Звезда курятника

В студию я спешила потому, что на половину третьего были назначены съемки рекламного ролика, который мне предстояло озвучить: заказчику понравился именно мой голос, и теперь я должна была эротично намурлыкать фирменный слоган. Я бы запросто сделала это уже на монтаже, но наш режиссер, имеющий обыкновение ваять нетленку соответственно сумме оплаты, получил свою часть гонорара авансом и теперь рыл землю копытом. Несмотря на то, что я не была непосредственно занята в съемках, мне он велел присутствовать в студии, дабы «проникнуться».

«Проникаться» пришлось добрых два часа, съемка оказалась не из легких. Надо было сделать рекламу зефиру в шоколаде «Лямур», что звучало довольно заманчиво, особенно в сочетании с большой картонной коробкой, в которой аккуратно лежали двенадцать маленьких цветных коробочек с изображением аппетитной зефирины. Коробку собственноручно приволок в студию Слава, вытрясший стратегический запас зефира из рекламодателя под предлогом необходимости использования сластей в процессе съемок.

Слава оказался прав: другого столь расходного материала, как этот зефир, в нашей студии еще не бывало! Во-первых, шесть коробочек были разъедены съемочной группой и примкнувшими к ней товарищами еще до начала работ — для вдохновения. Во-вторых, уже в процессе съемки выяснилось, что шоколадный зефир — аксессуар одноразовый. Единожды упав на пол, он уже не может быть использован повторно — во всяком случае, в кадре, так как товарный вид упавшей зефирины заметно портится. Правда, на вкусовые качества ее падение, как правило, не влияет, поэтому ни один кусок зефира на ковровом покрытии студии не залежался.

По сценарию ролик нужно было снять двумя длинными планами. Сначала в кадре появлялись «Ухоженные мужские руки» с коробкой зефира в шоколаде «Лямур». «Ухоженные мужские руки» ловко открывали коробку — в этот момент звучал коварный басовитый смешок, а затем нежная дамская ручка под томное закадровое «Ах!» неуверенно изымала из бумажного гнездышка глянцевую зефирину. Потом камера показывала очаровательную даму в платье с корсетом и шляпке с цветами. Демонстрируя зрителям аккуратно надкушенную зефирину, дама моим голосом произносила: «Лямур! Искушение, перед которым не устоишь!», после чего обессиленно падала на подоспевшие «Ухоженные мужские руки».

В роли неустойчивой сладкоежки выступала практикантка Сашенька, соответственно наряженная и загримированная. И без того хорошенькая, девушка усилиями костюмера и визажиста сделалась настоящей красавицей, изящной куколкой с фарфоровым личиком и нежно-розовыми губами. Чтобы сохранить цвет губ, Сашеньке не велено было ничего пить и есть до окончания съемок. Это оказалось нелегко: уже через полчаса после начала съемок под софитами стало очень жарко.

В роли «Ухоженных мужских рук» дебютировал сантехник Вова, явившийся в телекомпанию с дежурной проверкой водопровода на предмет протечек и случайно угодивший на кастинг. По мнению проводившего отбор актеров Славы, именно у Вовы оказались самые красивые длинные пальцы. «Нервные руки пианиста», — сказал о них наш режиссер.

— Тогда уж органиста! — съязвил Вадик. — Тот тоже имеет дело с трубами!

Вова шуточек не слышал, потому что был немедленно отправлен в соседний парикмахерский салон на SPA-маникюр. Повели его под конвоем, так как смущенный сантехник выражал желание сбежать куда подальше от наших телевизионных дел.

Вадика, чтобы не вякал, Слава назначил главным надкусывателем. Его задача состояла в том, чтобы по мере необходимости поставлять необходимый для съемок ущербный зефир. Режиссер самолично изготовил идеальной формы шаблон, по которому перочинным ножичком вырезал краешек образцовой зефирины. Стремясь к идеалу, Вадик должен был делать примерно то же самое, но без подручных средств вроде шаблона и ножа, собственными зубами. Заказчик особенно настаивал на том, чтобы на экране было видно, что рекламная зефирина переполовинена человеческими челюстями, что, по его мнению, без слов говорило о съедобности продукта.

