Золотое руно (сборник)

– Мистер Салливан, будьте же разумны.

– «Разумны!» Я никогда не собирался становиться сраным астронавтом !

– Вообще-то как раз собирались. И, кроме того, здесь вы моежете делать то, что на Земле вообще невозможно. Вы уже пробовали летать? А ведь здесь можно летать, как птица, если пристегнуть к рукам крылья достаточно большого размера. Мы устраиваем такие занятия наверху, в спортзале. – Он замолчал, словно ожидая, что я что-то скажу в ответ. Я молчал.

– А скалолазание? Вы бы знали, насколько приятнее заниматься этим здесь. Скалолазание при пониженной гравитации – это просто сказка, и стены кратера Хевисайда прекрасно для этого годятся.

По-видимому, Гадес разглядел ответ у меня в глазах, потому что продолжил:

– Ну а секс? Вы уже пробовали секс при пониженной гравитации? Это лучше , чем секс в невесомости. В невесомости обычные толчки отталкивают вас от партнёрши. Но в лунной гравитации каждый способен на все те акробатические трюки, которые показывают в порнофильмах.

Это вызвало, наконец, у меня реакцию. Я практически закричал:

– Нет, у меня не было секса, чёрт вас возьми! С кем мне здесь заниматься сексом?

– У нас здесь лучшие секуальные работники в… в Солнечной системе, мистер Салливан. Яркие, чувственные, спортивные, абсолютно здоровые.

– Я не хочу секса – вернее, мне не нужен только секс. Я хочу любви, хочу кого-то, кто мне небезразличен, и кому небезразличен я.

Его голос был мягок.

– Я смотрел ваше досье, мистер Салливан. У вас на Земле никого не было, так что…

– Это было тогда . Это был мой выбор. Но теперь, когда я здоров…

– Теперь, когда вы здоровы, вы в состоянии отличить женщину, которая на самом деле вас любит, от той, которой нужны лишь ваши деньги?

– Да идите вы…

– Простите; я не должен был этого говорить. Но если серьёзно, мистер Салливан, вы ведь знали, что отказываетесь от романтических отношений, когда переселялись сюда.

– На год или два! Но не на десятилетия.

– И хотя я понимаю ваше нежелание заводить отношения с кем-либо из наших более пожилых гостей, здесь работает множество служащих вашего возраста. И я не думаю, что у образованного человека приятной внешности, такого, как вы, совершенно отсутствуют шансы на романтические отношения. Наша компания не запрещает персоналу вступать в подобные отношения с клиентами.

– Это не то, что мне нужно. У меня есть кое-кто на Земле.

– Ах, – сказал Гадес.

– И мне нужно попробовать сойтись с ней; я должен . Я по-глупому отстранялся от неё, но сейчас ситуация совсем иная.

– Как её зовут? – спросил Гадес.

Меня этот вопрос удивил – настолько удивил, что я на него ответил:

– Ребекка. Ребекка Чонг.

– Мистер Салливан, – проникновенно сказал Гадес, – а вас не посещала мысль о том, что на Земле уже живёт другой вы, который не страдает синдромом Катеринского? Он уже много недель назад мог ощутить ту смену отношения к жизни, которую вы переживаете сейчас. Возможно, они с Ребеккой давно уже вместе… что не оставляет места для вас.

Моё сердце бешено колотилось – ощущение, которого другому мне никогда не испытать.

– Нет, – сказал я. – Нет, это невозможно.

Гадес приподнял бровь, словно спрашивая «Разве?» Но он не стал ничего говорить – первый его по-настоящему добрый поступок по отношению ко мне.

После ланча наступило время для перекрёстного опроса Дешоном Калеба По, профессора философии.

– У вас приятный голос, доктор По, – сказал Дешон, выходя из-за стола истца.

Брови По удивлённо подпрыгнули.

– Спасибо.

– Очень приятный, – продолжал Дешон. – Очень хорошо модулированный. Вам раньше говорили об этом?

По наклонил голову.

– Время от времени.

– О, я уверен в этом. С таким голосом вы, наверное, хорошо поёте?

– Спасибо.

– Вы поёте, доктор По?

– Да.

– И где же вы поёте?

– Возражение, – сказала Лопес, разводя руками. – Отношение к делу.

– Всё выяснится очень скоро, – сказал Дрэйпер, глядя на судью.

Херрингтон на мгноение задумался, потом сказал:

– У меня очень консервативное поняте о том, что такое «скоро», мистер Дрэйпер. Но продолжайте.

– Спасибо, – сказал Дешон. – Доктор По, где вы обычно поёте?

– Ну, когда учился, то пел в ночных клубах, на свадьбах, на корпоративных вечеринках.

– Но вы уже не студент, – сказал Дешон. – Сейчас вы где-нибудь поёте?

– Да.

– Где же?

– В хоре.

– В церковном хоре, верно?

По немного поёрзал на стуле.

– Да.

– Какой деноминации?

– Епископальной.

– То есть вы поёте в хоре в христианской церкви, верно?

– Да.

– В ходе формальной церковной службы каждое воскресенье, правильно?

– Ваша честь, – сказала Лопес. – И снова отношение к делу.

– Я уже прошёл «с», «к» и «о» в слове «скоро», ваша честь, – сказал Дрэйпер. – Позвольте мне дойти до конца.

– Хорошо, – сказал Херрингтон, нетерпеливо постукивая ручкой о стол.

– Вы поёте на церковных службах, – сказал Дешон, снова поворачиваясь к По.

– Да.

– Про вас можно сказать, что вы религиозный человек?

По вскинул голову.

– Да, полагаю можно. Но я не псих.

– Вы верите в Бога?

– Разве без этого можно быть религиозным?

– То есть вы верите в Бога. Верите ли вы в дьявола?

– Я не какой-то трясущий Библией фундаменталист, – сказал По. – Я не литералист. Я верю, что вселенной, по современным воззрениям, 11,9 миллиардов лет. Я верю, что жизнь эволюционировала из простейших форм путём естественного отбора. И я не верю в небылицы.

– Вы не верите в дьявола?

– Нет.

– А в ад?

– Изобретение, имеющее большее отношение к поэту Данте, чем к какой-либо части рационалистического богословия, – ответил По. – Истории об аде и дьяволах были, вероятно, полезны, когда духовенству приходилось иметь дело с неграмотной, необразованной, простодушной паствой. Но мы ни то, ни другое, ни третье; мы способны проследить за моральной аргументацией и сделать разумный моральный выбор, не страшась чудовищ.

– Очень хорошо, – сказал Дешон. – Очень хорошо. То есть вы обходитесь без наиболее глупых атрибутов примитивной религии, верно?