Золотой Конвой. Дилогия

– Как хошь. Мне все одно.
– Мужик ткнул стволом винтовки Гущину в лоб.
– Могу с живого, могу с мертвого.

– Стреляй, быдло!
– Горячечно выплюнул Гущин.
– Не боюсь!

– А сюда? Тоже не боишься?
– С веселой злобой сказал, мужик, и ствол оторвавшись от лба Гущина, медленно сполз, и уперся тому в пах. Стоявшие вокруг лешаки заржали.
– Щас стрельну, и будешь свои муде с сосны доставать. Заделаю тебя в мерины, харя барская.

– Черт с тобой, сволочь!
– Взвизгнул Гущин.
– Подавись!

Прапорщик сел на землю, и начал лихорадочно снимать с себя сапоги с меховой подкладкой.

– Сымай-сымай, - подбадривали лешаки.
– Мы в лапотках походили, теперя ты босичком побегай... В то же время кто-то сзади дернул с шеи Медлявского башлык, но повертев кинул обратно.

– дерьмо фабричное... С красного рядом стянули рукавицы, вытянули их кармана красивый портсигар...

Гущин швырнул сапоги под ноги мужику. Тот повесил винтовку на плечо, поднял сапоги, приложил к стопе своего валенка, пытаясь прикинуть размер.

– Потом замерю, - Мужик запихал сапоги себе за пояс, голенищами вниз.

– Если в размер не пойдут, мне отдашь, - сказал ему другой.

– Свои люди, сменяемся...

– Кожанку у него еще возьми, Евламп, посоветовал третий, глядя на Гущина -смотри-тка, какая кожа!

– Не, - с сожалением - отозвался, кого назвали Евлампом, - Здесь прореха-то в боку какая! А с латкой, ужо никакого фасону. Мы ж не нищеброды.

– Дай ему в рыло поганое, - лениво посоветовал кто-то.

– За что?

– За, то что кожанку нам спортил.

– А правда!
– Возмутился Евламп, и зайдя сзади двинул Гущину прикладом по хребту.
– Скотина! Такую вещь запорол!

Гущин от удара сполз в снег, и завозился там, как рыба на берегу, выгибаясь назад, пытаясь завести руки к месту удара.

Тем временем другие вытолкали лежащего Гиммера из шубы, пинком сбросили на снег. Шубу накинул себе на плечи один из охранников.
– 'Тяпла, но тяжковата...'.

– Скоты...
– с трудом ворочая губами выдохнул Гиммер. К нему подскочил один из лешаков, пригляделся.

– Мужики, а чего он с саблей? Револьверт забрали, а саблю оставили.

– А чего, думаешь он нас саблей замахает?
– Хохотнул кто-то.
– Ему ложки с тюней не поднять.

– Дак сабелька знатная! Вся в цацках! Дай ко!
– Лешак завозился расстегивая на Гиммере ремень, сдергивая портупею.

– Не... тронь...
– Гиммер из последних сил вцепился в свой орденскую шашку.
– Наградное...

– Э, паря! Тебе не о наградах ужо пеститься надо, а кто за упокой попу занесет. Ну че вцепился, как кулак в зерно? Дай говорю!
– Лешак ударил Гиммеру кулаком в лицо. Потом еще.
– Дай!.. Дай сюда, Гнида!..

– Прекрати, гад!
– Медлявский вскочил с колен, рванулся к Гиммеру, но в живот ему тут же воткнули ствол, так что согнуло надвое, а сзади пробили в районе печени, что он упал рядом с Гущиным. Уже со снега видел, как лешак стащил с Гиммера шашку в ножнах. Вытащил наполовину из ножен, посмотрел на эфес, на орденские знаки Георгия и Анны.

Застучали по мерзлой земле копыта, расступилась охрана. К пленным на красивом коне подъехал какой-то человек, в шапке с лисьим хвостом. Легко, несмотря на плотную одежду, соскочил лошади, подошел, и по-хозяйски уперев руки в бока, посмотрел на пленных. Был он бородатый, рябой, усмешливый. На портупее у него висела шашка изумительной красоты, с узорами из камешков бирюзы, на ножнах и рукояти. А справа на боку человека Медлявский опознал большую кобуру одного из маузеров Эфрона.

Человек с лисьим хвостом, весело глянул на лешака отнявшего у Гиммера шашку.

– Хорошая сабля, говоришь?

– Возьми, батька!
– Тут же протянул шашку лешак.

– Да, нет, Парфён. Моя-то получше будет. Оставь себе.
– Великодушно разрешил лисий хвост.

– Спасибо, батька!
– Истово поклонился лешак Парфён.

Лисий хвост тем временем повернулся к пленным.

– Кто ваш старшой?

Медлявский медленно приподнялся в снегу, показал на Гиммера.

– Вот. Умирает наш старший.

– Это с ним я через ограду переголкивался?
– Спросил лисий хвост. И хоть Медлявский никогда такого слова не слышал, по смыслу понял.

– Нет. Ты со мной говорил. Что же твои скоты, раненных бьют?

– А не надо за барахлишко цепляться. Ты, вязень. Что твоим было - нашим стало. Мы хозяева. Верно, робята?

Вокруг плеснули смешками.

– Точно!..

– Верно, батька!...

– Я тебе офицерик, по-хорошему предлагал.
– Продолжил ронять увесистые слова лисий хвост. Ты сам выбрал. Что ж вы, офицерье, - все такие жадные? Пашка!
– Лисий Хвост обернулся к одному из подъехавших с ним, - дай-ка игрушку!

Тот, кого обозвали Пашкой, подтянутый, туго запоясанный ремнем молодой парень, вытащил от седла, и бросил лисьему хвосту какой-то предмет, который тот поймал на лету. Медлявский узнал винтовку прапорщика Краузе. Телескопический прицел был разбит, трубка его покорежена, стекла выпали. Приклад рассажен в щепу.

– Узнаешь ружьишко?
– Спросил лисий хвост.

– Узнаю...

– Дружка твоего. Меткий был. Но тоже, жадный. Как мои мужички к нему подобрались, так хватил ружьецо о камень. А знаешь, что мои мужчки потом с ним сделали?

– Догадываюсь, - процедил Медлявский.

– Правильно, догадываешься.
– Спокойно глядя в глаза, подтвердил лисий хвост.
– Может еще можно ружьишко-то починить. Отвезу в город... А знаешь почему ты еще жив? Почему мои ребятки тебя из-под бревен вытащили?

– Ну и почему?

– А я приказал. Чтоб при случае, - офицеров живьем. Вдруг с золотишком какие непонятки будут. Чтоб было у кого спросить. Только, выходит, теперь вы мне без надобности. Нашли мои мужички ваш туннель. И бомбу вашу нашли. Знаешь почему не взорвалась?

– Почему?

– Вы затравку к двум гарантам насыпали. А они тухлые. Обе. Была б хоть одна с них живая, -ушел бы клад. Но за нас Бог.

Медлявский подумал о Эфроне. Значит тот все сделал правильно. Не его вина. Поганые гранаты военного времени.

– Так что, мои мужички уже первый ящик наверх таранят. Чичас, любоваться на золотишко будем. Хочешь поглядеть, напоследок?

Медлявский промолчал. Лисий хвост усмехнулся.

– Людей-то своих, не слишком много за золото положил?
– Вместо этого спросил Медлявский, стараясь хоть как-то уязвить самодовольного атамана.
– Или тебе на них плевать?