Звезда курятника
Шрифт:
— Хуже всего, что мы выбиваемся из графика! Галину везут от их с Андрюхой дома, с ней родные и близкие прощались там. Катафалк подойдет сюда, чтобы тем же рейсом подхватить Андрюху, и уже потом — прямиком на кладбище.
Тихий скрип двери заставил меня обернуться. Против ожидания из-за гроба выступил не отсмеявшийся Колян, а невысокая фигура в черном. Она приблизилась, и я узнала сестру Галины, Татьяну.
— Ой, девочки, это ужасно, это просто ужасно! — истерическим шепотом зачастила она.
— Ужасно, умерли оба, один за другим! — согнав с лица неподобающую моменту улыбку, кивнула Ирка.
— Такие молодые! — горестно воздела очи я.
— Да нет же! — осатаневшая от неразрешимых проблем Татьяна почти не соображала, что говорит. — Ужасно другое! Наш
— И где сейчас катафалк? — спросила я.
— На стоянке у торгового центра «Город»! Администрация магазина в ужасе, народ шугается, а парковка открытая, солнце печет, в автобусе жарко, как в печке! Ой, что же делать! — Татьяна в отчаянии заломила руки.
Смотрелось это, надо признать, весьма уместно и особого внимания не привлекло.
— Действительно, что же делать? — повторил Моржик, задумчиво почесав в затылке.
— А ну, еще раз! — велела я ему. — Что ты на меня смотришь? Говорю, давай чешись!
Моржик неуверенно почухал себя за ухом, словно вытряхивая из волос мелкий мусор.
— Энергичнее, — потребовала я, выталкивая Моржика вперед, и сама стала рядом.
Моржик поскреб подбородок, а я запустила ногти себе в волосы и заработала кистью руки, как взбивалкой для крема. Через десять секунд моя прическа пришла в ужасное состояние, но это возымело должный результат: граждане, следующие по тропе мимо гроба, стали на меня засматриваться.
— Зудит — сил нет! — доверительно сообщила я первой же притормозившей даме.
Она отодвинулась и посмотрела на меня с некоторым испугом.
— У вас спирту не найдется? — спросила я.
— Ты че, девка? Поминки только после похорон! — с видом знатока произнесла какая-то старушка.
— Мне для дезинфекции. — Я покачала растрепанной головой и поскребла ногтями по обтянутым джинсами бедру. — Боюсь, заразилась от покойника!
В веренице прощающихся образовался разрыв.
— Он ведь от инфекции помер, — продолжала я, закрепляя успех. — От этой… Как ее?
С этим вопросом я обернулась к Моржику.
— От язвы! — с готовностью подсказал он, чешась, как шелудивая дворняга. — Сибирской!
— Восточносибирской! — зачем-то уточнила сомнительный диагноз Ирка, тоже начиная яростно скрести ногтями по бокам.
Народ дрогнул и через несколько секунд обратился вспять. Те, кто уже успел попрощаться со скончавшимся от мифической восточносибирской заразы Андрюхой, вымелись во двор, остальные водоворотом крутились в фойе, больше не заплывая в наш коридор.
— А что случилось? — изумился Колян, возвращения которого мы не заметили. — Где все?
И он оглянулся на лежащего в гробу Андрюху, как будто тот был организатором неудавшейся вечеринки. Андрюха, ясное дело, ничего не ответил, и Ирка с Моржиком— тоже. Войдя во вкус, они в четыре руки перекрестно чесали друг друга, как две безобразно завшивевшие обезьяны.
— Не обращай на них внимания, бежим к «Городу»! — Я потянула мужа к выходу — загробному, то есть расположенному за гробом.
— И я с вами! — спохватилась всхлипывающая Татьяна.
Втроем, оставив Ирку и Моржика самозабвенно чухать друг друга, а остальных участников печального мероприятия — изумленно созерцать эту, прямо скажем, нерядовую сцену, мы дворами напрямик перебежали к супермаркету, где нам открылось еще более любопытное зрелище.
