Золотой дождь

Мы обсуждаем мой замысел. Дек уходит, садится в машину и катит в суд. Полчаса спустя звонит и отчитывается о новых клиентах, которых якобы нашел. А заодно интересуется, не нужно ли мне чего-нибудь от него.

Несколько минут мы болтаем о том, о сем, а потом я и говорю:

– Угадай, кто теперь согласен идти на мировую?

– Кто?

– Дот Блейк.

– Дот Блейк? – недоверчиво переспрашивает Дек. Выходит довольно неубедительно, моему напарнику явно недостает актерского мастерства.

– Да, я заскочил к ней поутру, торт привез. Говорит, что у неё нет больше сил судиться. Словом, она уже согласна принять от них отступные.

– Сколько?

– Она хочет получить сто шестьдесят тысяч. Драммонд предлагал сто пятьдесят, и ей кажется, что, подняв ставку ещё на десять кусков, она хоть какую-то победу одержит. Бедняга считает себя искусным дельцом. Я пытался её переубедить, но Дот упряма как ослица, сам знаешь.

– Не уступай ей, Руди. Дельце стоит целого состояния.

– Я и сам это прекрасно знаю. По мнению Киплера, верхнего предела санкций в этом деле не существует, однако с моральной точки зрения я должен связаться с Драммондом и передать, что мы готовы на уступки. Таково желание нашего клиента.

– Не надо, Руди. Сто шестьдесят тысяч это курам на смех. – В голосе Дека звучит столь искреннее негодование, что я с трудом удерживаюсь от смеха. Я слышу, как он нажимает кнопки калькулятора, пытаясь определить свою долю от ста шестидесяти тысяч. – Думаешь, они и правда готовы выложить такую сумму? – спрашивает он наконец.

– Не знаю. У меня создалось впечатление, что сто пятьдесят тысяч это потолок. Но торговаться я не пробовал. Если «Прекрасный дар жизни» готов расстаться с полутораста тысяч, то что для них ещё десять?

– Давай обсудим это ещё разок, когда я приеду, – предлагает Дек.

– Хорошо, – охотно соглашаюсь я. Мы одновременно вешаем трубки, и вот, по прошествии получаса Дек восседает за моим столом напротив меня.

* * *

На следующее утро телефон звонит уже без пяти восемь. Дек в своем кабинете поспешно хватает трубку, потом сломя голову несется ко мне.

– Это Драммонд!

Вывернув карманы, мы с Деком приобрели за сорок долларов портативный магнитофон в ближайшем магазине «Рэдио-шэк». Он подсоединен к моему телефонному аппарату. Остается только надеяться, что запись не скажется на работе подслушивающего устройства. По мнению Мясника, никаких помех возникнуть не должно.

– Алло, – говорю я, стараясь подавить дрожь в голосе.

– Доброе утро, Руди, это Лео Драммонд, – приветливо говорит адвокат. – Как поживаете?

По законам профессиональной этики, мне следует предупредить его о том, что наш разговор записывается. Однако мы с Деком решили, что делать этого не стоит. Мы бы ничего не добились. Да и о какой этике может идти речь, когда имеешь дело с такими нечистоплотными противниками?

– Прекрасно, мистер Драммонд. А вы?

– Все замечательно. Послушайте, я хотел бы обсудить с вами дату допроса доктора Корда. Я уже разговаривал с его секретаршей. Двенадцатое декабря вас устроит? В его кабинете, само собой – в десять утра.

Я надеюсь, что допрос Корда – последний, если, конечно, Драммонд не найдет ещё какую-нибудь личность, имеющую хотя бы отдаленное отношение к нашему делу. И все же странно, что он не посчитал для себя зазорным связаться со мной и обсудить приемлемую для меня дату.

– Меня это вполне устраивает, – говорю я. Дек с выпученными глазами нависает надо мной.

– Очень хорошо. Много времени это не займет. Тем более – за пятьсот долларов в час. Возмутительно, правда?

Ага, похоже, мы уже заодно. Адвокаты против лекарей.

– Чертовски возмутительно, – соглашаюсь я.

– Да, черт знает что. Кстати, Руди, знаете, что предлагают мои клиенты?

– Что?

– Им совершенно не улыбается торчать в Мемфисе целую неделю, пока пройдет этот судебный процесс. Все они – занятые люди, на руководящих постах, им о своих карьерах заботиться надо. Словом, Руди, они хотели бы уладить дело миром, и я уполномочен предложить вам новые условия. Они готовы заплатить, но это вовсе не означает, что они признают свою вину, и вы должны это понимать.

– Угу. – Я подмигиваю Деку.

– Ваш специалист утверждает, что стоимость операции по пересадке костного мозга колеблется от полутора сотен до двухсот тысяч, и мы не собираемся оспаривать эти цифры. Давайте предположим – чисто условно, разумеется, – что расходы по проведению этой операции должны были оплатить мои клиенты. В этом случае общая сумма выплат составила бы порядка ста семидесяти пяти тысяч.

– Да, наверное.

– Именно столько мы и готовы предложить. Сто семьдесят пять тысяч! И все – больше никаких допросов. В течение недели вы получите от меня чек.

– Боюсь, что это маловероятно.

– Послушайте, Руди, этого парня не воскресить и за миллиард долларов. Объясните это вашим клиентам. Мне кажется, эта женщина готова уладить дело. Бывает время, когда адвокат должен вспоминать, что он адвокат, и брать инициативу в свои руки. Эта бедная старушенция даже не представляет, что её может ждать во время суда.

– Я поговорю с ней.

– Позвоните ей прямо сейчас. Я ещё час пробуду здесь, а потом уеду. Позвоните ей – я буду ждать. – Пройдоха, наверное, прослушивает мой телефон прямо со своего аппарата. Вот почему ему так не терпится, чтобы я позвонил Дот прямо сейчас – тогда он подслушает наш разговор, не сходя с места.

– Я сам с вами свяжусь, мистер Драммонд. До свидания.

Я кладу трубку, перематываю ленту на магнитофоне и проигрываю её, сделав звук погромче.

Дек сидит, откинувшись на спинку стула, рот его разинут, заячьи резцы блестят.

– Так это они нас подслушивают! – верещит он, ошалело качая головой, когда запись заканчивается.

Мы тупо пялимся на магнитофон, словно он способен объяснить нам, как это случилось. Несколько минут я сижу парализованный, не в состоянии и рта раскрыть. Даже шевельнуться не могу. Внезапно звонит телефон, но ни один из нас даже не пытается взять трубку. В данную минуту мы панически боимся своего аппарата.

– Наверное, надо бы Киплеру сказать, – сдавленно говорю я наконец. Язык поворачивается с трудом, во рту пересохло.

– Нет, не стоит, – молвит Дек, снимая очки с толстенными линзами и протирая глаза.

– Почему?

– Давай-ка пораскинем мозгами. Нам известно – или нам кажется, что известно, – что Драммонд и/или его клиенты прослушивают нашу телефонную линию. У Драммонда рыльце, несомненно, в пушку – мы его только что разоблачили. Доказать это мы не в состоянии, поскольку поймать его на месте преступления невозможно.