Зона Посещения. Избиение младенцев

– Терплю…

Четверть часа назад мы вынырнули под местным порталом, и пока ничего плохого с нами не случилось. Никаких тревожных признаков, если не считать состояние Горгоны. Задерживаться здесь мы не собирались: дойти до тайника и вернуться, вот и все планы. Кстати, было нас только трое, Лопата со Скарабеем остались в «Душевой». Лопата – в засаде, прикрывать наш тыл. Горгона его уговорила и успокоила, мол, она сумеет за себя постоять. Да и «клоун» в мотоциклетном шлеме доказал им обоим, что, когда он смеется, другим не смешно. Ну а Скарабей нам совершенно был не нужен, здесь он только обуза. Зато дома, если Глубокая Глотка с товарищами все-таки припрутся по нашу душу, мальчик их заранее учует, а Лопата – встретит.

Местный портал оказался ретро-автомобилем аж советского производства. Я таких диковинок, само собой, никогда не видел. Эйнштейн сказал, что это «Москвич», была раньше такая марка. Кузов – фургончик забавной формы, которую Эйнштейн назвал «каблуком». Так вот, этот «каблук» висел в воздухе безо всякой опоры – ярдах в полутора над землей. С виду – безобидная аномалия, на деле – выход из хармонтской Зоны. Рабочая область портала расположена как раз под висящим автомобилем; там мы по очереди и появились. В обычных условиях проход работает только в одну сторону, из Хармонта в Чернобыль, но если у тебя есть ключ, дело меняется. У нас с Эйнштейном было «мыло», добытое в Сити, у Горгоны – ее «Джек-попрыгунчик», украденный у папы. Чтобы вернуться, нужно залезть под автомобиль, имея при себе ключ, то есть «мыло» или «попрыгунчик», и должно сработать. Надеюсь, к моменту возвращения в этом механизме ничего не сломается.

И стало наконец ясно, что за машину изобразил папа на своей карте. Вот этот самый «каблук»! От него Эйнштейн и начал отсчет, когда повел нас к схрону.

Моросил дождь. Обычный дождь, не кислотный, не щелочной, не ядовитый и даже не радиоактивный. Просто вода. Бывает в Зоне и такое. Чернобыль находится на той же широте, что и Хармонт (разница – в один градус), так что погоды нас встретили похожие, учитывая, что сейчас лето. Зимой, поздней осенью и ранней весной здесь наверняка холоднее, чем в Хармонте, который не так уж далек от океана.

Время поджимало, Эйнштейн был прав. У них тут подступал вечер, было без пяти минут темно, а там и ночь караулит за углом. Но главное – «мясорубка» в душевой часа через два снова зарядится. Короче, следовало поторапливаться.

Северо-восток чернобыльской Зоны – абсолютная глухомань. Медвежий угол, как называют русские такие места. Когда-то на этих землях располагалась то ли военная, то ли еще какая база – из старых, ранешних времен. Советская то есть. На ее территории и находился подвешенный непонятно на чем «каблук», из-под которого мы выползли. Рядом с порталом был хоздвор, на котором сохранились в целости кирпичные боксы для грузовых машин. Хорошо раньше строили, на века. Но это все нас не интересовало, Эйнштейн сразу повел маленькую группу прочь с территории базы, к бетонной стене со сторожевыми вышками по углам. Стена под два с половиной ярда, а поверху – ржавая в хлам «колючка». Перелезать через нее – целая история; мы, само собой, и не полезли. Я думал, выбираться будем через какой-нибудь КПП, однако – нет. Вышли к пролому, образовавшемуся, похоже, в результате нехилого взрыва, пролезли сквозь него, так и покинули пределы базы.

Лес подступал к самой стене, разросся за столько лет. Когда-то здесь, конечно, была рукотворная опушка, чтобы часовые на вышках могли контролировать прилегающее пространство. Пройдет еще немного времени, и база тоже будет поглощена, никуда не денется. Как и у нас, лес был широколиственным, никакой хвои. Мы шли, приминая сныть и раздвигая папоротники… куда? Только Эйнштейн знал, только он мог прочитать карту моего отца.

