Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

Между тем и княгиня, поскучав у себя в палатах, разыскала сына. Он смотрел, как дворовый парень чистит его сафьяновые сапожки, обернулся к Ольге и пошёл ей навстречу:

–  Отдохнула? И слава Богу. Что там в Галиче? Все меня бранят?

–  Кто бранит, а кому дела нет. Возвернуться бы тебе, Яшенька. Попросить прощения у отца, он уже остыл, больше не ругается. С Болеславкой тоже договоримся. Восстановим мир.

Тот слегка поморщился:

–  Умоляю, не начинай. Я решил окончательно. Лучше быть простым галичанином, но с моей любушкой-голубушкой, чем правителем-бобылём или с нелюбимой женою. Тут вопросов нет.

Женщина взглянула на отпрыска кротко, с некоторой грустью, провела пальцами по его скуле и виску, наклонилась, поцеловала в плечико:

–  Мальчик мой хороший… Как же всё теперь сложится? Княжич улыбнулся:

–  Разве ж угадаешь! Как написано на роду, так оно и выйдет. Хочешь поглядеть на внучка? Он такой резвун!

–  Младший, от Болеславки, тоже ведь игрив. Ест за четверых - словно ты в детстве. Без него не скучаешь?

–  Матушка, пожалуйста, не трави душу.

–  Хорошо, хорошо, не буду.

Посмотрела на двухлетнего Гошку: белобрысого, с оттопыренными ушами. Что-то лопотал и периодически сосал пальчик. А потом напустил в штаны. Молодой папаша беззаботно смеялся, тискал отпрыска, помогал прислужницам переодевать ребёнка в сухое. А княгиня подумала: «Он и вправду счастлив. Надо ли ломать ему жизнь? Может быть, оставить в покое?
– Но потом сама себе возражала: - Как, отдать Настасьичу княжество? Ни за что на свете. Я, наследница Юрия Долгорукого и великих императоров из Царя-града, никогда с этим не смирюсь. И костьми лягу, но любезного Яшеньку посажу на стол. Видимо, чуть позже. Он теперь ещё не готов…»

Словом, их поездка кончилась одним семейным обедом - к удовольствию обеих сторон. Ольга и Матрёна уезжали весёлые, без обид на детей, с лёгким сердцем. Но по возвращении в Галич всё переменилось.

Кснятин Серославич бросился к владычице, хлопая глазами и тряся бородой; выпалил растерянно:

–  Ой, беда, беда, матушка, мой свет!

–  Что случилось?
– похолодела она.

–  Ярослав… князь наш дорогой… нас покинул…

–  Умер?
– У неё ком поднялся к горлу.

–  Да Господь с тобою! Слава Богу, живёхонек. Он поехал в Тысменицу…

–  Тьфу ты, лиходей, Кснятинка! Напугал меня! Что же в том дурного - в Тысменице? Нешто он не ездил туда и раньше?

–  Ездил-то он ездил, да не за тем.

–  А зачем теперь?

–  Тимофей прислал весточку: из Царя-града прикатили Настасья и Ростислав, сын Берладников…

–  Господи, Твоя воля!..

–  Понимаешь, нет? Ярослав как прочёл, так и побелел. Глазыньки - что блюдцы, губки затряслись. Заметался по клетям, точно раненый ирбис [21] . А потом Гаврилку Василича кликнул: мол, седлай коней, едем, едем! И умчались как ветер.

21

Ирбис– снежный барс.

Ольга Юрьевна, осенив себя крестным знамением, тихо оизнесла:

–  Вот и кончилась моя жизнь. Потеряла мужа. Во второй, и в последний, раз.

2

Путешествие внучки и правнука Чарга длилось больше месяца. Доскакав из Энея до черноморского порта Амастриды, около недели провели в ожидании попутного корабля. Плыть на запад, к Константинополю, побоялись и отправились на восток, в сторону Синопа, от которого при хорошей погоде - около трёх дней и ночей на север до Таврического (Крымского) города Херсонеса. На другом корабле добрались к Белгородской крепости и на третьем - вверх по Днестру, до тысменицких лесов… Планов на будущее не строили. Настенька желала встретиться с сыном и молить Осмомысла разрешить ей остаться с Олегом, на любых правах, даже горничной. Ростислав же хотел (ну, во всяком случае, на словах) возвратиться под крыло Давыда Смоленского и служить в его войске; но сначала собирался увидеть, как решится судьба двоюродной тётки: если Насте не удастся осесть рядом с сыном, взять с собою в Смоленск.

Не найдя коней, шли пешком через лес около пятнадцати вёрст. На одной из тропок чуть ли не в упор, нос к носу, налетели на мишку - средней величины и паршивости; испугавшись друг друга, разбежались в разные стороны, а потом долго хохотали, сидя на пеньке. Отдыхали в охотничьем домике, жарили подстреленных Чаргобаем зайцев, запивали простой ключевой водой из лесного ручья. К городку вышли вечером. Заплатив караульным на воротах за вход, устремились к бывшему дому Настеньки - княжеским хоромам. Озадачив привратников, стали ждать разрешения войти. Появился Тимофей - всё такой же, не от мира сего, с волосами, как раньше, «под горшок» и с лицом состарившегося отрока. Удивлённо воскликнул:

–  Батюшки светы! Вы откель такие?

–  Из Царя-града, вестимо. Переночевать пустишь?

–  Заходите, не жалко.

Настя с трепетом поднималась по лестнице. Ей казалось, что сейчас не выдержит, упадёт без чувств. Вздрагивала от звука любых шагов: может быть, Олежка? И увидела его, появившегося на другой стороне сеней, - худощавого и высокого для одиннадцатилетнего мальчика, смугловатого, кареглазого. Он смотрел настороженно, спрашивал безмолвно: ты ли это? У неё потоком хлынули слёзы горло задрожало, и произнесённая фраза вышла клочковатая, куцая:

–  Здравствуй, сыночка… Не узнал меня?

Паренёк моргал и не двигался, глядя на красивую чернобровую тётеньку, плачущую навзрыд; наконец до него дошло, и слетевший с его уст вопрос получился тоже коротким:

–  Маменька? Неужто?
– И не выдержал, бросился к ней в объятия. Повторял всё время: - Отчего ты долго не ехала? Я соскучился за тобою - страсть!

–  Не могла, ну никак не могла, любимый, - отвечала женщина.
– Ведь была я за тридевять земель. Хорошо, что теперь примчалась.

–  Хорошо вельми.

Он не отходил от неё и, заглядывая в лицо, умилительно улыбался:

–  Ты такая дивная. Никого нет тебя прекрасней.

–  Да и ты у меня уродился славный. Тятенька-то ездит, навещает тебя?

–  Реже, чем хотелось бы. Чаще присылает подарки. Отчего вы не вместе и живете порознь?

–  Так нельзя же, Олеженька, коли у него супруга-княгиня, Ольга Юрьевна. Быть женатым сразу на двух не позволил Господь.

–  Но ведь я - Осмомыслов сын всамделишный?

–  Ну, само собою.

–  Разве ж можно быть сыном не от жены?

–  Получается, можно.

–  И от этого я не княжич, как брат Володимерко?

–  Да, поэтому.

Лоб гармошкой собрав, что-то вспоминал. А потом спросил:

–  Что такое «бастардус»?

Настя покраснела и попробовала уйти от ответа:

–  Это нехорошее слово, заморское. Лучше его не произносить.

–  Нет, а как истолковать?

–  Да на что тебе? Где ты слышал?

–  Про меня так вельможи бают. Стало быть, не любят?