Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
Казалось, Сирак начинал понимать своего героя. Ему так хотелось услышать, в чем же причина человеческих страданий и радостей.
— Человек не может изменить законы природы, — продолжал тем временем Агафари. — Не может день сделаться ночью, и наоборот. Нельзя изменить законы жизни и смерти. Расцвета и увядания. Это неизменные законы. А если уметь их принимать, в этом можно обрести источник радости, что вовсе не означает безропотно принимать все, что есть. Человек должен бороться за то, чтобы, пока он живет, сделать жизнь лучше, уметь ей радоваться, уметь устранять то, что мешает этому. Для этого нужно иметь много сил. Цена человека
Познавая себя, ты познаешь других. Понимая свои желания, ты поймешь и других. Так ты постигнешь чувство доброты и любви к людям. Развив в себе это чувство, ты не будешь ждать благодарности и выгоды от других людей в ответ на свои благодеяния. Но если сердце твое будет занято лишь погоней за собственной выгодой, ты не познаешь духовной красоты.
Суть человека — его сердце. Человек благословляет и судит своим сердцем. Мерой и критерием всего является человек. Выше человека нет ничего. — Агафари тихо засмеялся.
Его смех заставил Сирака задуматься. Хоть он не понял пока разгадки всего, что тревожило его душу, он на мгновение почувствовал, что ему стало легче — будто вдохнул глоток свежего воздуха. Теперь он знал, как приступить снова к своей книге, с чего начать. Он улыбнулся, и в этот момент появилась Цегие.
— Опять не спишь! Что тебе мешает?
Ему не понравилось ее настроение, и он решил не отвечать.
— Когда знакомились, уже поссорились! — сердито сказала она.
— Что с тобой? — нарочито бесстрастно спросил Сирак.
— У того, кто лжет, сердце не бывает спокойным! Делаешь вид, что волнуешься, почему мы не спим? Любвеобильный какой! — Она захохотала. — Ах, любовь, любовь! Собирай-ка свои вещички и уходи отсюда, как пришел. Освободи меня, ради бога! Мне больше нет до тебя дела! Не думай, что у меня не хватит сил вырастить одной сына. Я травы собирать пойду, но не дам ему погибнуть. Уходи! К ней! Она любит писателей, как мне сказали. Будет восхищаться твоими книгами, и вы станете жить счастливо. А что тебе делать со мной, неграмотной женщиной! — кричала Цегие.
Сирак все понял. Он вспомнил, что рассказывала ему Себле о тетушке Алтайе. Видно, пришел час правды. Лгать больше не хотелось. Взяв себя в руки, он спросил:
— Ты говоришь о Себле?
— Не называй мне ее имя! Пусть его помянет священник! — что было сил выкрикнула Цегие.
— Ты хочешь знать правду? — громко спросил Сирак.
— Скажи, что любишь ее. Какая еще правда нужна? — сухо ответила она.
— Да, люблю. И знаешь почему? Я тебе скажу. Она дает мне минуты покоя. Мы встретились потому, что оба искали то, чего были лишены дома. Помнишь ли ты, Цегие, почему я когда-то пришел к тебе? Как ты только что сказала: явился с вещичками? Не потому, что некуда было деваться. Нет, я искал душевного тепла. Я думал, что найду в тебе не только любимую женщину, но и родную душу. Но ты так изменилась теперь. И не потому, что в тебе мало добра, любви и верности, а потому, что ты лишила меня необходимого мне душевного покоя. Я не настаиваю на том, чтобы ты непременно полюбила мои занятия литературой. Но почему у тебя нет к ним даже элементарного уважения? Больше всего мне хочется мира. Вот я и ухожу из дома, чтобы хоть немного отдохнуть душой. И никто
и ничто не сможет помешать этому, даже ты!Сирак задыхался от переполнявших его чувств. Тело его сотрясалось, голос стал чужим. Цегие даже не пыталась прервать его, как бывало всегда. Слушала внимательно и, когда он кончил, сказала:
— Так кто же, по-твоему, разрушил мир в нашем доме? Разве не я заботилась б нем в то время, как ты приносил лишь новые долги? Как же ты все перевернул! — Слезы, опережая слова, крупными каплями катились по ее щекам.
Сирак сидел, низко опустив голову. Молчал. И вдруг сказал:
— Да уж, видно, моя вина. Потому что не было мира в моей душе. Мне кажется, что с сегодняшнего дня я начинаю обретать его…
Он говорил, говорил, а в ушах звучали слова нищего слепого: «Свет человека есть человек…»
ГЛАВА 15
Утреннее солнце было ярким, воздух свежим, небо чистым. Но настроение Сирака не соответствовало этим прекрасным часам.
Выйдя из дома, он не знал, куда идти, не решался сделать то, о чем думал. Однако возвращаться было уже нельзя.
«Если мне действительно хочется мира в семье, то за него надо платить дорогой ценой», — думал Сирак, садясь в такси. Он ехал к мужу Себле. Прямо на работу.
Найти Земене оказалось несложно. Как только он назвал его имя, высокий седой курьер тотчас же взялся его проводить. Сирак глубоко вздохнул и тихо открыл дверь кабинета. Это была огромная комната. Он сразу почувствовал острый свежий запах аэрозольной жидкости, которой утром опрыскали ковер. Путь от двери до стола показался невероятно долгим. Ноги утопали в мягком зеленом ковре. Наконец Сирак добрался до громадного стола, за которым сидел Земене, и его пронзила мысль, что приход сюда бессмыслен и глуп.
Земене поднял глаза от толстой папки и официальным голосом спросил:
— Что вам?
Хотелось извиниться, сослаться на то, что ошибся, и бежать без оглядки. Но вместо этого Сирак назвал свое имя, которое, словно звук колокола, жутко отозвалось в ушах.
— Простите, кто вы?
Сирак назвал себя еще раз.
Земене явно растерялся, но, однако, в прежнем тоне спросил:
— Что случилось?
Бежать было поздно, и, хотя цель прихода самому Сираку все еще казалась не до конца ясной, он уверенно произнес:
— Я пришел поговорить с вами. Может, вспомните меня — ведь именно мою рукопись вы изорвали не так давно. Я не займу много времени. Дело несложное. — Сирак огляделся и попросил разрешения сесть.
Земене выглядел внушительно. Широкий в плечах, рука — львиная лапа. Могучая шея, которую разве что гиена смогла бы одолеть. «Не распотрошил бы он меня, как тогда рукопись», — подумал Сирак и сел на самый краешек стула.
Земене закурил сигарету. Руки его дрожали. Было видно, что ему нелегко справиться с собой. Глубоко затянувшись, он обратился к Сираку:
— Так в чем же состоит ваше дело? Хотите получить возмещение за причиненные убытки?
— Убытки невосполнимы, — ответил Сирак. — Творческая работа не измеряется деньгами. — Краем глаза он заметил на лице Земене вымученную улыбку. — Я пришел говорить не о книге, а о личном вопросе, который касается нас обоих.
— Что может быть общего между нами? — сказал Земене, положив дымящуюся сигарету в хрустальную пепельницу.
— Себле, — только и сказал Сирак.
Земене вскочил со стула: