Зверь-из-Ущелья. Книга 2

А потом я начал различать в утробном гуле сотни других голосов. Меня окутали крики, смех, ругань, звон и вой… Наши отражения пошли рябью, покрылись туманом, но вскоре сквозь него начали проступать картины.

Я оказался затянут в тенёта прошлого, как и в ту ночь, когда кровавый камень моей матери открыл воспоминания. Даже если я не хотел смотреть и слушать, они против воли забирались в голову, картины мелькали и мелькали, как взбесившаяся карусель.

Прошлое восставало из руин – я пронёсся сквозь столетья и увидел древние жертвенники, где искатели убивали чужаков с равнин, а после сбрасывали тела в Ущелье Забытых. Я видел извержения вулканов и небо, подёрнутое пепельной дымкой, гнев гор и каменное древо, раскинувшее под землёй жадные ветви. Матерь Гор отдала ему последние силы и растворилась в нём, когда сердце разбила несчастная любовь.

С тех пор камни, и корни, и ростки хотели почувствовать себя живыми, хоть на миг прикоснуться к теплу человеческого тела и души, испить немного искрящегося Дара.

Я видел много святилищ разом – люди моего отца пришли туда, чтобы разорить их. Но с небес дождём сыпалось золото, солдаты рылись в снегу, набивая карманы. Это было похоже на безумие, на всеобщее помешательство.

Я видел и отца – тот брёл в метели, закрывая лицо и голову плащом от режущего ветра и слепящего снега. А впереди зияла пропасть.

И видел искателей – те выходили неведомо откуда, сжимая в руках всё оружие, которое только нашлось. Дети гор наплевали на свою мирную природу и покинули Антрим, чтобы покарать чужаков. Надвигалось кровавое пиршество, горы и камни чуяли кровь, которая скоро должна пролиться.

Но картина быстро сменилась – и золото, этот проклятый блестящий металл, на глазах изумлённых солдат начал превращаться в глиняные черепки. А порывы ледяного ветра раскачивали алые маки, отрывая от них тонкие лепестки – они летели прочь, как стая бабочек.

Все эти картины навалились на меня глыбой, грозя раздавить. 

Потом кровавый камень показал мне последнюю жертву Ущелья – того, чьё искажённое злобой лицо я не мог забыть. Друг, которого я не смог спасти много лет назад, вновь явился по мою душу.

Это всё из-за твоего отца!...

Звучало, как обвинение. Я и правда был на суде – самом страшном, какой только может быть. Раз за разом оставался наедине со своей совестью и понимал, что никогда не смогу себе простить это слепое послушание.

Я всегда был верен отцу, я был дехеймом. Искал его признания и доверия. Закрывал глаза на его жестокость и жажду власти, надеясь, что тот оценит мою верность, и я смогу приблизиться к его сияющему величию.

Я убивал по его приказу, воевал, гнал мысли о том, что можно жить по-другому. Шёл проторенной дорогой, а не своей собственной.

Никогда не прощу себе этого.

Не встреть я Мону, Дар бы не проснулся. Я бы не проснулся. Она – ключ ко всему. 

Стоило мне это осознать, как по телу обжигающей волной понёсся Дар, сосредотачиваясь в руках. Запястья налились тяжестью, жар стал невыносимым, а дальше... 

Железные цепи со звоном осыпались к ногам. Я был свободен от оков.

– Ренн! Ренн!! – голос Рамоны вернул меня в реальность.

Рывком повернувшись, я встретил встревоженный взгляд и посмотрел туда, куда она указывала пальцем. На стене позади нас разгоралось багряное свечение, из стены вырастали пучки кристаллов – совсем как тогда, когда Мона создавала врата.

– Это Матушка Этера, – произнесла она опустившимся голосом.

Я усмехнулся, разминая запястья. Кожа на них была красной после оков и шелушилась.

– Вот и старая змея подоспела. Как чуяла, – произнёс я с предвкушением. – Пусть заходит. Давно хотел с ней переговорить. 

– А я не очень, – Мона нахмурилась и сжала губы. – Наша последняя встреча была не слишком радужной.

Из толщи камней вынырнула фигура, затянутая в ало-золотое платье. Этера, подобрав подол, шагнула вперёд с грацией королевы и сразу нашла нас взглядом. Любой, кто видел жрицу, мог подумать, что годы обошли её стороной. 

– Вот ты какой, ребёнок из пророчества, – произнесла медленно, оглядывая меня с ног до головы. – Недаром, увидев тебя в первый раз, я почувствовала неладное. 

Переведя взгляд на Мону, поджала губы, а потом натянуто улыбнулась.

– Здравствуй, моё беглое дитя.

– Зачем вы пришли? Рамону вам всё равно не получить. Она под моей защитой.

Не хотелось слушать ядовитые речи. Я достаточно узнал о том, что из себя представляет Верховная. Дорвавшаяся до власти, жадная – такая же, как мой отец. Свои пороки оба прикрывали заботой о других, но со временем их истинная природа начала вылезать из-под маски так, что уже не скроешь.

Рамона шумно выдохнула и коснулась моего локтя. Ничего, не бойся, девочка, я буду тебя защищать. 

– Ты слишком похож на своего отца, – Верховная сделала ещё пару шагов и замерла, бросила короткий взгляд на древо. – Но и черты Ледары я в тебе вижу.

Имя матери резануло слух.

– Вы знали её?

Женщина помедлила, как будто размышляла, отвечать или нет, потом всё-таки проговорила:

– Она была моей подругой, пока не предала наш народ. Глупая и наивная, упорхнула в лапы лестрийского кота. 

С тем, что лорд Брейгар хищник, сложно было не согласиться. Но я не собирался становиться таким, как он.

Между нами повисло почти осязаемое напряжение. Этера протянула руку и коснулась острых граней древа – камни откликнулись. Заколыхалось алое марево, которым была наполнена пещера.

– Ты пробудила каменное древо, заставила его зацвести, – обратилась она к Моне уже мягче. – На такое была способна только Матерь Гор. Я была права в том, что твой Дар уникален.

– Поэтому так стремились меня присвоить? Интересно, вы знали, что во мне течёт грязная кровь, как и в моём отце? – прозвенел голос Рамоны.

Она вышла из-за моего плеча и вперилась в жрицу упрямым взглядом.

– Не слушай её, – велел я.

Алые блики падали на лицо женщины, придавая коже зловещий оттенок. 

– Я догадывалась.

– Если так, то почему не спешили развенчать миф о том, что полукровки рождаются пустыми? Ведь и мы с отцом, и Орм, и дочка Ольда – прямое ему опровержение!

В голосе Рамоны прозвучали гнев и непонимание. Я чувствовал, как она закипает. Поквитаться бы со жрицей прямо сейчас, но что-то меня сдерживало.