Золотые земли. Сокол и Ворон

– Молодец, – прошептали бледные губы. – Держись. Ежи несёт свечу. Скоро всё закончится. Меня научили, как тебя расколдовать, слышишь? Милош, ты слышишь?

Будто и не Дара говорила с ним, а её сестра. Не могла ведьма звучать столь нежно, заботливо.

Но Милош смотрел ей в глаза, и боль, что пронзала тело, затихала. Нельзя было сказать, сколько времени прошло, морок окутал всё вокруг, и Милош едва различил в густом, словно кисель, облаке знакомый голос Ежи:

– Несу!

Дара посмотрела через плечо Милошу и увидела, как в сумраке мерцал одинокий огонёк. Ежи бежал к ним, прикрывая ладонью пламя свечи, а за ним следом торопились две женщины.

– Давай быстрее, – сердито прикрикнула Дара и вновь заглянула в лицо Милошу. – Оборачивайся сейчас, слышишь? Не знаю какого лешего ты ходишь человеком, но мне нужно, чтобы ты был соколом. Милош?

Он навалился на неё, не в силах устоять на ногах. На шее выступил холодный пот. Вовремя подскочил Ежи, отдал свечу одной из женщин и подхватил Милоша под руки. Заиграли тени вокруг, запрыгали отблески света, и только тогда Дара рассмотрела лицо Милоша. Щёки впали, обостряя высокие скулы, под глазами залегли тени.

И будь на месте её другая девушка, то ужаснулась бы своему деянию, устыдилась, но Дара только скривилась и скользнула пальцами по подбородку.

– Обращайся, слышишь, – прошипела она.

Милош лишь замотал головой да забормотал что-то невнятное.

А справа запищал знакомый голос:

– Дара, он же совсем ослаб, он не может сам обращаться.

– Веся?

Как ни стремилась она к сестре всё это время, только теперь не нашла и короткого мгновения, чтобы обнять её. Веся держала свечу двумя руками, а по веснушчатому личику бродили серые тени. Дара и не сразу заметила, что правую щёку прочертил страшный шрам.

– Что это? – она схватила сестру за подбородок, разворачивая к себе.

– Перестань, не время теперь, – Веся оттолкнула её руку. – Помоги Милошу, он очень страдает.

Дара сердито фыркнула.

– Хорошо! Держи свечу, смотри, чтоб не погасла, – решительно велела она. – Ежи! Раздевай Милоша, он должен обратиться в сокола. И не дай ему… Стой!

Милош вырвался из хватки и попытался пойти вперёд, случайно задел ногой черту, что провела на земле Дара. Ежи повис на друге, удерживая на месте, и ему поспешила помочь черноволосая женщина, стоявшая всё время в стороне.

– Быстрее! – поторопила их Дара, поспешно стягивая тулуп с Милоша.

Он стоял, безучастно опустив голову, и будто вовсе не слышал, что происходило вокруг. А Дара всё повторяла ему:

– Обращайся, слышишь?! Обращайся в сокола.

Милош медленно разлепил веки.

– Не могу… сам. Без пера.

– Чтоб Навь тебя поглотила, – сквозь зубы процедила Дара и вцепилась ему в шею руками, притянула к себе, впилась губами и больно, со всей силы укусила. Милош попытался оттолкнуть её, Ежи с Весей удивлённо ахнули, а у Дары, как назло, всё не выходило прокусить кожу до крови, и она терзала с яростью его губы.

Милош толкнул её в грудь.

– Бешеная! – воскликнул он, вытирая в отвращении рот.

Дара ощерилась словно волчонок.

– Недоумок!

Он вновь попытался уйти, но черноволосая женщина, пришедшая с Ежи, схватила с земли нож и подскочила к оборотню.

– Дай руку, – потребовала она и прежде чем ослабший Милош смог ослушаться, ловко порезала ему палец.

– Свечу! – прикрикнула женщина и отбросила нож в сторону.

Веся дрожащими руками поднесла её.

– Зачем это, Чернава? – пролепетала она.

– Не спорь, дай, кому говорю, – гаркнула женщина.

И в зашипевшее пламя капнула кровь чародея. Голос Чернавы был хриплым, глухим:

– Заклинаю чистым пламенем да горячею кровью, обернись зверем, высвободи его на волю.

Огонь вспыхнул ярче. Слова обрели силу.

Тело Милоша пробрала судорога. Спина выгнулась, шея вытянулась, и бездонными зелёными очами он уставился на Чернаву. Все вокруг замерли, не смея вздохнуть, а Милош засипел и упал на землю.

– Снимите с него одежду, – ровным голосом велела Чернава, и Ежи с Дарой кинулись к Милошу, помогая стянуть с него оставшиеся рубаху, брюки да сапоги.

– Ой, – пискнула Веся, отворачиваясь.

Милош вдруг вцепился Даре в руку, прижал её ладонь к земле. Девушка сжала зубы. Она увидела ясно, как под кожей оборотня ломались кости, как укорачивались худые руки, как сквозь кожу на груди пробивался пух и заострялся вздёрнутый нос, обращаясь в острый соколиный клюв.

Ежи отшатнулся, когда захрустели рёбра чародея, а спина выгнулась, принимая птичью форму. Но Дара упрямо сидела рядом, готовая ухватить сокола в любой момент, чтобы не позволить ему улететь прочь.

Иным было обращение той летней ночью, когда их свёл предрассветный туман. На этот раз все силы, всю жизнь выпивало оно из Милоша, ибо совершенно было против его воли и против чародейских законов.

Дара желала отвернуться, но смотрела во все глаза. Смотрела и запоминала, что она натворила.

И стоило соколу принять птичий облик, она ухватила его, прижала крылья к туловищу и обвязала лапу нитью, сплетённой по указанию Дедушки.

– Держи, – велела она Ежи.

Паренёк поспешил ухватить сокола, а тот вырывался, будто петух, которого несли к кипящему котлу.

Дара забрала свечу у Чернавы и вырвала из крыла сокола два пера. Одно сохранила, а другое положила на черту на земле так, что в одном конце лежала прядь её волос, а в противоположном перо сокола. Свечу она поставила ровно посередине и поочерёдно поднесла к пламени сначала прядь, за ним перо и сожгла их. Заворчал огонёк, принимая жертву. Дара нагнулась и плюнула прямо в пламя, но то не потухло, а только ярче загорелось, и она протянула ладонь к огню, прикусила губу, когда опалило кожу.

Дара забрала дрожащего сокола, пронесла над чертой и кинула на землю. Птица замахала крыльями, но не взлетела. Упала. Перья облаком взмыли в воздух. И снова ломающиеся кости, снова кожа, тело, стон.

Милош лежал на земле, упираясь руками. Он тяжело дышал, выгнув позвоночник. Он стал человеком.

* * *

Он прислушивался к своему телу и всё не мог поверить, что не жгла больше кровь, не тянуло сердце прочь. Вольно ему сделалось, спокойно. И даже холод, казалось, не беспокоил, несмотря на наготу.

– Милош? – позвали его тихо.

Он оглянулся через плечо на взволнованного Ежи.

– Дай одежду, – собственный голос показался чужим.

– Ага…

Милош натянул рубаху и штаны, не вставая с земли, и только тогда заметил нить, мотавшуюся на щиколотке. Он притянул ногу ближе, нахмурился и вдруг с удивлением признал собственную серьгу, висевшую на нити.