Золотой ребенок Тосканы

— Вот и прекрасно, — удовлетворенно кивнула она, закончив. — Не спеши, получай удовольствие. Пусть все твои заботы уйдут с этой водой.

Пока ванна наполнялась, я почистила зубы. Ни за что не буду пользоваться водой из этого ужасного колодца, разве только для смыва в туалете! Я опустилась в теплую воду и, откинувшись назад, уставилась на высокий потолок, пытаясь расслабиться. Заметив, что в окно ванной тоже вставлена решетка, я испытала облегчение: хотя бы ненадолго я была в безопасности.

Вымывшись, я с облегчением обнаружила, что Паола и Анджелина работают в саду, собирая спелые бобы. Они были рядом на случай, если мне что-то понадобится. И заметят, если кто-то придет по тропе из города. Я оделась, сунула свой словарь в сумку и вышла, чтобы узнать, не нужна ли хозяйкам моя помощь.

— Пожалуй, остальное соберем вечером, когда станет попрохладнее, — заявила в ответ Паола. — А сейчас лучше сходим в участок, а то эти грубияны нас хватятся. Надо разделаться с этим поскорее.

Я зашла вслед за ними в дом. Паола сняла фартук, надела шляпу, и мы отправились в городок. Подойдя к площади, мы услышали гул голосов — там собрался народ. Когда нас заметили, мы оказались словно в осаде. Речь большинства была слишком быстрой для понимания, к тому же говорили на местном тосканском диалекте, но я улавливала смысл даже со своими скудными познаниями. Правда ли, что Джанни был убит? И его нашли в колодце Паолы, а она ничего не слышала? Криков о помощи не было? Кто мог сделать такое?

Последний вопрос заставил многих переглянуться.

— Джанни есть Джанни, — сказала одна женщина, наклоняясь поближе к Паоле, как будто не хотела, чтобы ее слова были услышаны за пределами нашей маленькой группки. — Он вполне мог нарваться на неприятности. Мой муж предупреждал этого остолопа, когда явился какой-то человек и искал его. Помнишь, я тебе говорила?

Люди вокруг закивали.

— Тогда у него и граппа на продажу появилась. А откуда она взялась? Явно же не отсюда.

Я заметила облегчение на их лицах. «Не отсюда». Его смерть не имела никакого отношения к кому-либо в Сан-Сальваторе.

— Мы должны пойти к карабинерам и дать показания, — сказала Паола.

— Удачи, — пожелал один из мужчин, державшийся рядом с нашим кругом. — Чтобы вы вошли в эту каталажку и вышли оттуда.

Окружающие засмеялись, но я заметила, что они опасливо косятся на желтое здание.

— Не пугай английскую синьорину, — проговорил кто-то. — Она не поверит, что ты шутишь.

— Скажите ей, что с ней все будет в порядке, если она оставит хорошую взятку, — посоветовал другой мужчина.

— Не болтай такое. — Женщина в черном повернулась и пихнула его. — Разве ты не должен присматривать за своим магазином, вместо того чтобы совать нос не в свое дело?

Мужчина ушел. Паола взяла меня под руку и повела к открытой двери здания карабинеров.

— Не обращай на него внимания. У него тоже рыльце в пуху, — усмехнулась она. — Такой же негодяй, как Джанни. Продавал нелегальную граппу в своем магазине. И божится, что понятия не имел, что она паленая.

Мы поднялись по трем ступенькам и вошли в холодное темное прокуренное помещение. Комната, в которой мы очутились, освещалась только через маленькое высокое оконце с решеткой. Я чувствовала себя так, будто уже оказалась в тюремной камере. Нервно взглянув на Паолу, я заметила, что она, похоже, совсем не волновалась.

— Итак, мы пришли, чтобы дать показания. Давайте быстрее покончим с этим. Завтра у меня много работы, рыночный день, — заявила она.

Один из офицеров, которого мы видели сегодня утром, сидел за столом.

— А, вы явились наконец. Прекрасно! Просто говорите правду, и все будет хорошо, — сказал он.

— Конечно, мы скажем правду потому, что больше нам нечего сказать, — не смолчала Паола. — Я не виновата, что какой-то мужлан решил расстаться с жизнью на территории моей собственности. Так, где бумага? Где ручка? Нам некогда!

Ей выдали лист бумаги, и офицер указал на стул, куда Паола могла сесть. Когда он протянул лист бумаги мне, я покачала головой:

— Я не могу писать по-итальянски и говорю тоже плохо.

Я подумала, что в этот момент было бы лучше, если бы они воспринимали меня как иностранку, которая ничего не понимает и потому не может иметь никакого отношения к тому, что происходило в Сан-Сальваторе.

— Хорошо. — Офицер взял ручку и посмотрел на меня, приготовившись записывать. — Как давно вы прибыли в Сан-Сальваторе?

— Я приехала только вчера. И никогда не бывала здесь раньше. И в Италии я тоже в первый раз. Я никого не знаю в городе. Мне сказали, что синьора Россини может сдать мне комнату. Вот почему я оказалась там.

— А почему вы приехали в Сан-Сальваторе? — спросил он, хмуро глядя на меня. — У нас нет здесь ни древней архитектуры, ни знаменитой церкви. Мы не Сиена или Флоренция.

Я пыталась наскоро придумать причину приезда, которая не затрагивала бы моего отца или войну, — невинную причину. Может, представиться студенткой, изучающей сельское хозяйство и пишущей работу об оливковых деревьях? Но потом я поняла, что рано или поздно кто-то скажет им, что я задавала вопросы о Софии Бартоли и моем отце. Лучше сразу сказать правду. Мне нечего скрывать, кроме письма, спрятанного в словаре.

— Мой отец был летчиком, он англичанин, — сказала я, и эти слова дались мне с легкостью, ведь я повторяла их уже несколько раз. — Его самолет был сбит недалеко от этой деревни. Недавно отец умер, и мне своими глазами захотелось посмотреть на это памятное для него место.

— Понимаю. — Услышанное, казалось, удовлетворило его. — Вернемся к убитому. Вы его знали?

— Я приехала сюда только вчера. — Я пожала плечами. — Кажется, он находился среди мужчин, которых я расспрашивала об отце и которые были так добры ко мне. Они угостили меня бокалом вина здесь, на площади. Потом я вернулась к ужину в дом синьоры Россини, плотно поела. За день я очень устала и рано уснула. Этим утром я хотела умыться, но воды не было. Тогда я попросила синьору выяснить, в чем дело, она помогла мне поднять крышку колодца, и мы увидели тело. Это все, что я знаю.

— Очень хорошо, синьорина, — кивнул он.

Я заметила, что выражение его лица несколько смягчилось. Я не была подозреваемой.

— Могу ли я уехать, если захочу?

Он покачал головой:

— Мы обязаны были сообщить об этом случае детективам в Лукке. Они отправят сюда инспектора, и он наверняка захочет, чтобы вы лично подтвердили сказанное вами. Это простая формальность, но, пока он не приедет, вы обязаны оставаться здесь.

— А когда он сможет приехать? — спросила я. — Мне нужно возвращаться в Англию.