Зверь придет с рассветом

– Если этот твой жених тебя обидит, сразу мне сообщай.

– И что ты сделаешь ему?

– Поколочу! Приду пешком в твой Город-Солнце и устрою ему там!

Табита представила себе все это живо и ясно, после чего вдруг весело рассмеялась.

– Хорошо. Я тебе сообщу, если что-то пойдет не так. Кстати, у меня есть подарок для тебя. – Она сходила к своему дорожному сундуку, достала оттуда Некрономикон и отдала Лили. – Вот. Тебе он, кажется, очень понравился.

Лили взяла подарок, едва дыша. Это было слишком дорого. Слишком…

…сильно.

Нужно было что-то отдать взамен. Но Лили-то не принцесса. У нее и ценного-то – все в приданое сложено.

Приданое! Чтоб его!

Лили со злорадной улыбкой прокралась к сундуку, что стоял в комнате матери – благо, той не было в доме. Поворошив тряпки – одежду, простыни и скатерти, – вытащила шкатулку с незамысловатыми драгоценностями. Там хранилась пара хрустальных бус, серьги с мутным янтарем и кулон в виде звезды на золотой цепи. Этот кулон Лили отыскала на Пустоши. Мать увидела, отняла, убрала в заветный сундук. Курица по зернышку, как говорится.

– На, возьми на память, - Лили протянула Табите кулон.

– Что ты! Это очень дорогая вещь, - изумилась принцесса, - и древняя.

– Бери, мне не жалко. Да и не нужно. Я драгоценные побрякушки носить не собираюсь. У тебя будет обо мне память.

– Спасибо. Постараюсь всегда твой дар держать при себе. Мне кажется, он предает мне уверенности, - сказала Табита и обняла Лили крепко-крепко.

Потом был помпезный отъезд, а о самом страшном Лили узнала три дня спустя.

Керед-охотник сообщил. Он бродил с собакой возле выезда на тракт и увидел…

– И что же, всех убили? – без особого сочувствия всплеснула руками мать Лили, когда сосед в очередной раз пришел к ним в дом.

– Всех.

– А вещи? Вещи-то взяли? Золото, сундуки?

– Конечно. Разбойники же.

– А охрана что? – не поверил сказанному Лот. – При них воинов был целый отряд. Все важные такие, при оружии да в доспехах.

– Тю-ю, - морщась, присвистнул Керед. – Там в охране пижоны одни городские. Они те доспехи только красиво носить умеют, а как до настоящей драки дошло, так, небось, со страху позабыли с какой стороны за мечи хвататься. Разбойники им лютые, похоже, попались. Мужиков – кого распотрошили, кого на суку вздернули. Над бабами надругались, прежде чем порешить…

Лили за печкой холодела, слушая все это, и осознавая, что произошло нечто невозможное. Нечто непоправимое.

Убийственное…

В горло от живота поднимался тугой комок желчи, мешал дышать и глотать. Лили задыхалась от ужаса. От боли, в один миг пронзившей сердце. Будто кто-то насадил ее на вертел - проколол грудину и вырвал стальное острие меж лопаток.

– Табита… - Она сползла спиной по гладкому боку печи, плюхнулась задом на старую корзину с посудой. – Госпожа Виргин… Кай… Табита…

Слезы созрели, но так и не выкатились, забив собой пространство за переносицей. От этого заболела голова, больше не получалось думать. Думать и не хотелось. Хотелось забыть все услышанное немедленно, отмотать назад, стереть, переписать.

Поменять.

Но исправить свершившееся было уже невозможно.

Керед еще что-то рассказывал, когда Лили вылетела из своего убежища и стала кричать на него, чтобы заткнулся. Немедленно заткнулся и ушел! И больше никогда не приходил…

Родители пытались усмирить ее, но куда там! Проще было угомонить пробудившегося средь зимы медведя-шатуна.

Кончилось тем, что мать накинула на дочку одеяло и, спеленав ее, как маленькую, принялась баюкать и уговаривать:

– Ну, бывает. Всякое случается. Места у нас такие, понимаешь? Опасные места…

Лили не понимала. Не хотела понимать. Внутри, в перекореженной спазмами грудной клетке, быстро и мягко разливалась черная, всепоглощающая пустота. И только губы сами собой, как молитву, шептали:

– Она живая… Живая… Ведь я не слышу... Не слышу ее…

Глава 12. Одинокая

Незадолго до главного летнего праздника в Нерку нагрянули очередные гости.

Йон и его мать въехали в деревушку, поразив заскучавших селян великолепием. Едва белый жеребец госпожи Иханны шагнул на главную улицу, по дворам разлетелись новости: «Хати! Настоящая хати в наше захолустье приехала!»

И все они, кроме Лили, моментально забыли о страшном событии, которое произошло с предыдущими гостями. Новых расположили опять же в доме старосты.

Йон с интересом осматривался в крошечном, на его взгляд, деревянном жилище. Странно, как можно жить в столь тесном помещении? Да еще и без слуг? Без огромных садов…

Все же, несмотря на тесноту, дом притягивал и казался вполне уютным. Деревянные стены, впитавшие запах еды, вечером отдали его втройне, когда подбрасывались в печку дрова.

Кухня и печь особенно понравились Йону.

Пока Иханна говорила с селянами, – они все вышли к ней, и как перед богиней молитвенно сложили руки, – Йон облазил дом вдоль и поперек. Заглянул на сеновал. Там восхитительно пахло и руки кололо сухими травинками щекотно, но не неприятно. Потом он угостил в хлеву животных хлебом, поиграл с цепной собакой, проследил за кошкой и выяснил, где у нее запрятаны слепые еще котята.

Развлечений в деревенском доме было много. Здесь не как в горах, по-другому. Иные запахи, иные звуки. Много удивленных и восхищенных людей. Местная молодежь не решалась подходить к нему. Парни хмурились, поглядывая из-за ограды. Девушки смотрели с интересом, приседая за забором, чтобы скрыться, когда Йон их замечал.

После заката за окном закричали совы, и летучие мыши сорвались с чердака, чтобы потанцевать с мошкарой. Следом за мышами оттуда спустилась девушка с мрачным, осунувшимся лицом.

Йон поздоровался:

– Здравствуй.

Девушка недовольно зыркнула на него, процедила сквозь зубы скупое приветствие. Потом уселась на лавку и демонстративно отвернулась к окну. Заявила:

– Мать сказала, пойти приготовить ужин, но я этого делать не собираюсь. Ненавижу готовить.

– А я люблю, - желая сгладить непонятно с чего возникший конфликт, миролюбиво улыбнулся незнакомке Йон. – Могу приготовить сам, если покажешь, где лежат продукты.

Девушка соизволила, наконец, взглянуть на него.