Зона бессмертного режима

Действительно, в небе грохнуло, бабахнуло, казалось, содрогнулась земля, и сверху, из-за полога дождя, величаво опустился планетоид. Мягко он встретился с землей, плавно раздвинул двери шлюза, и Энки увидал родителя, все такого же могучего, широкоплечего, уверенного в себе, в скромном полевом наряде обергенерала Гвардии. Черный, как это и положено для зимней формы, капюшон украшали красные рога.

«Ну, хорош. У папахена просто страсть к дешевым эффектам». Энки хмыкнул, рассмеялся про себя, но тут же веселиться перестал, увидел брата своего Энлиля. В щегольском, сразу чувствуется сделанном на заказ, высотном костюме. Его рыжую, бритую по последней моде башку украшал вызывающий ярко-желтый платок. Естественно, повязанный с шиком, по-уркагански, с двумя неслабыми продолговатыми узлами, имитирующими рога. Естественно, не такие эффектные, как у родителя на генеральской форме, но тем не менее тоже весьма внушительные, весьма, весьма, весьма…

«Ну, сучий выкидыш, ему-то здесь чего надо?» Энки засопел, набычился, с хрустом сжал пальцы в кулаки и вдруг расстроился окончательно, ужасно загрустил и конкретно впал в жестокий пессимизм – сына своего родного узрел, Гибила. Мрачного, как туча, с бланшем под глазом, длиннее своих родичей на целую голову. Патлатую, ушастую, отчаянную и непутевую. Ну и ну, здорово же начинается неделя!

– Папа, папа, дорогой! – оценила обстановку Нинти и, бросившись вперед, попыталась взять родителя за рога, однако тщетно.

– Здравствуй, дочь, – сдержанно кивнул Ан, зверем посмотрел на Энки и, чудесным образом повеселев, обратил внимание на подчиненных: – Мочегон, Шамаш, Тот, кореша!

Так что Нинти попала прямо в руки своего братца, а затем ее обнял и облобызал с энтузиазмом племянник.

– Привет, тетя. А я бы вам впендюрил.

– Слюни подбери, – отстранилась Нинти, сплюнула, вытерла ладонью рот и резко повернулась к Энки и Энлилю, собиравшимися с ходу выяснять отношения. – Вы что, сдурели, мудаки? Папахен смотрит.

– Не гони волну, батор [194] , мы его чуть позже сделаем, – это подошел Гибил, дьявольски ощерился, деловито харкнул Энлилю на костюм. – Понял ты, пидор гнойный? Сегодня же мы тебя парной тягой, на четырех костях, в два смычка…

– Рот закрой, щегол. Ушатаю, раздербаню, на ноль помножу, с говном смешаю. Яйца откручу, в жопу засуну. Рога обломаю, – веско обещал Энлиль, яростно сопел и жуть как блестел страшными глазами. – И тебе, и папаше твоему. Оба пидорасы.

194

Отец (анун. феня).

Энки отвечал, Гибил кивал, Нинти следила, чтобы не дошло до драки. В общем, все семейство было в сборе.

– Эй, хорош там вошкаться, давайте-ка за мной, – быстро свел на нет родственную гармонию Ан и вместе с Тотом, Мочегоном и Шамашем направил свои стопы в гравикар. – Давайте, давайте, время не ждет.

Ладно, заняли транссредство, погрузились в виброкресла, поехали с пристрастием осматривать владения. Вначале космопорт Сиппар, вотчину Шамаша, затем промзону Бад-Табира, центр металлургии, и, наконец, комплекс Шуруппак, альма-матер тринопли, ханумака и икры карпа Ре. До шахты в Арали, расположенной черт знает где, на юго-востоке, снисходить не стали, пожалели время – дает она руду на гора, снабжает драгметаллами и кобальтом, да и ладно. Как-нибудь потом, в другой раз, тем паче посмотреть и так было на что – планетоиды летали, руда обогащалась, тринопля давала почки, ханумак – сок, а карп Ре – икру. Все было в порядке, в ажуре, в наиполнейшей гармонии.

– Ну все, хорош, давайте-ка на базу, – скомандовал в конце концов Ан. Ему хотелось есть, пить, двигаться и делать организационные выводы.

– Как скажете, отец, – отозвался Энки, с почтением кивнул, и гравикар стремительно направился на базу в Эриду – там в конференц-зале командного блока с утра еще готовился праздничный обед. Недаром же сказано в старинной поговорке – кто вкусно поел, тот сердцем подобрел.

Ладно, долетели, как на крыльях, вошли в командный блок, неспешно, без суеты расселись за столом. А молодые вышколенные ануннаки уже старались вовсю – тащили жареное, пареное, печеное, вареное, хмельное и дурманящее. Энки выжидающе отмалчивался, Нинти милейше улыбалась, Тот, на правах хозяина, потчевал.

