Звезда Чёрного Дракона
Шрифт:
— Тьма во мне и не засыпала, — улыбнулся он, оставаясь все таким же спокойным, что всегда раздражало Этель. — А что не спит в вас, дорогая сестра? Вы всегда так недружелюбно настроены по отношению ко мне. Чем я заслужил это.
— Думаешь, я не знаю про тебя и Еву? — тихо, но с вызовом спросила Этель. — Я видела вас вместе на балу в честь Белль. Ты ведь был без ума от Евы. С ума сходил, наверное, когда узнал, что она с Даррелом. А потом решил забрать себе?
Эштан склонился к ней. И прошептал, чтобы никто не слышал:
— Думаешь, я не знаю про тебя и твои вылазки из дворца в мужской одежде? Про то, как ты встречаешься с мужчиной, скрывая свою личность?
Этель вспыхнула.
— Молчи и не зли меня, сестра, — продолжал Эштан. — Иначе твои
— Придурок, — прошипела Этель и, резко развернувшись на каблуках, ушла.
Через час замок Семи ветров опустел. Гости спешно покинули его, судача о том, что произошло. Маги и гвардейцы улетели вместе с принцессой и все еще спящей Белль. А Эштан направился в свои покои — уставший и разбитый. Однако едва он упал на кровать, не снимая одежды, как в окно раздался стук. Эштан открыл его, впустив в спальню вместе с ветром птицу — небольшую, с изогнутым клювом. Это был чернокрыл, редкая магическая птица, которую часто использовали для почты. Эштан протянул руку, и чернокрыл сел на предплечье, уставившись на него золотистыми маленькими-пуговками.
— Пар-р-роль, — проскрипела птица, и Эштан нарисовал в воздухе магический знак — если бы не сделал этого, послание бы уничтожилось. А после снял с лапки чернокрыла капсулу с запиской.
«Жду тебя там же, где и всегда. Ночью. И не забудь то, о чем я просила. Твоя любящая мать», — было криво выведено на бумаге. На лице Эштана появилось отвращение. Любящая мать. Смешно.
Вскоре Эштан покинул замок Семи Ветров. Официально он возвращался в столицу, потому как должен был продолжить обучение в академии магии. Однако, прежде чем попасть в Эверлейн, он оказался в одном из самых злачных районов города — в Яме. Яма казалась настоящим черным пятном на карте прекрасной столицы. Это были трущобы северной окраины, в которые добропорядочные граждане старались не соваться, а полицейские патрули не ходили по одному. В Яме жили по своим законом, и часто эти законы не совпадали с общеимперскими, а чужаков тут не любили — да настолько, что готовы были всадить нож в сердце. Сердце Ямы была прибежищем преступников всех мастей, и притонов тут было столько, сколько дорогих ресторанов на Золотой улице. Однако и бедняков, которым некуда было больше деться, здесь хватало. Одни ютились в хлипких домах с картонными стенами и низкими давящими потолками, другие — и вовсе на улице, в жалких лачугах.
Была промозглая зимняя ночь — часы перед рассветом. Снег прикрыл мусор, разбросанный по разбитым дорогам. На обочинах горели костры — так бедняки пытались согреться в холод, а потому пожары в Яме были частым делом. Лачуги горели целыми кварталами, однако на их месте тотчас вырастали новые. Эштан шагал по узким вонючим улицам, натянув до самых глаз повязку и держа в руке меч. По городу нельзя было ходить с обнаженным оружием, однако для Ямы все было иначе. Мечи и ножи были залогом безопасности. Немногие в здравом уме нападут на вооруженного война, чтобы поживиться содержимым его карманов. Скорее, нападут на тех чужаков, которые были столь беспечны, что не позаботились о собственной безопасности.
В Яме Эштан бывал нечасто. И только потому, что тут пряталась мать и другие последователи культа темного бога. В Яме находился его тайный храм — он прятался под обломками полуразрушенного здания, и попасть внутрь мог далеко не каждый. Здесь не приносились жертвы, как в Забытом храме темного бога, а скрывались от властей. На жрецов Кштари шла охота, а потому приходилось соблюдать безопасность.
Эштан скользнул к обломкам, коснулся рукой выступающего камня и прошептал тайные слова на древнемагическом. Одна из заснеженных плит в земле медленно отъехала в сторону, открывая проход, ведущий вниз. Эштан спустился и оказался в помещении с кирпичными облезлыми стенами, тускло освещенными магическим огнем. Пахло терпкими благовониями и чем-то едва заметным, сладковатым и тошнотворным.
