Звезда Аделаида - 2

Ничего, на завтрак Гарри получит хоть целого барана, столь любимого им непонятно, почему. Именно баранину Герой магической Британии - о, разумеется он, а не Северус Снейп, убивший Волдеморта!
– Гарри Поттер уплетал за обе щеки…

Ничего, на завтрак Гарри получит хоть целого барана, столь любимого им непонятно, почему… Наверное, из-за того, что х`васынскх` питались бараниной и ячменём, а им, рабам, доставался, на самом деле, более вкусный и питательный, но презираемый Истинными Людьми, как рабская еда, овёс. А, может, х`васынскх` и хотели, чтобы их хилые рабы стали сильнее, но вряд ли можно ожидать такой гуманности от варваров.

Северус подождал, пока раб вернётся с той же горкой хлебов, что уносил на поздний ужин Гарри, и решился. Он поставил ногу на первую ступеньку крутой лестницы, ведущей на второй этаж, и только поднимаясь наверх, почувствовал, насколько он измотан. Дверь в спальню Гарри, как и все в доме, не запиралась, Гарри тоже не стал запирать дверь на какие-либо заклинания, и Северус легко проник внутрь.

– Гарри мой Гарри, отчего ты не ужинал? Разве хлеб для тебя - дурная пища?

– Северус! Ты простил! Ты пришёл! Пришёл ко мне!

Восторгу Поттера не было предела. Он прыгал вокруг любимого человека, как козлёнок-переросток, громко и заливисто смеялся, а по его щекам текли слёзы. Он уже думал, что выплакал все, но они остались где-то в самых спрятанных тайниках его души.

– Ты устал, я вижу, - вдруг серьёзно сказал Гарри.
– А ещё ты пил воду жизни. Много.

– Нет, Гарри, я пил вино с вересковым мёдом, изготовленный моим виночерпием Наэмнэ - смешно звучит, «моим» - это такая вкуснотища! Невозможно оторваться! Но я сделал усилие над собой, чтобы хватило сил подняться по этой дементоровой лестнице... к тебе.

Можно я посплю сегодня рядом с тобой?
– вдруг нерешительно попросил, да, именно попросил смущающийся отчего-то Северус.

– Да! Ну, разумеется!.. Только с одним условием - поцелуй меня так, будто целуешь своего любовника - твоего ненаглядного «брата», как ты его называешь, Квотриуса.

– Гарри мой Гарри, утром у меня будет жуткая мигрень, но я хотя бы высплюсь, и то хорошо. Ты ведь не будешь приставать к выпившему и о-о-чень уставшему взрослому дяде ночью?

– Ты такой молодой, мой любимый, а называешь себя «дядей». А дядя ли ты? Вы выглядите сейчас моложе меня, профессор Снейп, сэр. Кто же я тогда, по-твоему, а, Сев?

– Чистое, невинное дитя с добрым, чувствительным сердцем.

– Поцелуй меня, прошу! Ну разочек! Иначе я не смогу заснуть, лёжа с тобой в одной постели, настолько близко, что я не могу гарантировать «неприставание» к тебе.

– Тогда приблизься ко мне - я хочу ещё и обнять тебя покрепче. Ты только ничего не бойся - тебе будет очень приятно и замечательно, обещаю.

– Я… Я ничего не боюсь, я же гриффиндорец!
– дрожащим то ли от волнения, то ли от предвкушения чего-то неведомо прекрасного голосом, с явным страхом заверил Северуса невинный, ну, почти что невинный юноша.

– А я слизеринец, боишься - у-у-у! И до конца своих дней останусь им! Тебя это не пугает? А что, тебя это действительно не пугает?

– Нет, не боюсь, нисколечки!
– воскликнул мистер Поттер от всей широкой, не в меру распахнутой - ведь он имел дело с «продажным и хитроумным» слизеринцем!
– души.

Он медленно подошёл к Северусу и вдруг прижался к нему всем телом. Северус тотчас почувствовал дрожь, которая охватила Гарри, его Гарри, его мальчика, и уже, наверное, давно.

