Золотой Конвой. Дилогия

– Ну, и чего теперь делать?
– Спросил Павел.

– А ты не очень-то расстроен, - поглядев на Павла заметил я.

– Так, живы остались. Могли вообще убить.
– Дернув головой в сторону ворот, где скрылись наши пленители, сказал он.

С этим спорить было трудно. Я потер щетину.

– Пойдемте, соберем вещи в рюкзаки. Потом надо достать из ямы оружие. Без него в лесу худо.

Мы переглянулись, и поплелись к разбросанным рюкзакам.

***

Гиканье банды затихло вдали.

Краском и Медлявский остались стоять в опустевшей крепости. Медлявский озирался вокруг. Все казалось каким-то нереальным. Он приготовился умереть, - а не случилось.

– Эвон сколько жизни внезапно на руки привалило, - вторя его мыслям сказал краском.
– Не знаешь сразу, куда и тратить...

– Так тебя как зовут-то?
– Спросил Медлявский у краскома.

– Харитон я.
– Представился Красокм.
– Харитон Екимов.

– А я Андрей, - Представился Медлявский.

– Ну, со знакомством, Андрей.
– Кивнул краском.
– Я так понимаю, у нас перемирие?

– Похоже так.

– Ну и добро.
– Краском поглядел на свои покрасневшие руки.
– Надо рукавицы найти. А ты своего друга подними, - он показал на тупо сидящего в снегу Гущина.
– А то поморозится. И подыщите ему сапоги подходящего размера. Только быстро, а то покойники как промерзнут, уже через стопу голенище не протянешь...

Краском пошел осматривать тела, наклонился над ближайшим мертвым лешаком. Стянул с него рукавицы, завозился с пряжкой ремня с кобурой. Медлявский подошел к Гущину, - тронул его за плечо.

– Гущин, вставай.
– Надо найти тебе обувь.

– Сейчас...
– пробормотал Гущин.
– Сейчас...

Медлявский подошел к Гиммеру. Тот лежал ничком, глядя в небо пустыми глазами.

– Что он?
– Спросил поднимаясь со снега Гущин.

– Готов.

– И черт с ним, со скотом, - Выплюнул Гущин.
– Повезло, что сдох. Сам бы добил.

– Ищи, сапоги, - Напомнил Медлявский.

Гущин рассеяно кивнул, и неловко заковылял по снегу в портянках, к телам на снегу. Медлявский тоже отправился мародерствовать. Карабинов нигде не было. Их ценили, и победители все увезли. А длинные винтовки остались. Медлявский подобрал винтовку, отстегнул у солдата патронташ. Добрал у лешего туда патронов. Долго старался не возиться, под верхнюю одежду к трупам не лез. Фронтовой опыт подсказывал, что на остывающих телах вши, блохи, и прочие паразиты, только и ждут спасения на новом хозяине... Что-то чернело точкой в снегу, у обрушенной угловой башенки. Медлявский подошел, копнул снег - это был его наган, который он отдал в бою краскому. Вернулся к хозяину. А кольт пропал... Медлявский сунул наган в кобуру на пояс, стянул ставшую ненужной кобуру от кольта, бросил в снег. Патроны к нагану отыскал на одном из лешаков.

Гущин тем временем, матерясь, стягивал с одного из тел валенки. Валенок слезал с натугой, и Гущин упирался в лежащее тело ногой, чтоб то не тащилось по снегу. Медлявский вздохнул. Не так он себе представлял войну в детстве. Совсем не так... У одного из мертвых лешаков за плечами была котомка. Большинство шли брать крепость налегке, а этот не снял, - видно имел там что-то ценное. Надо понимать, и оставшиеся в живых товарищи подумали так, потому что котомка на плечах мертвеца теперь зияла открытым растянутым верхом. Но там, внутри, Медлявский нашел звернутый в тряпицу перемол сухарей с салом, застывший на морозе единой глыбкой. Это было хорошо. Потому что всю еду победители увели с собой. Медлявский закинул котомку себе на плечо.