Ловушки нас щадили. Да и, по чести говоря, местные аномалии сильно недотягивали до хармонтских по части убойности и подлости, они легко распознавались и далеко не во всех случаях приводили к гибели. У нас, понятно, все не так. Чернобыльская Зона славилась своими тварями. Во всяком случае, нормальный медведь в этом «медвежьем углу» быстренько бы спекся, не выдержал бы конкуренции ни с кем.

– Между прочим, зря ноешь насчет ментального давления, – сказал я Горгоне. – Ты-то из тех, кто его и генерирует, то есть из хозяев. Ты здесь сильная.

– Пэн не шутит, – подтвердил Эйнштейн. – В этой Зоне, как нигде, вся фауна делится на хозяев и на скот. Кто в какой группе, определяется пси-способностями. Они у тебя на высшем уровне, так что радуйся и пользуйся.

– Может, тебе остаться? – предложил я ей. – Реализовалась бы по максимуму. Была бы королевой.

– Тьфу, дебил. – На секунду она стала прежней. Помолчала и спросила: – А сталкеры здесь кто, хозяева или стадо?

– Ни то, ни другое, – ответил Эйнштейн. – Сталкеры – либо волки, либо шакалы. Хотя многие в конце концов переходят в разряд стада и лишь единицы – в хозяев… Коллеги, мы на месте.

Пришли…

Уперлись в здоровенный валун высотой в полтора человеческих роста, глубоко вросший в землю и невесть как оказавшийся среди вязов, лип и кленов. По моим прикидкам, мы отдалились от стены не более чем на четверть мили, что было хорошо, недалеко возвращаться. А камень, судя по всему, послужил тем ориентиром, на который среагировал Эйнштейн.

Бок валуна украшала выцветшая, выгоревшая надпись, сделанная краской из баллончика. Нет, наверное, не краской, а эмалью, иначе не дотянула бы до нашего визита в такой сохранности… «Ништяк для всех, на шару, и пусть никто не обломается». По-русски, разумеется. Воистину мысли и слова у дураков сходятся, даже у разделенных границами, океанами и языками.

Стала понятна странная пометка на папиной карте – «Ништяк для всех». Кружочком, надо полагать, был обозначен вот этот самый валун. Картинка окончательно сложилась.

А Эйнштейн уже отмерял метры и углы, уже обнажал пехотную лопатку, готовясь копать, а потом азартно копал, раз за разом попадая полотном лопаты во что-то железное, и через пять минут схрон был явлен миру. Продолговатая крышка, освобожденная от земли, оказалась закрыта на замок, и у меня упало сердце, но Эйнштейн, хитро улыбнувшись, достал ключ. Обычный ключ, из стали.

– Мы с твоим папой разделили буквально все, чтобы ни у одного из нас не было ни шанса воспользоваться кладом в одиночку.

Там был зарыт настоящий стальной комод, длинный и плоский, очень удобный именно чтоб его зарывали в землю. Настоящий сейф – с вертикальной подачей. В этих штуках НКВД хранил секретные документы, сказал Эйнштейн с такой гордостью, будто он лично и хранил. Как же Макс его сюда припер (он удивлялся) – вез на тележке, протащив через Периметр, или надыбал где-то здесь, в Зоне? Комод был покрашен и снаружи, и внутри, так что ржа его за прошедшие годы не тронула. Сколько, кстати, лет прошло? На это Эйнштейн не ответил, заведя старую песню: мол, все разговоры о прошлом веди только с отчимом. Ну и ладно, без клоунов разберусь. Вернуться бы только…

Сокровища состояли из двух предметов. Во-первых, карта, за нее Эйнштейн схватился прежде всего, не выдержал, не спросил у меня разрешения… ладно, я простил его, все понимаю. Эта карта была очень похожа на ту, которую я взял в «кладовке». Ничего удивительного, обе изготовлены папой. Снова – запакованный кусок белой ткани с начерченными тушью значками, цифрами, указателями, и снова – не для моих мозгов. Хотя если подумать…

– Здесь нарисована тропа к «Душевой-2»? – спросил я. – Указано, где находится эта аномалия?