Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
— Куда пропала твоя улыбка? — спросил он.
— Чему улыбаться в этом мире? — ответила Себле и отвернулась.
— Многому! — Он взял ее за подбородок, легким движением повернул к себе.
Она сомкнула веки, не желая или боясь смотреть на него:
— Я ничего интересного не нахожу. А ты? И не думай, что я плохо знаю жизнь, не в этом дело… Нечему радоваться, вот и все.
— Ну, что ты? У тебя неприятности? Впервые вижу тебя такой, Себле.
— Да, неприятности. Большие. — Глаза ее были полны слез.
— Что случилось?
— Твоя книга… — только и смогла произнести она.
Сирак подумал, что ей не понравилась его повесть, и этим она огорчена. Однако после короткой паузы Себле сказала,
Она разрыдалась. Положила голову на руки и не могла унять слез.
Сирак не поверил своим ушам. Фантасмагория какая-то. Чтобы успокоить Себле, он попытался через силу улыбнуться, но губы скривились в нелепую гримасу. Действительно, радоваться нечему. Он сидел и глупо молчал.
— У тебя осталась копия? — с надеждой спросила Себле. Она вынула из сумочки платок и вытерла слезы.
В горле у Сирака пересохло. Он едва слышно выдавил:
— Нет.
— Почему? — спросила она, не желая этому верить.
Сирак сказал, что пишет от руки, в одном экземпляре. Он не мог скрыть своего огорчения.
— Надо было писать под копирку.
— Я пытался, мне не понравилось. Когда работа идет, некогда думать о копирке.
— А много тебе оставалось?
— Ты видела первые десять глав. До конца еще далеко. Никак не могу сдвинуться с места.
Себле все еще всхлипывала. Сираку было тяжело это видеть. Угнетало сознание того, что из-за его рукописи она поссорилась с мужем. Злосчастная книга!
— Перестань плакать. То, что однажды написано, нетрудно восстановить. У меня остались черновые наброски, которые мне помогут.
— Но так, как было, уже не получится.
— Может, получится лучше. Это уж моя забота. Ты знаешь, Себле, не так уж плохо, что твой муж порвал рукопись. Вдруг это бог посылает мне манну небесную. Ведь я застрял на десятой главе. Видимо, мне суждено начать все заново. Обещаю тебе, я напишу эту книгу.
Он подошел к ней, взял в ладони ее лицо и нежно поцеловал.
Сирак не был уверен, что напишет что-нибудь лучше прежнего. Очевидно, повесть его пропала навсегда. Он это хорошо понимал, но не хотел огорчать Себле. Успокаивал себя тем, что, возможно, начнет другую книгу, которая и будет лучше… А сейчас главное — успокоить ее.
Себле взглянула на него, улыбнулась, потрогала щеку, которую он поцеловал. Все ее тело охватило волнение.
— Вот так лучше, моя красавица.
— Что ты сказал?
— Моя красавица.
— Меня никто так не называл.
— А муж?
— И муж.
— Значит, он слепой.
— Золото, которое в руках, не дороже меди. В браке так оно и есть.
Она коснулась руки Сирака, на душе немного полегчало. После вчерашней безобразной сцены, которую устроил муж, хотелось выговориться, услышать слова сочувствия. Она испытывала к Сираку полное доверие. Как он сказал: «Моя красавица». Впервые сегодня. Она невольно улыбнулась. Он смотрел то на ее полные губы, то на бутон розы на столе.
— Присядь, — она указала на стоявший рядом стул.
— Я тебя от работы не отвлекаю?
Уходить он не торопился. В конторе ждут старые, пыльные папки. Даже при воспоминании о них становилось муторно, хотелось глубоко вздохнуть.
— Пока ничего срочного. — Слезы на ее лице совсем высохли. Осталась лишь, небольшая припухлость под глазами.
— Начальника нет на месте, что ли?
— На собрании он.
— На собрании ли?..
— Он не докладывает мне, куда уходит.
— Скорее всего собрание вымышленное, — сказал Сирак, устраиваясь поудобнее.
— У него очень красивая жена.
— Ты же сама сказала, что, если золото в руках, оно ценится не дороже меди. А почему это так получается, ты не думала?