Подошел Гущин, уже в валенках, с винтовкой наперевес.

– Кажется я все-таки подморозил ногу, - пожаловался он.

– Надо растереть.

– Да уж растер... Проклятый мороз. Нашли еду?

– Да, некоторое количество.

– Хорошо.
– Обрадовался Гущин.
– А то если зверя не встретим, сдохнем с голоду раньше, чем дойдем обратно. Надо выбираться из этого ада... Щас, погодите, я только шлепну красного, и пойдем.

Гущин неловкими пальцами провернул предохранитель на винтовке, и вложил приклад в плечо, метя в спину возившегося над мертвым телом крскома.

Медлявский положил руку сверху на ложе винтовки, и увел его вниз.

– Нет. Так нельзя, прапорщик.

– Что?
– Гущин непонимающе поглядел на Медлявского больными глазами.

– Я с ним договорился. У нас с ним, некоторым образом, перемирие.

– У вас может.
– Скинул его руку с ложи Гущин.
– А я так слова не давал. Просто отойдите, и останетесь со своей чистой совестью.

– Нет, - Медлявский качнул головой.
– Я дрался вместе с ним, Гущин. И я дал слово.

– Да к черту ваше слово!
– Рявкнул Гущин.
– Это мразь нас несколько дней по лесу гоняла. Может это он наших друзей убил! Да уберите руки!

Гущин извернулся, и сильным тычком ствола в грудь отбросил Медлявского в снег. Тот падая успел коротко порадоваться, что винтовка Гущина до этого принадлежала лешаку, и не имела штыка, иначе Гущин проткнул бы его насквозь. Грудь в месте дара взорвалась болью. Сам же Гущин снова вскинул ствол на краскома, и... уперся взглядом в дуло его револьвера. Тот услышал крики.

– Опусти ружьецо, - сказал краском.
– Плохое время для таких игр.

– Ты сам брось револьвер!
– Рявкнул Гущин.

– Еще чего, - усмехнулся краском.

– Значит, оба сдохнем, - раздувая ноздри выдохнул Гущин.

Сухо щелкнул взводимый курок. Гущин скосил глаза. Медлявский сидел в снегу, направляя на него свой наган.

– Бросьте винтовку, прапорщик, - приказал Медлявский.
– Честное слово, вы сошли с ума.

– Это вы сошли с ума!
– Завопил Гущин.
– Это вы сошли! Вы целите в меня из-за... Из-за красной гниды! Да что же, весь мир тронулся? Или я уже впадаю в деменцию?.. Очнитесь, Медлявский!

– Бросьте винтовку, Гущин, - Повторил Медлявский.
– Честное слово, я устал... Не заставляйте меня стрелять. Здесь никому нет нужды стрелять. И так достаточно... постреляли.

Гущин разжал руки, винтовка глухо упала в снег. Глядя попеременно на краскома и Медлявского, Гущин начал медленно отступать к воротам.

– Вы сошли с ума, штабс-капитан.
– Он ткнул дрожащим пальцем в Медлявского.
– Не думайте, что я промолчу. Молитесь, чтоб я не выбрался из леса. Вас за это будет судить трибунал. Нас и так предали... А вы меня предали. Да будьте прокляты.
– Он развернулся, и выбежав через ворота, скрылся из виду за стеной.

Медлявский глядя вслед, осторожно спустил курок.

– Замерзнет в лесу, дурак.
– Заметил краском Екимов.

– Даст бог, одумается, - устало вытер лоб Медлявский.

– Угу.
– Буркнул краском.

– Поможешь мне?
– Спросил Медлявский.

– В чем?

– Хочу своих людей схоронить.

– Невозможно, - Мотнул головой краском.
– Земля мерзлая. Только костром греть. Мы тут с голоду сдохнем, раньше, чем хоть одну яму выкопаем.

– Не надо копать.
– Объяснил Медлявский, и показал на провал со сгнившим, провалившимся настилом, в центре двора. Вот яма. Сложим туда.