На стоянке супермаркета криво, как-то боком, очень неловко, стоял спецтранспорт муниципальной службы ритуальных услуг. К его желтым с широкой черной полосой бортам жались смущенные и растерянные люди в трауре и полутрауре. С полдюжины разномастных легковушек, явно входящих в траурный кортеж, были бессистемно припаркованы поблизости, и из их окошек выглядывали мужские и женские лица, на которых с покрасневшими заплаканными глазами диссонировали приоткрытые в детском изумлении рты. Машины, эскортирующие катафалк, мешали прочим транспортным средствам подъехать к супермаркету, равно как и отъехать от него. Видимо, поэтому по площадке от одной легковушки к другой бегала,
спотыкаясь на высоких каблуках, растрепанная дама в деловом костюме и с табличкой «Старший менеджер» на затянутой в твид высокой груди. Покупатели с полными тележками жались у дверей магазина. Они нерешительно переминались, оттаптывая друг другу ноги, и выглядели испуганными, хотя шокирующий вид на укомплектованный катафалк им закрывал армейский грузовик с откинутым тентом. В кузове его восседали музыканты похоронного оркестра, притворявшиеся, будто они тут вовсе ни при чем. Избражая безмятежное спокойствие, они конспиративно наяривали польку-бабочку, но то и дело сбивались в глубокий минор и заканчивали каждую музыкальную фразу тоскливым сдвоенным ударом барабана и литавр.Особую пикантность ситуации придавал огромный, два на четыре метра, цветной плакат, наклеенный на бетонное ограждение паркинга. «Возьми с собой в дорогу друга!» — призывали организаторы рекламной акции сигарет, обещая победителям конкурса коллективную путевку в теплые страны. Тупая морда похоронного автобуса, уткнувшаяся в забор аккурат под плакатом, заставляла задуматься: а не повелся ли усопший на рекламу и не закатился ли в людное местечко специально, с коварным намерением прихватить с собой в последний путь побольше друзей?
— Сможешь объяснить водителю, как проехать во двор вашей башни? — спросила я Коляна, оценив ситуацию.
— Ага, — лаконично ответил он.
— Боже, что за похороны! — вздохнула шокированная Татьяна. — Если бы Андрей и Галина все это видели, они бы в гробу перевернулись!
— Лучше не надо, — пробурчала я, представив, как отреагируют оставшиеся в траурном зале на кульбиты покойника. — Боюсь, еще кто-нибудь помрет с перепугу!
Минут через пять ситуация благополучно утряслась: похоронная процессия, ведомая одиноким пешим Коляном, организованно покинула стоянку супермаркета и переместилась во внутренний двор девятиэтажки. Андрюху погрузили в автобус, немного потеснив Галину, и кортеж отправился на кладбище, но еще до этого я успела поинтересоваться у Татьяны, не знает ли она, где сейчас сотовые телефоны усопших супругов.
— Галкин — у следователя, а Андрюхин — у меня, — ответила Таня, которой явно полегчало. — Я обзванивала всех его знакомых по номерам в телефонной «записной книжке».
— И многих пришлось обзвонить? — спросила я.
— Человек двадцать, а что?
Я мысленно возликовала. Андрюха только на прошлой неделе купил новый аппарат с расширенной памятью на телефонные звонки: тридцать входящих, тридцать исходящих и еще столько же неотвеченных. В то роковое воскресенье, когда Семины, а также Саша с Надей и покойный Дима гостили у нас, Андрюха как раз хвастался своим приобретением. Галя же в пятницу обмолвилась, что ее супруг перед уходом из дома договорился о встрече с какой-то бабой. По своему мобильнику договорился! А потом забыл этот мобильник на работе и больше по нему уже не разговаривал, так как ночью был убит. Следовательно, в электронном склерознике сотового должен остаться номер, по которому звонил Андрюха. Даже если парой дней позже Татьяна с этого же мобильника обзвонила с печальной вестью два десятка Андрюхиных знакомых, тот самый номер должен был сохраниться: память-то на тридцать номеров!
— Ты не дашь мне на пару дней Андрюшин мобильник? — попросила я Татьяну.
— Зачем тебе?
— Там должен быть телефон, который знал только Андрюха, и он мне нужен, — сказала я чистую правду.
— Держи, — пожав плечами, Татьяна достала из сумки серебристую трубку в пижонском чехле из змеиной кожи — далеко не такой красивой, как полосатая шкурка покойного аспида.
Я поспешно сунула его в карман, под предлогом необходимости вернуться на работу попрощалась с живыми и мертвыми тут же, во дворе офисной девятиэтажки, и зашагала на трамвайную остановку, с трудом удерживаясь, чтобы не подпрыгивать от радости. Это мое чувство при данных обстоятельствах было совершенно неуместным, но я ничего не могла с собой поделать: перспектива вытянуть из электронных мозгов Андрюхиного мобильника кончик ниточки, ведущей к убийце, преисполнила меня ликованием.