– Ты всё-таки боишься. Не будем… не сегодня… не сейчас…

– Нет! Это… это просто я волнуюсь, ну, ты понимаешь…

Северус нежно прикоснулся к розовым пухлым лепесткам губ молодого человека. Тот, повинуясь древнему инстинкту, приоткрыл рот, впуская внутрь язык возлюбленного. Снейп обвёл языком контур правильных красивых зубов Поттера с выращенным клыком и вошёл чуть глубже. Гарри обмяк в его объятиях, тихий, еле сдерживаемый стон наслаждения вырвался из его приоткрытого рта. Зачем он сдерживается, как Северус в начале своих гомосексуальных откровений с Квотриусом? Снейп приподнял сзади тунику Гарри и начал ласкать руками его прямую спину, спускаясь от шеи всё ниже, покуда не достиг желаемой цели. Он чувствительно сжал упругие, девственные полушария, а потом, решив поэкспериментировать, легонько шлёпнул юношу по заду. Тот вскрикнул от неожиданности, и поцелуй, такой сладкий, такой превосходный внезапно прервался.

– Тебе не понравилось, правда же, Гарри мой Гарри?

– Наоборот, любимый мой, мне так понравился шлепок и… этот необыкновенный поцелуй, что… я снова кончил. Прости за ещё одну, снова и снова испорченную тунику.

– Прачки - рабыни отстирают.

Поттер замялся и видимо очаровательно покраснел, но темнота промозглой, холодной октябрьской ночи без света Lumos`a мешала убедиться в этом окончательно, да и не нужно было применять магическое освещение потому, что Северус нежно погладил юношу по горячей от прилившей крови и влажной от нежданных слёз щеке. Тот тут же набрал в рот побольше воздуха и выпалил на едином дыхании, словно боясь, что его оборвут на полу-слове, не дадут высказаться целиком и до конца, хотя сказал он только:

– Я хочу ещё немного шлепков, только посильнее. Они так возбуждают… Только сильнее. Отшлёпай меня, отшлёпай.

Северус без устали терзал ягодицы юноши, врывался по-хозяйски в его рот, исследуя его языком, но - странное дело - Гарри только стонал, вскрикивал и извивался в объятиях Сева, однако сам не предпринял ни одной попытки самому вторгнуться в рот любовника. Северус подумал об этом мельком и удивился моральной чистоте крепко обнимаемого любимого мальчика, несмотря на его «Отшлёпай меня, отшлёпай». Снейп вовремя не предпринял меры против негожего «отшлёпывания», а зря. Мальчик-то стремился стать отпетым, как говорят магглы, приверженцем мазохизма…

Вдруг Сев почувствовал на своей одежде влагу и понял, что Гарри кончил ещё раз, в первый раз «осеменение» произошло так незаметно! Игре «в любовь» пришёл конец.

Только сейчас, когда они разлепили объятия, Снейп понял, насколько же он устал и банально хочет завалиться зубами к стенке и не отсвечивать. О том, что Квотриус, возможно, побывал в его голове и вечером, и сейчас - поздней ночью, ему не хотелось думать. Ну, будет ещё один скандал, только и всего… Ничего, Снейп при его остром языке как-нибудь отвертится - логика-то у брата в последнее время явно хромает. Взялся резать вены, а потом позвал на помощь. Ну и к чему тогда было уродовать себя?

Они заснули на нешироком ложе практически одновременно, только Гарри ещё несколько раз вздохнул с лёгкостью, а последней шальной мыслью Северуса было воспоминание, что сам-то он даже не возбудился физиологически, но, как ему показалось, душа его в момент первого глубокого, «взрослого» поцелуя побывала в тех самых, неведомых ему доселе Эмпиреях, о которых так часто упоминал Квотриус…

… Тот выздоравливал на удивление быстро, но теперь Снейп был осторожнее и целомудреннее с проявлениями любви к брату, памятуя о тех излишне горячих поцелуях вечером самого длинного и тяжёлого дня в своей жизни. Он окружил младшего брата едва заметным, но всё же ощутимым флёром тихого, созерцательного обожания. Квотриус только благосклонно принимал его, как данность, словно бы Господин дома и высокорожденный патриций из будущего, его возлюбленный Северус просто обязан был поступать так и только так. Будто обходных путей и не бывало ни в одной, даже самой сложной ситуации!