Его уже ждали — угрюмый бородатый
колдун, который забрал меч и молча проводил его к матери. Они шли по подземному коридору с дверями, и в Эштан случайно заглянул в приоткрытую. Он увидел нескольких девушек, и одну из них узнал, однако не подал вида. И пошел следом за провожатым к матери, в крохотную душную комнатенку с тяжелым воздухом. Она сидела перед каменным идолом, символизирующим темного бога и что-то шептала. Эштан встал напротив и замер.— Принес? — не поднимая глаз, спросила она. Эштан молча положил перед ней сверток с редкими компонентами для зелий. Некоторые компонентами были не только редкими и дорогими, но еще и запрещенными. Например, крошка из костей мантикоры или глаза василиска. Эштан купил их на рынке Змей и Костей. Потому что она ему так сказала. Его мать.
— Молодец, мой малыш. Ты очень послушный. В отличии от своего отца.
— Это комплимент?
— Это факт.
Ведьма вскочила на ноги и встала напротив. Алые глаза, обрамленные пепельными ресницами, впились в его лицо. Когда-то мать была хороша собой, однако теперь все было иначе. И дело было не в шраме, что тянулся через ее лицо. А в пугающем безумии в глазах.
Глава 9
Когда Эштан был маленьким и считал матерью Реджину, он понимал, что она не любит его. И думал, что сам виноват в этом — слишком плохо себя ведет. А когда в порыве пьяной ярости она сказала ему, что ненастоящая мать, даже обрадовался. Решил, что однажды его настоящая мама придет за ним. И тогда она будет любить его — так же, как Даррела любит императрица.
Настоящая мама действительно пришла, но разве мог он подумать, что она окажется ведьмой? В ту ночь, когда она оказалась в его спальне, он испугался ее — настолько, что стал заикаться. А потом… потом привык. Привык к ее пугающему виду, к алым глазам, тянущемуся через все лицо шраму, смеху, от которого по спине ползли мурашки. Она учила его познавать тьму. И она рассказала правду о том, кто он на самом деле.
— Осталось немного, сын мой, — сказала мать, похлопав Эштана по щеке. — Потерпи и ты получишь все.
— Что — все?
— Все, что я тебе обещала. Корону. Власть. Силу.
— А если я не хочу? — спросил Эштан устало.
— Какой ты смешной! Подумать только — не хочет стать следующим императором! — залилась в смехе мать. — Какой ты у меня глупый!
— Я действительно не хочу.
Ее смех оборвался так же внезапно, как и возник. Цепкие пальцы с длинными загнутыми ногтями обхватили Эштана за подбородок и крепко сжали.
— Ты на него не похож, малыш. Совсем другой. Вместо льда — тьма. Вместо гордыни — хитрость. Вместо желания власти — глупость.
— Не хотеть власти — быть глупым, мама? — насмешливо спросил Эштан.
Вместо ответа ведьма ударила сына по щеке. Она была болезненно-худой, а ее рука — тонкой, но силы в не было больше, чем у обычного человека. Эштан едва устоял на ногах, а мать схватила его за волосы и заставила склониться к своему лицу.
— Ты не похож на него. Но хочешь ты или нет, в тебе течет его кровь. — Ты — старший сын императора. Ты должен занять престол следующим, а не тот мальчишка. Ты! Ты! Это ты! Я родила тебя в муках, а ты смеешь мне дерзить! Слушай и запоминай. Император будет свергнут. Ты станешь его наследником. Хозяином этой проклятой империи. А потом — и всего мира. Ты станешь третьим после темного бога и его сына, когда тьма захватит этот мир.
Ее глаза заискрились безумием. Эштана охватило отвращение, но он не сопротивлялся. Мать отпустила его и, тяжело дыша, отступила назад.
— Ты должен убить своего отца, — бормотала она. — Отомстить за его предательство. Забрать силу Ледяного дракона. Должен… Должен… Понимаешь меня, малыш?
— Да, — прошептал Эштан.
— Ты сделаешь это?
— Да, мама.
Ведьма успокоилась. Взлохматила темные, с проседью волосы. Потерла лицо, обтянутое сухой кожей.
— Знаешь, малыш, а ведь он тебя по-своему любит, — вдруг сказала она почти нормальным голосом.