Отманикюренному Вове был выдан сценический костюм «Ухоженных мужских рук»: крахмальные манжеты с золотыми запонками и нарукавники из добротного черного сукна, прикрывшие нервные руки пианиста-сантехника до середины предплечий. Предполагалось, что этого будет достаточно, прочие части тела Вовы в кадр не попадали, а потому остались «в своем» — борцовской майке, спортивных штанах и шлепанцах на босу ногу. В сочетании с маникюром и манжетами это выглядело очень необычно.

Первую часть ролика с зефирной коробкой, которую мужские руки подают, а женские потрошат, отсняли быстро. С игровой частью материала пришлось попотеть.

— Полная готовность! — взволнованно блестя очками, вскричал Слава, расставив всех по своим местам. — Мотор! Камера!

— Феллини, — буркнул оператор Серега, включая запись.

— «Лямур! Искушение, перед которым не устоишь!» — закатывая глазки, проворковала Сашенька и покрутила у виска зефирным огрызком.

— Падай! — рявкнул режиссер.

Сашенька послушно рухнула.

— Однако! — не по сценарию прохрипел Вова, явно не ожидавший, что нежная барышня окажется тяжелее, чем фановая канализационная труба.

Он покачнулся, икнул и уронил обмякшую Сашеньку на ковер.

— Стоп, мотор! — скомандовал Слава. — Переснимем!

В студии сделалось душно и уже явственно чувствовался запах спиртного, исходящий от «Ухоженных мужских рук».

— Вова, что вы пили? — морща породистый нос, спросил режиссер.

— Как обычно, водку, — с достоинством ответил Вова, делая попытку утереть нос крахмальной манжетой.

Бдительная костюмерша схватила его за нарукавник, поправила перекосившиеся запонки и захлопотала над Сашенькой, слегка помявшейся при падении. Зефирина, оказавшаяся в момент Сашенькиного приземления под барышней, превратилась в некрасивый блинчик, напоминающий небольшую коровью лепешку.

— Зефир! — потребовал Слава.

— Есть зефир! — бодро отозвался Вадик, щелкая зубами, как компостером.

— Поправь прикус! — покачал головой режиссер, взглянув на новый аксессуар.

Вадик послушно надкусил другую зефирину.

— Ленка, встань позади Вовы и обними его за талию, — велел мне Слава. — Будешь придерживать его, чтобы не падал.

— Дедка за репку, бабка за дедку! — объявила я, подмигнув смущенному Вове.

— Все по местам! — скомандовал режиссер. — Дубль два!

— «Лямур! Искушение, перед которым не устоишь!» — возвестила Сашенька, показав зрителям зефирину, похожую на убывающую луну.

— Падай! Падай же! — заволновался Слава.

Сашенька накренилась, как подрубленная сосна, опасливо скосила глаза, проверяя, на месте ли мы с Вовой, и медленно завалилась на бок.

— Стоп! — гневно завопил режиссер.

Он пару раз дернул себя за волосы и пробежался по студии, раздавив вторую зефирину.

— Ты что, никогда не видела, как падают в обморок нервные барышни? — устрашающе ласково спросил он у Сашеньки, остановившись на оборке ее длинного платья. — Они падают вот так!

Слава завел глаза, обмяк и артистично грохнулся на пол. Эффектному падению невольно поспособствовала костюмерша, попытавшаяся именно в этот момент выдернуть из-под ног режиссера подол Сашенькиной юбки.

— Воды! Дайте воды! — закричала я, увидев, что Слава не подает признаков жизни.

Поддатый сантехник, не расслышав, вытащил из кармана штанов плоскую початую бутылку и ловко влил в рот бездыханного режиссера порцию водки.

Слава закашлялся и ожил.

— Ну что, снова мотор или по домам и водку пить? — спросил оператор, держащийся в стороне от общей суеты. — У меня рабочий день заканчивается!