Золотые земли. Сокол и Ворон
Шрифт:
Горяй опустил свечу.
– Можешь смыть мазь, – произнёс он. – Я пошёл спать.
Дверь за ним захлопнулась. Дара осталась одна. Медленно, точно во сне она поднялась и вернулась в мыльню, облилась снова водой и взялась за мыло и мочалку. Она двигалась точно во сне и почти не понимала, что делала. Избавиться от вонючей мази оказалось так же сложно, как и стерпеть мысли о собственной слабости.
Голос князя прозвучал слишком холодно, слишком равнодушно:
– Женись на своей Добраве, я возражать не буду. Даже благословлю вас, но
Вячко окаменел, а отец продолжил:
– Спроси, может, Ярополк примет тебя к себе в дружину. В Снежном всегда нужны хорошие воины.
Зубы заскрипели, задёргались брови. Под кожей заходили желваки.
– Да ты издеваешься, старик?!
Кубок отлетел в сторону, вода разлилась по столу. Вячко подскочил, сжав кулаки. Кровь ударила в голову, оглушила ярость.
– Тебе нравится потешаться надо мной? Обращаться со мной как с мальчишкой?!
Он был готов ударить.
Князь Мстислав даже бровью не повёл.
– А ты спрашиваешь, почему я тебя на княжение до сих пор не посадил? Как ты будешь править, мальчик, если до сих пор не понял, что должно князю, а что нет?
– А ты понял? Ты же спал с моей матерью, ты сделал её полюбовницей. Раз ты такой мудрый, так отчего не жил со своей женой? Может, потому, что Фиофано тебе до тошноты противна?
Отец рявкнул, точно бойцовский пёс:
– Закрой рот.
Замерев, Вячко уставился ему прямо в глаза. С вызовом, с непокорностью. Но Мстислава это не впечатлило.
– Я женился на том, на ком требовалось для блага государства. Я воспитал своих детей так, как требовалось для государства. И да, допустил ошибку, когда оставил твою мать в столице. И ты должен на той ошибке научиться, если не хочешь, чтобы Добраву не отравили однажды или не зарезали прямо в твоей постели. Или думаешь, бояре стерпят оскорбление, если безродная девка станет над ними госпожой? Если боярам придётся кланяться в ножки простолюдинке?
В голове загудело, точно от выпитого вина. Вячко нахмурился, попытался вылезти из-за стола и споткнулся о лавку.
– Ей никогда не стать княгиней, Вячко. Наша бабка была лесной ведьмой, её боялись и почитали. Ей слова никто поперёк сказать не смел, но второй, такой как Злата, нет и не будет. Эта Дарина ей и в подмётки не годится…
Что-то было в его словах, что заставило насторожиться, прислушаться.
– Почему это?
– Потому что нет у неё чародейского дара, а если и есть, как говорит Горяй, то его невозможно пробудить. И если она окажется бесполезной, дела наши ещё хуже, чем я думал.
– Может, ей нужно время?
– Или толчок.
Великий князь отломал кусочек хлеба, закусывая мясо.
– Кабан слишком жирный, да? – спросил он как ни в чём не бывало.
– Какой толчок?
Устало отец вздохнул, поднял руку и медленно опустил, повелевая присесть. Вячко не пошевелился.
– Сядь, не побежишь же ты к ней на выручку?
– Какой толчок, отец?
Во взгляде Мстислава не было ни удовлетворения, ни спокойствия. Только теперь Вячко разглядел за усталостью волнение и даже тревогу.
– Какой толчок?
О чём ты говоришь?– Ты только пойми, девчонка нужна нам живой, только если от неё есть толк. Никто не хочет её убивать. Но если не получится по-хорошему, придётся действовать жёстче.
Мысли растворились под потоками воды и мыльной пены. Дара не хотела возвращаться, не хотела ложиться в свою постель в княжеском дворце. Не хотела встречаться на следующий день с Горяем и князьями. Разрешат ли ей теперь уйти?
Дару вдруг пробрал озноб, и она поспешила вернуться в парилку, подбросила поленьев в огонь и села обратно на лавку, наслаждаясь теплом. Стоило привести мысли в порядок, прежде чем ложиться спать. Нужно было придумать, как добраться до Рдзении и найти там Весю.
Что стоило знать одинокой девушке в пути? Как она защитит себя, раз ведьмовская сила её покинула? У Дары был скренорский нож, подаренный Ярополком, но она не умела им пользоваться.
Впереди предстояло ещё немало трудностей, но они уже не пугали. Дара представила, как она встретится с сестрой, как они вернутся домой и снова всё станет по-прежнему.
Дверь в мыльню скрипнула. Кто-то вошёл. Дара встрепенулась, подхватила полотенце с лавки, обернулась, пряча наготу.
– Кто там?
Что-то тяжёлое протащили по полу. Дверь в парную вздрогнула, и Дара вскочила с места, схватилась за ручку, потянула на себя.
– Кто там?
Но никто не попытался войти. Наоборот, шаги удалились. Снова стало тихо. Дара прижалась ухом к двери, прислушалась. Ни звука. Анчутки перебрались на верхние полати, с любопытством крутя головами. Их огромные круглые глаза не мигали, смотрели прямо на Дару.
– Брысь!
Духи разлетелись в стороны, спрятались в щелях между досками.
Осторожно Дара толкнула дверь. Она не поддалась. Толкнула сильнее, бесполезно. Ударила кулаками, упёрлась, снова ничего.
Её заперли.
Бесполезно было толкать дверь, ту подпёрли с другой стороны чем-то тяжёлым, и силы Дары оказалось недостаточно, чтобы её открыть. Она попробовала раз, другой, заколотила кулаками, отбила руки, ноги, но так и не справилась.
В парилке было душно. Печка топила горячо, весь воздух выел жар. Ярко горел огонь, он не скоро затух бы сам по себе, а ни воды, ни песка не осталось. Как скоро Даре станет плохо? Она была молодой, здоровой и могла долго продержаться. Но сколько? Придёт ли кто-нибудь за ней или до самого утра она останется здесь?
– Откройте! – Дара ударила кулаком по двери. – Откройте!
Это было сделано нарочно. По злому умыслу. Кто бы ни запер Дару, он не желал ей добра и опасался столкнуться лицом к лицу. Он наблюдал тайком, дождался, чтобы ушёл Горяй и она осталась одна.
Жарко было, как внутри печи, но по позвоночнику пробежал холодок. Сколько Дара продержится? Сколько вытерпит?
Ещё несколько раз она ударила в отчаянии по двери, села на лавку, пытаясь собраться с мыслями. Она справится, она крепкая телом, молодая. Что ей растопленная баня? Что духота? Нужно было только дождаться утра, когда придут слуги вымыть баню для господ.