Зови меня Лео. Том I

Сверху скрипит дверь и подземелье спускается грузный смурной дядька со связкой ключей на поясе. Он по-медвежьи топает, берет факел, светит, подслеповато щурясь.

– Чего уставился? – огрызаюсь я. – Дай воды.

– Ты разбила кэ-кэ-к-кувшин, – гудит он, заикаясь.

– Ничего страшного, принеси новый. И воды налей посвежее.

– Разбила кэ-кэ-кэ-к-кувшин, – повторяет он с тупым выражением лица.

– Новый принеси.

– Ра-разбила кэ-к-кувшин.

– Тебя заело, что ли? Новый принеси.

– Но ты ра-ра-раз… била…

– Достал! Иди отсюда, дурак!

Дядька какое-то время смотрит то на меня, то на Петура, затем, ни слова не говоря, разворачивается и уходит. Еще через пять минут возвращается в новым кувшином воды.

– Ой, спасибо! – говорю я, но ублюдок демонстративно выливает воду на пол. Половину оставляет, но кувшин ставит вне моей досягаемости.

– Вот в-вода, – говорит он и начинает будто задыхаться. Я грешным делом думаю, что у него эпилептический припадок, но это он, оказывается, так смеется. Никогда не видела более уродливого смеха. Повеселившись вволю, надсмотрщик степенно удаляется.

Я сдерживаюсь. Ни к чему ссорится с надсмотрщиком. Лучше я его удавлю, когда освобожусь. Если освобожусь.

Вот же садюга! Дай только добраться до тебя, урод!

Нет, мелькает мысль, эдак я ни к чему хорошему не приду. Надо держать себя в руках. Не давать себе ни раскиснуть, ни ярится бестолку, как пойманной в банку осе. Побеседуем пока с Петуром.

– Эй, Петька! Ты живой там?

– Живой.

– Есть соображения, где мы?

– Скорее всего, в плену у господина Блуда.

– О как! Почему ты так думаешь?

– Ну… как я уже говорил, алхимик Блуда что-то такое говорил…

– Это понятно, дальше.

– Потом, местами помню как нас везли сюда. Мы в подземелье Блуда, Лео.

– Зашибись. Ладно, отдыхай.

Но отдохнуть нам было не дано, потому что тот, кто справа, вдруг начинает орать что есть мочи. Затем он вскакивает. Стоит ко мне спиной, почти голый, в одних лишь рваных портках. Вижу его мускулистое тело. Однако! Еще один здоровяк. Кто, интересно? Не Чош, точно. Скован по рукам и ногам, цепи натянулись, что аж скрипят, а жилы на шее мужика вздулись так, что, кажется, вот-вот лопнут.

Концерт продолжается какое-то время. Я не выдерживаю этот звериный ор, переходящий то в сдавленный хрип, то в булькание, то в нестерпимое завывание, и говорю ему, стараясь перекричать:

– Эй ты! Кончай уже, голова от тебя болит! Разорался, как баба плохая!

Качок так же внезапно осекается и медленно поворачивается ко мне.

– Нет, – выдаю я в полнейшем изумлении. – Не может быть! Ты ли это? Блуд? Какими судьбами, приятель?

Узрев меня Блуд преображается на глазах. Лицо его искажает дичайший ужас, он шарахается, сворачивается клубком, закрывается и…

Ну да, орет. Пять минут, десять. С переливами, гротескным плачем, стонами. Наконец, он стихает и далее сидит, вздрагивая и поедая меня глазами.

– Ну наконец-то, – вздыхаю я с облегчением. – Выдохся, родимый. Что, подружку напоминаю тебе? Успокойся, я не она. Та уже давно в земле. А я добрая. Ничего тебе не сделаю. Собрату по камере точно.

Блуд дрожит себе, постанывает, пуская сопли со слезами. М-да, совсем плохой. Ладно, оставлю его в покое.

Растягиваюсь на соломе, пытаюсь собраться с мыслями. Только вот ничего в башку не лезет. Подождем, может, кто визит нанесет.

А пока хоть с Петуром поболтаю.

– Петь!

– Да, Лео?

– Ты прикинь, и Блуд с нами чалится.

– Вижу.

– Что думаешь?

– Ничего хорошего. Значит, в каменоломнях новый хозяин.

– Есть мысли, кто это?

– Не знаю… Может, это…

– Друг Илио?

– Да.

– А что, он парень честолюбивый. Я так сразу поняла, что ему отсиживаться в трущобах не по кайфу. А тут Блуд спятил. Илио, значит, с Рейшо спелся, да?

– Похоже так. Только что с нами будет?

– Мои соображения таковы: Рейшо, видать, очень увлеченный человек. Не зря он упоминал про образцы. Мы ему надобны для опытов, Петь. И артефакт он заполучил. Илио оказал ему услугу и получил место хозяина. Всё сходится. Только мы в этой схеме – марионетки, которых дергали за ниточки.

– Нет… – Мои размышления беднягу повергают в шок, но я немилосердно продолжаю:

– А что? Я, ты, он. – Указываю на Блуда. – Разрежет нас Генри на кусочки и соединит по новой. Польет мертвой водицей, потом живой, скажет магические слова, оживем. Только уже в облике чудовища Франкенштейна.

– Кто… кто такой Фран… Фран…

– Франкенштейн? Это такой безумный ученый, создавший жуткое чудище.

– О Лёр милостивый… Смилуйся надо мной!

– Да ладно тебе, шучу. Успокойся. Не хватало еще твоего скулежа. У нас уже есть один, так что потише там. Не было никакого чудовища, это сказка. Я в книжке читала.

– Но этот Рейшо не из сказки!

– Тут ты верно подметил. Эх, пить охота. И жрать тоже.

Опять воцаряется молчание, прерываемое только поскуливанием Блуда.

– Петь, можно нескромный вопрос?

– Да, Лео, можно.

– А ты с девушкой когда-нибудь был?

Тишина.

– Ну, что молчишь?

– Нет, не был.

– Что, даже не целовался никогда?

– Не, целовался, приходилось.

– Но не с той, так?

Вздох.

– Была хоть на примете подруга? Только не говори, пожалуйста, что это я.

– Была. И есть.

– Да? И кто это, можно узнать?

– Я с ней вообще-то почти не знаком.

– Я ее знаю?

– Да.

Приподнимаюсь на локте.

– Ну не тяни, признавайся. Кто она?

– Твоя служанка, Сандра.

– Ух ты! – невольно восклицаю я. – Хороший у тебя вкус. Сандра настоящее сокровище.

– Полностью согласен, – еще раз вздыхает Петур.

Блин, мне даже взгрустнулось. Надо же так вляпаться. И Петура жалко – у него вся жизнь впереди. Они бы с Сандрой стали хорошей парой.

– Не горюй, Петька, надейся на лучшее. Если выберемся, обещаю, познакомлю вас поближе.

– Очень на это надеюсь, Лео.