечно мне не хотелось лазить в его записях, но что называется — Сократ мне друг, но истина дороже. Я вспомнил как это звучит на латыни: Amicus Socrates, sed magis amica veritas.

Но я снова не стал давить на него. Человек охотнее всего идет на контакт, когда сам принимает решение о сотрудничестве.

Я подожду, пока мне спешить некуда.

— Послушай, Макаров. Я тебя не неволю. Если хочешь можешь сам рассказать. А нет так нет. Давай ложиться спать.

На этих словах я стал готовиться ко сну. Забравшись в спальник я пожелал ему спокойной ночи и повернулся на удобный бок.

Я почти заснул когда услышал голос Брахмана.

— Спишь?

— Брахман, ну ты даешь. Уже почти уснул. Чего тебе.

— Я на самом деле, не за человека боюсь.

— Что? Не понял, объясни, — я вылез из спальника обратно и поежился от прохладного воздуха.

— Помнишь я говорил, что боюсь подставить человека под ложное обвинение.

— Ну? Помню, кончено. И что?

— Ну вот это я и имею ввиду. Я не за человека боюсь, а за себя. Мне стыдно признаться.

Его слова немного сбили меня с толку. В чем он собирается признаться? Неужели…

— Мне стыдно признаться, что я за свою шкуру боюсь. Как трус какой-то.

— Объясни нормально.

— Дай слово, что после того, как я тебе расскажу, мы только вместе будем решать, что делать с этой информацией.

— Ну хорошо, дай слово.

— И ты не пойдешь рассказывать об этом всем.

— Хорошо, хотя я не знаю, что обещаю. Давай так: я не пойду рассказывать, только, если смерть старика не твоих рук дело.

— Да ты с ума сошел! Как ты мог такое подумать! Ты что дурак?

Фух. Не он. Не Брахман. Миронов не причем. Это чувствовалось по его голосу. Он аж захлебывался от гнева.