Золотое руно (сборник)

– Но разве культура не обогащается от перехода произведений в общественное достояние? – спросил я. – Вы ведь не хотели бы, чтобы Шекспир или Диккенс до сих пор были защищены копирайтом?

– Почему нет? Джоан Роулинг до сих пор под копирайтом, как и Стивен Кинг и Маркос Доннели – и при этом они оказали, и продолжают оказывать, огромное влияние на нашу культуру.

– Ну… – сказал я, не слишком убеждённый, – возможно…

– Скажем, один из ваших предков основал пивоваренную компанию, верно?

Я кивнул.

– Мой прадед, Рубен Салливан – Старый Салли, как его называли.

– Вот. И вы получаете от этого финансовые дивиденды по сей день. Не должно ли было государство конфисковать все активы «Sullivan Brewing» или как называется ваша компания, в семидесятую годовщину смерти Старого Салли? Интеллектуальная собственность – это тоже собственность, и к ней надо относиться как ко всему остальному, что человек может построить или создать.

Я сам об этом много раздумывал; сам я всегда пользовался только программами open-source. И всё-таки между постройкой и идеей есть разница, и в буквальном смысле слова осязаемая .

– То есть вы стали мнемосканом, чтобы получать отчисления за «Диномир» неограниченно долго?

– Не только ради этого, – ответила Карен. – Это, в общем-то, даже не главная причина. Просто когда что-то попадает в общественное достояние, кто угодно может делать с этим материалом всё, что захочет. Хотите снять порнофильм с моими персонажами? Написать о моих персонажах плохую книгу? Запросто, если мои произведения в общественном достоянии. И это неправильно; они мои .

– И живя вечно, вы сможете их защитить?

– Именно. Если я не умру, они никогда не попадут в общественное достояние.

Мы продолжали идти; у меня уже получалось гораздо лучше, а с мотором в животе я мог это делать целые дни и недели подряд, по крайней мере, так сказал мне Портер. Время близилось к пяти утра – я не помню, чтобы когда-либо оставался на ногах так поздно. Я как-то и не задумывался о том, что если долго не ложиться спать, то и летом можно увидеть на небе Орион. Ракушка, должно быть, страшно по мне соскучилась, хотя робокухня её кормит, а мой сосед согласился выводить её гулять.

Мы прошли под фонарём, и я с изумлением разглядел, что рука у меня мокрая; она поблёскивала в свете фонаря. Лишь чуть позже я ощутил на руке влагу. Я провел пальцем вдоль предплечья.

– Ну надо же! – воскликнул я. – Роса.

Карен рассмеялась, совершенно не обеспокоенная.

– Точно, роса.

– Вы так легко к этому относитесь, – сказал я ей.

– Я стараюсь ко всему легко относиться, – ответила Карен. – Это всё материал.

– Что?

– Простите. Писательская мантра. «Это всё материал». Всё пойдёт в котёл. Всё, что вы чувствуете или переживаете, становится сырьём для будущих произведений.

– Это, гмм, довольно необычное отношение к жизни.

– Вы говорите как Дарон. В ресторане ему всегда было неловко, когда пара за соседним столиком начинала выяснять отношения. Я же всегда придвигалась поближе и навостряла уши, думая «О, как здорово; это ж чистое золото».

– Пффф, – сказал я. У меня уже лучше получались всякие звуки, которые не являются словами, но тем не менее передают смысл.

– К тому же, – сказала Карен, – с моими новыми ушами – а они очень чувствительны! – я смогу слышать ещё больше. Бедному Дарону это бы совсем не понравилось.

– Кто такой Дарон?

– О, простите. Дарон Бесарян, мой первый муж – и последний, чью фамилию я взяла; моя девичья фамилия Коэн. Дарон был симпатичным армянским мальчиком, мы учились в одном классе. Мы с ним были забавной парой. Спорили, бывало, о том, чей народ пережил худший холокост.

Я не знал, что на это сказать, поэтому сменил тему:

– Может, стоит вернуться внутрь, пока мы совсем не вымокли?

Она кивнула, и мы пошли обратно в гостиную. Дрэйпер – чернокожий адвокат – теперь играл в шахматы с одной из женщин; вторая женщина – та, что выглядела шестнадцатилетней – читала что-то с планшета, а третья, к моему изумлению, прыгала со скакалкой под наблюдением персонального тренера «Иммортекс». Мне это показалось невероятно бессмысленным – искусственные тела не нуждаются в физкультуре. Но потом я понял, что это, должно быть, здорово – вдруг снова стать прыгучим и гибким после долгих лет заточения в дряхлом, умирающем теле.

– Не хотите посмотреть пятичасовые новости? – спросил я Карен.

– Можно.

Мы прошли вдоль по коридору и нашли комнату, в которой я вчера заметил телестену.

– Не возражаете против «Си-би-си» [73] ? – спросил я.

– Нет-нет, я её всё время в Детройте смотрю. Только так можно узнать, что на самом деле происходит в моей стране – да и в остальном мире тоже.

Я приказал телевизору включиться. Он подчинился. В прошлом я смотрел новости на этом канале сотни раз, но сейчас всё выглядело по-другому, ведь теперь моё зрение стало полноцветным. Интересно, откуда в моём мозгу взялись те связи, что позволяют мне распознавать цвета, которых я раньше никогда не видел?

73

Государственное телевидение Канады.

Ведущий новостей – сикх в тюрбане, смена которого, как я знал, продолжалась до девяти утра – говорил на фоне транслируемых на экране позади него новостных сюжетов:

– Несмотря на новые протесты на Парламентском холме вчера днём, практически не остаётся сомнений в том, что Канада ещё до конца месяца легализует множественные браки. Премьер-министр Чен запланировал на сегодняшнее утро пресс-конференцию по…

Карен покачала головой, и я уловил это движение боковым зрением.

– Не одобряете? – спросил я.

– Нет, – ответила она.

– Почему? – спросил я лёгким тоном, стараясь, чтобы в вопросе не прозвучало осуждение.

– Я не знаю, – ответила она вполне дружелюбно.

– Вас не беспокоят однополые браки?

– Нет, – ответила она немного обижено. – Я не настолько стара.

– Простите.

– Да нет, вполне законный вопрос. Мне было около сорока, когда в Канаде легализовали однополые браки. Собственно, я приезжала в Торонто… когда это было? в две тысячи третьем? – на свадьбу моих знакомых-лесбиянок; они приехали из Штатов специально, чтобы пожениться.

– Но США не разрешают однополые браки – я помню, даже приняли поправку к конституции, которая их запретила.

Карен кивнула.

– США много чего не разрешают. Поверьте, многим из нас этот постоянный дрейф вправо совсем не по душе.

– Но вы всё же против множественных браков?

– Да, думаю, против. Но я не уверена, что смогу сформулировать причину. Ну, то есть, я знаю множество одиноких матерей, которые прекрасно справились – включая мою сестру, упокой Господь её душу. Так что моё определение семьи определённо не ограничивается двумя родителями.