Золушка по имени Грейс
Шрифт:
Постепенно впереди стали вырисовываться смутные видения, что-то шевелилось там, туман становился реже, похоже на лианы или толстые ветки. На шею моего коня шлёпнулась толстая змея и слепо зашарила, пытаясь нащупать мою руку…
Я не завизжала только потому, что перехватило дыхание, но сзади кто-то из женщин пронзительно закричал.
— Женщин в центр! — никогда не думала, что Грей может так рявкать…
Чип схватил змею и впился в неё зубами…
Первым этими живыми плетями с коня сбило магистра Слая… Ржали кони, моя кобылка пыталась встать на дыбы… Мужчины теснили нас в центр круга, который они объезжали с саблями и мечами в руках, тускло поблескивала сталь, раздавались вялые шлепки, куски ветвей, отсеченные,
С конца отсеченных плетей брызгал темно-розовый густой сок, больше похожий на слизь…
Удар ветки напоминал удар плети, боль была дикая, но все почему-то молчали, даже та, что кричала в самом начале. Так и не поняла, кто именно…
Те лианы, что дотягивались до центра круга я хватал одной рукой и отсекала. Нож был отлично заточен, но из-за брызг сока руки скользили, не всегда удавалось достаточно крепко натянуть эту змею…
Наша группа медленно продвигалась, а ветви все хлестали и хлестали, пытались обвить шею, душили… Я успевала оглядываться — Слая кто-то поднял и бросил поперек коня, он явно был без сознания. Его жена, Рица, бытовик, как и я, пыталась прикрыть его своим телом, подставляя руку под удары. Во второй она держала нож. У многих текла кровь, плети рвали кожу. Всё было похоже на дурной сон, но наше движение было хоть и медленным — но вперед. Никто не поворачивал.
А потом как-будто лопнула гигантская плёнка, и мы "вывалились" из адского коридора на поляну. Самую обычную солнечную поляну. Под деревьями местами лежал нерастаявший снег, прошлогодние слежавшиеся листья плотно устилали землю, в некоторых местах пробивались робкие первоцветы. А за спиной у нас застыли самые обычные деревья, похожие на старые дубы, со сплетенными ветвями. Абсолютно неподвижные. Никаких плетей, никакого движения, неподалеку тенькала какая-то птичка и только мы продолжали двигаться вперед, оглядываясь и ожидая нападения. Женщины в центре, все с ножами в руках, мужчины по краям, с саблями и мечами. На всех были рубцы и кровавые потеки на лицах и руках, одежда у многих пострадала, но всё это было не так важно. Мы были внутри и были живы. Прямо за этими старыми сросшимися дубами стояла совершенно целая белёсая стена барьера.
Первый привал мы сделали через час. Раньше Грей запретил. Болело всё тело, кровоточили и зудели вспухшие удары, у коней местами тоже были раны, животные беспокоились, чья то кобылка жалобно ржала, но оставаться у стены никто не хотел.
У ручья Грей скомандовал остановиться и первый слез с коня. Осмотрелся, прошелся влево-вправо метров на двадцать, но это был самый обычный лес, никто на нас не нападал. Выбрав двух самых здоровых мужчин он отправил их в разные стороны, приказав сделать круг и осмотреться. Со стонами и скрипом мы начали слезать с коней. Магистр Слай пришел в себя, у него на шее был здоровый рубец, похоже, растение пыталось его задушить. Всем нужно было отмыться и обработать и перевязать раны. Некоторые женщины плакали. Сума вообще рыдала и проклинала всё на свете, а главное, свою дурость. Биг растерянно пытался гладить ее по спине. Всё же это нападение было очень неожиданным.
Развели костер, вскипятили несколько котелков воды и, в первую очередь, занялись ранами.
Разведчики ничего не обнаружили — обычный лес, обычные деревья. Есть живность.
Ночевать решили тут же. Нужно было обработать раны коней, зашить и сполоснуть от крови и сока одежду, проверить птицу в мешках, решить, в каком направлении пойдем утром. Несколько птиц погибли, так что никакими кашами сегодня не заморачивались. Вскипятили воды, мужчины ощипали птиц. И гусей и убитых кур порубили на крупные куски и приготовили на костре. Кровавые тряпки и бинты отстирывали руками в ручье, машинки были в карманах, и, помня о том, что у нас не хватит магии спрятать их назад, карманы мы откроем только на месте. Прошло всего несколько часов, как
мы прошли барьер, но все чувствовали себя больными и измученными. Мы молчали, думали каждый о своём, возможно, кто то даже жалел уже, что рискнул…Натянули полог, выложили спальники, двое мужчин курсировали в радиусе ста метров, меняясь каждый час.
На голых ветвях сушились бинты и плохо отстиранные в холодной воде тряпки. Женщины, кто мог, штопали свою и чужую одежду. Леди Рица баюкала распухшую забинтованную правую руку.
Темнело, и хворосту подкидывали в костёр все больше. Сумрак давил и пугал. Настроение было очень подавленное… С дежурства вернулся Грей, съел свою порцию гусятины и кусок хлеба, поблагодарил меня за горячий чай, хотя вечер нельзя было назвать холодным — так, легкая прохлада… Подсел поближе к костру и попросил у хмурого магистра Тэля:
— Лорд, вы не могли бы одолжить мне вашу галию?
Магистр скептически вскинул бровь и спросил:
— Вы и правда думаете, что сейчас удачное время?
Но муж молчал и магистр пошел к сваленным в кучу рюкзакам и мешкам с птицей. Немного порывшись он принес что то вроде большой легкой коробки. Бережно расстегнул кожаные ремни и поднял крышку. Инструмент был похож на гитару, разве что корпус не такой изгибистый.
Глен немного поперебирал струны, подтянул пару, а потом запел…
Что-то в его голосе и манере петь напомнило мне Высоцкого, даже легкая хрипотца от усталости не портили песню
По тонкому льду, потом
По топкому дну, ведом
Безумною жаждой жить
Затравленный зверь бежит.
Он в бег не готов — совсем.
Его семь потов — не семь,
А сорок по сорок раз
Изъеденных солью глаз,
И сорок на сорок язв,
Багрящих его окрас,
Разбитых копыт и слёз
На выдохе, сквозь мороз
По тонкому льду, потом
По топкому дну, ведом
Отчаянной жаждой жить,
Израненный зверь бежит.
Сказать, что ослаб — так нет,
Летел, как стрела в просвет
Подлеска, рекою вброд,
Замёрзшим гнильем болот.
Да были б сейчас рога!
Встречал бы в рога врага.
Но выкрал их ночью снег.
Осталось одно — побег,
По тонкому льду, потом
По топкому дну, ведом
Отчаяньем, жаждой жить,
Без устали зверь бежит.