Зов ааори

Зов туманит разум: он не даёт воспринимать мир таким, каким ты его привык видеть. В голове у тебя рисуется совершенно иной мир, где возможны самые невероятные вещи. К примеру, девушка Ша-арми – Цветик – была уверена, что нужно идти вперёд, чтобы вернуться домой. Она совершенно не могла понять, почему обязательно нужно двигаться на север, чтобы попасть в Форт, потому что в том мире, что соткался в её мыслях – дом, напротив, был на юге. Кирри вообще три раза порывался идти в разведку, потому что был уверен, что мы всё ещё воюем с восставшими, которых немало осталось в Мобане даже после окончательной победы.

Это и в самом деле напоминало безумие. Зов проникал в самую суть человека, медленно пропитывал его тело, разум и душу. И в какой-то момент ты вдруг начинал видеть мир совсем иным… На восьмой день я проснулся в палатке – однако был уверен, что нахожусь у себя дома. Я не увидел Пятнашку, спящую рядом. Перед моими глазами стояла пустая постель. Я точно «знал», что Пятнашка отправилась в казарму, которая теперь располагалась за городом. Нужно было пройти за ней всего пару переходов на юг от стен.

Когда меня поймали, я уже почти покинул лагерь – и вырваться из безумного бреда, застившего глаза, удалось только после увесистой оплеухи. Но я был не единственным, кого в тот день одолел Зов. Пара новичков ещё ночью покинули нас: их палатки были пусты, а вещи – не тронуты. Они ушли в лес и так и не вернулись. После этого мы выставили не одиноких дозорных, а целые отряды охраны. Охранники тоже большую часть времени лежали, но хотя бы следили, чтобы никто не пытался уйти. В том числе, и они сами.

На девятый день в лагере умолкли разговоры и перестали звучать весёлые истории эров – а все силы уходили на то, чтобы не провалиться в странные видения или не придумать себе очередную причину отправиться в дальний путь. На десятый день эра Зана стала призывать бойцов, чтобы усмирить воображаемый бунт – и всё бы хорошо, но многие откликнулись на призыв и взялись за оружие. Остановить это сумела Эл-оли, сотворив какое-то плетение, которое развеяло наваждение. Но после этого эра впала в долгий и странный сон, проспав без пробуждения почти сутки.

И всё-таки мы держались. Мы не шли на юг, хотя весь мир, казалось, затягивал нас туда. Даже ветер поменял направление и дул теперь с севера. Искры мудрости текли на юг – и туда же шли твари, которые сумели удержаться от Зова в первые дни. А наш лагерь продолжал стоять, и бойцы пока держались, поочерёдно приводя друг друга в чувство и успокаивая. Хотя и давалось это уже с большим трудом.

Всё чаще на краю сознания я улавливал невнятный шёпот. Шёпот мудрости, который мне уже давно не доводилось слышать. Иногда меня охватывало бешенство – и приходилось, стиснув зубы, успокаиваться, чтобы не наброситься на бойцов. Изменение, отступившее, когда я перестал ходить в Дикие Земли, возвращалось снова… И теперь мне приходилось сдерживать ещё и его.

Зов, голод и изменение – не лучшие спутники. Я начал терять связь со временем и миром. Я впадал в полузабытье, которое могло длиться до нескольких часов. Я потерял счёт дням и не замечал времени суток. В обычной ситуации моё состояние рано или поздно вызвало бы тревогу, но сейчас всем было тяжело – и на мои личные мучения никто не обращал внимания.

Весь мир вокруг сжался для меня в тугой комок из собственных переживаний, потолка палатки и страдающей рядом Пятнашки. Каждый раз я смотрел на неё, вспоминая свои первые дни после Порки в этом мире. Как она поддерживала меня тогда… И сейчас я преодолевал безумие, только увидев её лицо – худое, усталое, с синяками под глазами, но такое родное и светлое.

А Отлив всё не заканчивался и не заканчивался… В какой-то момент безумие отступило, и я смог выбраться из палатки на свежий воздух. Стояла ночь. В разрыве ветвей светили яркие южные звёзды: такие огромные, что, казалось, протяни руку – и дотянешься. Костёр в лагере почти потух – никто не подкладывал туда ветки, никто не ворошил угли… Лагерь спал, и даже те, кто должен был дежурить – дремали на посту. И я не мог их в этом обвинить. Меня самого тянуло в сон, хотя я уже успел проспать несколько часов.

Но сейчас хотелось насладиться уже почти забытым ощущением власти над собственным телом и разумом. Я стоял, задрав голову, и любовался ночным небом. Не было Зова, не было изменения, не было видений… «Отлив закончился», – понял вдруг я, улыбнулся и пошёл спокойно досыпать.

За спиной осталось пятнадцать лет долгой и кропотливой работы, поиска союзников и покровителей… Это тогда, в пустыне, на охране урановых рудников, казалось, что достаточно просто принять решение – и всё сложится. Но мир – штука сложная, и ни одно серьёзное дело не получится выполнить в одиночку. Оглядываясь назад, Саша всё чаще понимал, что взвалил на плечи бремя настолько тяжёлое, что знай он об этом заранее – простил бы Ромкиных убийц, пусть ему и пришлось бы всю жизнь договариваться с совестью.

Но принятое решение толкнуло его вперёд, на опасный путь. И в конце пути он уже не ждал спокойной старости и мирной смерти в окружении родных. Сейчас было самое время вспоминать… До штурма лаборатории оставались считанные минуты. А потом… А потом в его руках окажется такой аргумент, равного которому никто из его предшественников не получал. Аргумент, перед которым склонятся все сильные мира сего. Аргумент, не знающий разницы между богачами и бедняками…

Однако и без него Саша и Лёха немалого добились за свою жизнь. Поиск убийц Ромы занял пять лет. Очень осторожно, не привлекая лишнего внимания, они искали информацию про спеца, который устроил ракетный удар. Лёха служил в полиции, а Саша пошёл работать в другую корпоративную структуру. Их так никто и не обвинил в невыполнении приказа, их даже не собирались увольнять – они сами ушли, когда закончился контракт.

Собирая по крупицам информацию, друзья нашли Виктора Петровича Панина – человека, посвятившего свою жизнь служению родине и корпорациям. Большую часть времени он проводил в разъездах – и лишь иногда возвращался домой, чтобы навестить жену и сына, который учился в ВУЗе. Это Виктор Петрович тогда следил за их операцией, и именно он принял решение ударить ракетами, погубив Рому. И сейчас он продолжал спокойно жить и работать, хотя руки у него были по локоть в крови.

Лёха и Саша долго не могли решить, как к нему подобраться. Виктор Петрович был на хорошем счету у федерального правительства – за его убийство следаки будут землю носом рыть, распахав всю Россию. И это друзья понимали. Но к тому времени они уже наши хорошего поставщика оружия, хакеров и отставных бойцов, обиженных на систему – и была немалая надежда, что их так и не поймают.

Сейчас Саша понимал, насколько наивными были те мечты – убить Виктора Петровича и вернуться к нормальной жизни. Тогда он ещё не знал, что они с Лёхой были к тому моменту под колпаком – и не брали их только потому, что пока было не за что. Но им повезло… Когда стало понятно, что просто подловить Панина во время визита домой будет практически невозможно – они спровоцировали этот визит. В машине его сына в один день отказало автоматическое управление, и электрокар на полном ходу влетел в стену дома на Т-образном перекрестке. Спасти парня медики не смогли. А узнать, где будут проходить похороны – было гораздо легче, чем узнать, когда Панин вернётся домой.