Зов пустоты

Рядом с Людивиной, прислонившейся к машине, затормозил седан с тонированными окнами. За рулем сидел Марк Таллек. Опустив стекло, он сразу, даже не поздоровавшись, спросил:

– Что за история с идентификацией?

– Вы все еще доверяете моей интуиции? Я уверена, что убийца уже в наших досье. Изложу вкратце. К жертвам он относится как к вещам. Это предметы, которыми он пользуется для удовольствия. Его не возбуждает даже убийство, потому он и использует хомуты. Я не удивлюсь, если он вообще не смотрит, как они умирают. Это сексуальный извращенец, ничего другого, но он не получает того наслаждения, которое нафантазировал.

– То есть импотент?

– Не совсем. Мне кажется, его фантазии очень мощно заряжены, и, когда он оказывается наедине с жертвой, реальные ощущения недотягивают до тех, о которых он мечтал, не соответствуют ожиданиям, приложенным усилиям. Вот почему он избил вторую жертву: слишком сильно было разочарование после долгих мечтаний. Но навязчивое стремление их вымыть никуда не девается. Он чрезвычайно дотошен. Даже слишком. Моет их в хлорке, моет даже… самые интимные части тела… чистит ногти, наклеивает чужие ногти и вплетает чужие волосы… это уже немалый труд, но потом он еще и бросает их под поезд… среди мусора… Иными словами, на то, чтобы замести следы, он тратит куда больше сил, чем на само похищение.

– Он сумасшедший, я давно это понял, спасибо.

– Да, но он делает все это не просто так. Его действия – результат опыта, плод длительных размышлений.

Марк Таллек сдвинул на нос солнцезащитные очки и приготовился слушать дальше.

– Он уже нам попадался! – подвела итог Людивина, словно это было очевидно. – Это насильник, которого уже ловили, возможно, находили по образцам ДНК, по свидетельствам жертвы или жертв. Он уже отсидел срок, но это его не успокоило. Подобные извращенцы в тюрьме не меняются, заключение лишь разжигает их фантазии. Собственно, в тюрьме он и разработал план действий. На этот раз он не попадется, потому что не оставит ни следов, ни свидетелей. Он одержим идеей скрыть следы, потому что неаккуратность дорого ему обошлась.

Марк кивнул:

– Ясно. До этого момента мне все понятно.

– Итак, его имя в базе уже есть. Я попросила Гильема найти насильников в возрасте до сорока пяти лет, вышедших из заключения за год до первого преступления. Я думаю, что его желания слишком сильны, он не мог их сдерживать десятки лет. Даже если он отсидел лет десять, ему вряд ли больше сорока. Затем посмотрим, кто из этих насильников живет в Иль-де-Франс и кто соответствует профилю нашего преступника. Я возьмусь за это, как только смогу.

Марк указал на Сеньона, скрючившегося на пассажирском сиденье:

– Тогда зачем мы здесь?

Людивина обернулась к невысокому лесистому холму, куда вела скорее тропинка, чем дорога.

– Первое убийство всегда наиболее красноречиво. Убийца не выбирает первую жертву случайно. Здесь обязательно найдется то, что поможет лучше его понять. Первая девушка жила вон там, на холме Монтарси, в цыганском таборе.

Марк Таллек недовольно скривился:

– Эти люди не станут разговаривать с полицейскими.

– Поэтому мы приехали одни, без подкрепления. Не хочу идти с ними на конфликт, так что, если вы не против, поговорю с ними сама. Вы с Сеньоном подождете в машине на всякий случай…

Десять минут спустя «ауди» дотряслась по разбитой колее до прогалины на вершине холма. Дорога была размечена хламом, мешками с мусором, старой бытовой техникой, сломанной мебелью, раскуроченными двигателями. Все это пытались кое-как спрятать ежевика и опавшие листья.

Впереди показалось несколько самопальных хижин из подручных материалов. Большинство оконных рам были заклеены газетами, дымоходы, сделанные из обрезков вентиляционных труб, выплевывали в мрачное утреннее небо серый дым. Между хибарами болталось белье, словно стая привидений.

И ни единой души.

Людивина припарковалась у въезда в поселение, и едва Сеньон распрямился, знаком попросила его подождать. Марк Таллек остановил авто прямо за «ауди» и остался там, Людивина же пошла вперед.

Между домами и деревьями петляла пыльная тропка. Не верилось, что здесь живет больше ста человек, в том числе и дети.

Прямо перед ней ударился о землю мяч и отскочил к самой машине. Из ниоткуда бесшумно возникли три маленькие фигурки и уставились на нее, а потом вдруг заметили спортивный автомобиль. Тут любопытство победило осторожность, и они забегали вокруг «ауди», не выпуская при этом из виду стоящих поодаль темнокожего гиганта и белого парня в военной парке.

Людивина повернулась, собираясь продолжить разведку, и оказалась лицом к лицу с мужчиной среднего роста, со впалыми щеками, загорелым лицом, седыми усами и черными глазами. Он тоже появился из ниоткуда и теперь стоял у нее на пути.

– Вам чего? – спросил он тихим, резким голосом с восточным акцентом.

Во рту у него сверкали золотые зубы.

Понимая, что ее гражданская одежда может ввести его в заблуждение, Людивина вытащила из кармана удостоверение.

– Я не собираюсь вам досаждать. Я хочу вам помочь.

Мужчина отступил на шаг назад, не сводя с нее враждебного взгляда.

– Никаких проблем, тут все спокойно.

– Я пришла по поводу Джорджианы Нистор.

Глаза собеседника на миг вспыхнули.

– Вы поймали этого ублюдка?

– Нет. Я как раз хотела задать вам несколько во…

– Сказали уже всё.

– Я знаю, вы говорили с моими коллегами из версальского РУСП, но я из другого отдела. Понимаете? Я хотела бы вас…

Мужчина свирепо замотал головой и указал на машины:

– Нет-нет, всё уже сказали, уезжайте.

– Я…

– Хватит! – гаркнул он. – Оставьте нас в покое!

– Жик! – раздался где-то поблизости женский голос.

У входа в крошечную, чудом не падающую хижину с синим брезентом вместо крыши показалась крупная женщина. Она сердито заговорила с мужчиной на незнакомом языке, тот выругался, сплюнул на землю и ушел.

– Спасибо, мадам, – сказала Людивина, подходя к ней.

Перед ней стояла женщина неопределенного возраста: возможно, ей было лет сорок, но выглядела она гораздо старше. Маленького роста, с длинными, тщательно расчесанными густыми иссиня-черными волосами, она куталась в заношенный халат поверх одежды.

– Жикайо не любит полицейских. У него два сына с проблемами…

У нее тоже был сильный акцент, но она свободно объяснялась по-французски.

– Мне очень жаль. Я пришла по поводу Джорджианы Нистор.

– Я слышала. Это хорошая девушка, я хочу помочь.

– Наверняка вы были с ней знакомы, – сказала Людивина, чувствуя себя довольно глупо.

Она огляделась и отметила, что поселение уходит в лес куда глубже, чем она предполагала. Повсюду, на сколько хватало глаз, виднелись хижины. Некоторые опирались на стволы, другие были сколочены из укрепленных деревянных поддонов, обитых листовым металлом, третьи были побольше и посложнее… Между грудами коробок и разбитых деревянных ящиков стояли тележки из супермаркета, набитые тряпьем и механическими деталями. У бочки, в которой горел костер, грелись настороженные подростки. За длинным столом на самодельных лавках сидело несколько человек, которые не слишком приветливо разглядывали Людивину.