Она облизала припухшие губы.
— Видно, вы, мужчины, так устроены. В вас много эгоистического, как у
детей. Вы становитесь стариками, так и не повзрослев.— Подобно женщинам.
— О нет! — возразила Себле. — Ты ошибаешься. Женщины сохраняют верность своей любви. Когда женщина любит, для нее существует лишь один мужчина. Этим вы и пользуетесь.
Себле сделала нетерпеливое движение рукой. Сирак на мгновение закрыл глаза, вникая в то, что она сказала.
— Если люди женятся по любви, то они оба любят одинаково. Но многие вступают в брак по воле случая, поспешно, не проверив свои чувства. Последствия, как правило, печальны. Когда проходит первое очарование, обнажается суровая правда, но уже поздно что-либо изменить. Недаром говорят: «Что толку от собаки, которая лает после того, как гиена убежала». Не каждый в состоянии решиться на перемену. Вот и живут вместе равнодушные друг к другу. Жизнь не всегда справедлива. Счастливы обычно те, у кого хватает решимости исправить свою ошибку, изменить судьбу. Но чаще мы примиряемся с обстоятельствами — разве легко изменить жизнь? И вообще, возможно ли это? По моему мнению, идеал любви, так же как идеал искусства, недостижим. По мере того как мы к нему приближаемся, он удаляется от нас, как мираж оазиса в пустыне.
— Ты не спросил, почему мой муж изорвал рукопись.
— Почему же?
— Он думает, что у меня с тобой особые отношения.
— Я предполагал. Очевидно, он ревнует тебя. И за это его нельзя осуждать. Ты красивая женщина.
— Но он постоянно твердит о том, что я безобразна и глупа. А еда, которую я готовлю, — повод для его бесконечных оскорблений. Боже, как это все надоело.
Сирак сочувственно покачал головой.
— А почему, ты думаешь, он так себя ведет?
— Не знаю. Во всяком случае, причин для ругани у него всегда предостаточно. И еще его бесит, что я его не ревную ни к кому.
— Ревность — оборотная сторона любви. Может, ему кажется, что ты его не любишь?
— В моем сердце уже не осталось места для любви, — сказала Себле сердито, будто само слово «любовь» причиняло ей боль.
— Не наговаривай на себя. Нет такого сердца, в котором не было бы места для любви. Нужно только уметь подобрать к нему ключ.
Сирак неловко поерзал на стуле. Фраза прозвучала двусмысленно. Лицо Себле на мгновение погрустнело.
— Мое сердце оказалось запертым на ключ с раннего детства. Я очень любила мать и не расставалась с ней ни на минуту, буквально не выпускала из рук подол ее платья. Мне казалось, если я отпущу его на миг, мама ко мне не вернется. Она тоже была ко мне привязана… — Себле замолчала. Сирак терпеливо ждал. Человеку нелегко говорить о самом сокровенном. Наконец Себле опять заговорила: — К отцу я относилась не так. В общем, росла маминой дочкой. Я до сих пор отчетливо помню ее лицо. Она была довольно темнокожей, с маленьким носиком, а широко поставленные, огромные глаза напоминали две яркие звезды. Ее улыбка была ослепительна. Длинные волосы переливались на солнце. А как она смеялась! Умерла она внезапно… Сначала я не поняла, что потеряла ее навсегда, и даже не плакала. «Она обязательно вернется», — думала я и с удивлением смотрела на рыдающих возле маминого гроба родственников и соседей. Когда ее хоронили, меня не взяли на кладбище. Я осталась дома. Прошел сороковой день поминовения, потом год, два, три. Я смотрела на других детей, у которых были матери, и все ждала мою маму. Никак не могла поверить, что никогда больше ее не увижу. Только позже я осознала, что такое смерть и утрата любимого человека. Не хочу вспоминать, как я жила потом. В сердце моем больше не было любви, оно словно окаменело. Я выросла, но потрясение от смерти матери не проходило. Я боялась полюбить кого-либо, меня преследовал страх, что я буду снова покинута. Вот почему я сказала, что в моем сердце нет места для любви, оно заперто на ключ.