– Вот, дорогой учитель, не побрезгуйте, местная океаническая рыба, заливная, масса фосфора. А вот суфле из водоплавающих пернатых, среднекалорийное, жутко пикантное, очень хорошо для головного мозга. А вот молодой карп Ре, фаршированный по-хербейски – с тмином, шафраном, иссопом и латуком, крайне полезен для эрекции и потенции. А вот, дорогой учитель, пиво, сваренное мною в вашу честь из здешнего ячменя, – светлое, лагерное, умеренной густоты. Конечно, не старый добрый «Гнойникен», но очень и очень ничего. Весьма способствует желчеотделению. Ну, ваше, дорогой учитель, здоровье. Пей до дна, пей до дна, пей до дна… А к нам приехал, к нам приехал…

Наконец попили, поели, бросили в курительницу тринопли, да не просто тринопли, а смешанной для усугубления ее свойств, как это выяснил экспериментально Тот, с пестиками тростника гизи, и Ан сурово глянул на Гибила:

– Иди, мальчик, погуляй.

– Ты, дед, чего? – возмутился тот. – Я тебе что, троюродный? А компот?

– Иди, мальчик, иди, пока молодой и красивый, – добро улыбнулся Ан, молча проводил внука взглядом и, выдержав короткую паузу, жестко посмотрел на Энки. – Значит, так. Мы тут посовещались и решили, что ты, блин, обосрался жидко и обильно. А потому сдашь все дела Энлилю и отправишься заниматься шахтой. Лично искупать, кровью, в поте лица. Не поднимешь выработку в два раза – сам пойдешь в забой киркой махать. И сынка своего забирай, приучай к полезной трудовой деятельности, а то растет весь в тебя, хулиган и обалдуй. Теперь с тобой, – глянул Ан на тихо радующегося Энлиля. – Запомни, парень, хоть ты и старший, но ни к Шамашу, ни к Мочегону в душу не лезь, они и без твоих ценных указаний дело свое знают. О глубокоуважаемом Тоте я и не говорю, он остается здесь моим личным представителем и подчиняется – зарубите все себе это на членах! – исключительно мне. Ну, вроде так, в таком разрезе. Гм. Кстати, о разрезах… – Он гневно зарычал, насупился, мрачно посмотрел на Нинти, но тут же справился с собой, остыл, с презрением махнул рукой: – Ладно, после поговорим. – Ан выругался матом, резко отвернулся и, чтоб нарушить тишину, дружески мигнул Мочегону: – Тебя как звать-то в натуре, кент? К унтер-генеральскому званию твоя кликуха совсем не катит. Как тебя писать-то в приказе?

– Как звать-то? В натуре? – Мочегон внезапно поперхнулся дымом, закашлялся, ругнулся, почесал башку, и на его глазах железного законника блеснула скупо мутная слеза. – Маманя вроде Эннуги звала. Ну да, точно, Эннуги. Пока ее сволочь сутик пикой под ребро…

– Ну вот и ладно, так и запишем, Эннуги, – с бодрой улыбочкой похвалил его Ан, а Энки тем временем вышел из ступора и голосом, полным страдания, возвестил:

– Отец! Отец! Зачем же вы меня в рудник? На периферию? К черту на рога? А как же Эриду? Болота? Реки? Каналы? Дом Побережных Вод как? Куда мне от зарослей гизи, где плещется в глубинах карп Ре?

В его тираде было столько экспрессии, что Ан задумался, великодушно кивнул:

– Ну ладно, хрен с тобой. Хочешь жопу мочить – мочи. Будешь ею же отвечать за водные ресурсы. Ну, что там еще?

– Отец! Отец! Добродетельнейший родитель! – все никак не унимался Энки, видимо, был нужен мощный стресс, чтобы открылся его дар красноречия. – Взываю к вашей мудрости и рассудительности, к долготерпению и объективности взываю. Не посылайте внука вашего на гной, в шахту, в недра, в землю Арали. Там болезнь наводят Голубые камни, там жизнь всецело напоминает смерть, там мольбы и стоны, и удары палок доносятся из темных подземелий. Пусть сидит себе на бережку, на травке, слушает, что шепчет птичкам молодой гизи, как играет, плещется среди его стеблей, как уходит в глубину карп Ре. Ведь он, отец мой, такой хороший мальчик. У него…

В это время послышались шум, гам, крик, ругань, возмущенный глас, затем взревели двигатели гравикара, мгновение спустя раздался звук удара, командный модуль ощутимо вздрогнул – и наступила гробовая тишина. Все сделалось спокойным и на диво умиротворенным, только журчало пиво, сваренное в честь Ана. Изливаясь Ану на колени…

– Схожу проверю. – Мочегон поднялся, однако не пошел – метнулся молнией, словно бы наскипидаренный. С тем чтобы скоро вернуться, да не в одиночку, а квартетом – в обществе пары помятых охранников, под руки тащивших скучного Гибила. Мальчик, оказывается, хотел мирно прокатиться на гравикаре, но вначале не поладил с водителем, а затем уже и с водительским штурвалом. Не сумел разъехаться с мачтой субрадара. Теллуриевой, массивной, из двутавра и уголка. Вследствие чего Нинти лишилась своего транспортного средства, шеф трясины Энбилулу – всех передних зубов, а командный модуль базы – орбитальной связи, потому как мачта, припечатав крышу оного, разнесла к едрене фене все приемные антенны. Пострадал и сам Гибил – качественно расквасил нос, мощно подбил второй глаз и крепко приложился головой. Впрочем, в плане головки можно было уже, видимо, не беспокоиться.