Золотые земли. Совиная башня

– Колдун! Мамочка, колдун! – завизжала рядом незнакомая девчонка, метнулась прочь.

Но гомон уже поднялся на улице.

– Колдун!

– Вставай, – старческая рука схватила Милоша за плечо. – Леший тебя побери, вставай.

Воздух выбило из лёгких. Сердце колотилось бешено.

На улице Королевских Мастеров нарастал вой:

– Колдун! Охотники! Позовите Охотников!

Милошу показалось, что края раны совсем разошлись и внутренности вот-вот вывалятся из него на землю. Его вздёрнули наверх. Лишь чародейская сила могла позволить Стжежимиру подобное. Лицо старика посерело, он словно мертвец глядел на Милоша, и только знакомые глаза грозно сверкали.

– Беги, мальчишка, – велел он.

– Я без тебя…

Он не договорил. Стжежимир толкнул его в сторону. Нож пролетел мимо. Раздался крик, и позади упал на землю мальчишка. В плечо ему вошёл до самой рукоятки короткий нож. Гармахис потянулся за следующим ножом.

Милош попытался собрать силы для заклятия, пусть и самого слабого. Внутри эхом отозвалась пустота.

– Стоять! – рявкнули в стороне.

Из переулка у дома Пшемыслава Толстяка выскочили двое Охотников. Милош и Стжежимир замерли, но первым Охотники заметили Гармахиса. В руке южанина вновь был меч, в глазах горело золото – всем видом своим он напоминал чародея.

Охотники напали без замедления. Скрестились мечи, мужчины закружили в пляске.

– Беги, – растолкал застывшего Милоша Стжежимир. – Беги, дурак, пока не поздно.

– Но ты…

– Или вдвоём погибнем? Я тебя ради этого растил?

Как легко было послушаться учителя, подчиниться его воле, пойти на поводу у собственного страха.

– Нет, – процедил Милош.

Сила имеет источник. За каждое заклятие – своя плата.

Милош огляделся. Люди разбежались, лишь раненый мальчишка не смог уйти, он спотыкался на каждом шагу, шатался, как пьяный. Нож лежал на земле, из открытой раны лилась кровь.

Охотники и Гармахис сошлись в бою. Кто бы ни выжил, Милошу и Стжежимиру с ними не справиться.

Рука потянулась вперёд раньше, чем Милош успел подумать. Мальчишка охнул и рухнул на землю. Стжежимир промолчал, и Милош смелее потянул силу. Его и раненого мальчишку соединила нить, она крепла с каждым мгновением, становилась всё ярче и толще. Милош набирался сил, а мальчишка не мог больше подняться, смотрел в оцепенении на Милоша и, кажется, никак не мог понять, что происходило.

– Хватит, – Стжежимир опустил руку Милоша. – Больше нельзя.

Можно. Ещё немного. Лишь каплю.

Золото заструилось по жилам, тело наполнилось жизнью.

– Хватит, – учитель вырвал нить.

Мальчишка закрыл глаза.

Милош будто вынырнул из проруби. Резко вернулись звуки, оглушило звонкое пение клинков. Он обернулся.

Один из Охотников был разрублен пополам. Рука его лежала в стороне, голова откатилась к каменной морде у дома Пшемыслава.

Милош наблюдал за Гармахисом, за тем, как ловко и стремительно он орудовал мечом. Охотнику не побороть его. Гармахис не колдун, но в нём жило нечто чудовищное и тёмное, оно желало погубить Милоша.

И раз к Милошу вернулась сила… кем бы ни был Гармахис, нельзя было оставлять его в живых.

Он потянулся рукой вперёд, силой коснулся левой ноги южанина, обернул её крепкой петлёй. И когда Гармахису удалось зарубить второго Охотника, Милош переломил южанину ногу. Гармахис завыл и рухнул назад, упал спиной на каменную морду, опустился в лужу, не выпуская из рук меч.

Милош и Гармахис встретились глазами. Внутри южанина плескалась пустота, внутри него была смерть и тьма и не осталось ничего человеческого, но лицо его исказилось от боли и страдания. Всё-таки его можно было убить, как обычного человека.

Но насладиться его мучениями Милош не успел. К дому Пшемыслава Толстяка спешили городские стражники.

– Уходим, – Стжежимир потянул Милоша в сторону.

Они поспешили прочь и скрылись за поворотом, пока стражники отвлеклись на тела Охотников и Гармахиса с мечом в руке.

– Подожди, – Милош выглянул из-за угла. Он должен был увидеть, как Гармахис погибнет, чтобы знать наверняка…

Один из стражников выбил оружие из рук Гармахиса, проткнул мечом плечо и с издёвкой засмеялся, когда южанин застонал. Красная кровь полилась на каменного идола, потекла по закрытым векам и щекам, коснулась кривых губ.

– То-то, черномордый, будешь знать, на кого с мечом идёшь.

– Свяжи-ка его лучше, – опасливо произнёс второй стражник. – Он уделал двух Охотников.

– Он ранен.

Гармахис зарычал от отчаяния. Кровь, коснувшаяся каменного идола, заискрилась. От дыма глаза у Милоша заслезились, он прищурился.

Неужели почудилось?

Но нет. Это и вправду происходило. Камень жадно пил кровь, пил без остатка, и кровь стремительно испарялась. Точно путник в пустыне, нашедший колодец, идол пил и пил, и когда, наконец, насытился, ото сна пробудились чары, почуяв вкус родных песков.

Стражники схватили Гармахиса за подмышки, подняли и только тогда увидели, что идол смотрел жёлтыми горящими глазами прямо на них.

– Это что за хрень ещё такая?!

Кожа стражников покраснела, вены вздулись. Они не успели даже вскрикнуть. С хлопком кости, кровь и плоть разлетелись по улице.

Глаза идола пылали колдовским огнём, искали, кого ещё наказать за нарушенный покой.

Город умирал.

Толпа унесла Ежи прочь от Веси и Горицы. Он видел, как Стрела и Небаба потащили женщин в закоулок, свернув с главной улицы. Он видел, рвался к ним, но никак не мог совладать с людским потоком. Его сбили с ног. Ежи упал, и тут же по нему прошлись с десяток ног. Из последних сил он рванул в сторону и выполз к чужому крыльцу.

Сердце билось в груди, словно птица в силках. Ежи не мог разобрать ничего перед собой, и только гул от людского крика стоял в ушах.

От дыма слезились глаза. Над городом поднимались чёрные клубы. Алым окрасилось хмарное небо. Рождённый в Забытом переулке пожар стремительно нёсся по улицам Совина, перепрыгивал с крыши на крышу.

Нужно было бежать из столицы. Нужно было найти Весю и мать. Нужно было подняться.

Ежи не смог заставить себя пошевелиться, силы оставили его.

– Спасайся, щенок, – Его подхватили за шиворот, будто он и вправду был кутёнком, поставили на ноги.

Ежи пошатнулся, опёрся рукой о стену, пытаясь устоять.

Чья-то рука грубо схватила его за подбородок, повернула голову в сторону. Ежи захлопал ресницами. Перед глазами повисла серая пелена, и он не мог ничего различить. Его мутило.