Звезда мореплавателя(Магеллан)
Шрифт:
Я очутился на улице буквально без гроша в кармане. Небольшие индийские сбережения я, еще будучи в Индии, доверил на хранение купцу Педро-Аннешу Абральдежу, отплывавшему тогда в Португалию, — он был у меня в доверии. Но он умер до моего возвращения, а наследники не отдавали денег. Я подал в суд; ты знаешь, Антонио, что рассмотрение подобных дел растягивается на годы. В нашем родовом поместье жили сестра с мужем и детьми, дохода еще хватало им на пропитание и одежду, да и не собирался я отбирать последний хлеб у своих племянников. Что оставалось делать? Единственное ремесло, которое я знал, была война… Собиралась армия против мавров в Марокко, я вступил в нее. Это было несчастливое для меня предприятие. Я охромел в нем, и моя честь происками врагов была поставлена под сомнение. Сеньор Менезеш, командующий армией, служил в Индии, знал меня и дружил со мной. Он погиб в бою, на смену прислали одного из дворцовых любимчиков, привыкших к интригам и лести. На военных советах я, по-обычному, говорил прямо о том, что считал нужным, и любимчик разгневался. Меня окружили шпионами,
Мне пришлось уйти из армии. Вновь я очутился в пышном Лиссабоне, больной, нищий, без пристанища. За ранение выплачивали морадиа — крошечную королевскую пенсию. Ее хватало на оплату темной, без окна каморы на рыночном постоялом дворе и порцию лепешек с чесноком. Я не мог покупать даже свеч. На что оставалось мне рассчитывать, Антонио? В городе, отвергшем меня, в королевстве, не ведавшем обо мне, без средств, без цели, я, казалось, был обречен на медленное неуклонное угасание. Но это было не так — о нет! Я не чах в тоске — я ждал! Ибо где-то там, за пологом расстояний, на гребнях волн юга еще жил Серрано, мой названый брат, и поэтому мне оставалась надежда. Я жил — следовательно, жил и он: я не верил, что мы можем погибнуть в разновременье. Тянулись пыльные мои лиссабонские дни, темные и голодные ночи, пустые недели, сжимаемые гнетом надежды. Я торопил солнце, и мне казалось, что оно чересчур лениво вставало; я угрожал солнцу — мне чудилось, что оно слишком медленно прячется за горизонт. Не скрою: порою исступление охватывало меня. Большую часть жизни я уже пустил на ветер чужих бед и чужих утех. «Друг, нас двое!» — вспоминал я. Я знал мир, закрыв глаза, мог безошибочно вспомнить гавани Африки и форты Азии, но среди этого кружева стран и плетения толп для меня тогда по-настоящему существовала лишь одна живая душа: Серрано.
Однако я увлекся, Антонио, и впредь буду краток. Скажу лишь, что, когда в холодное утро я услышал властный стук в дверь каморы, еще не проснувшись, понял: стучит посланец с письмом от Серрано…
Когда мы вернемся с победой в Испанию, ты узнаешь секреты Магеллана, ибо победитель уже не нуждается в тайне. Ты поймешь все, когда прочтешь письмо Серрано. Ты увидишь, через какие поистине адские испытания прошел Франсиско, пока добрался до Молукк. Но он добрался, он увидел Молукки; он сумел стать важным и нужным человеком на Островах пряностей, он приобрел уважение владык Молукк. Султан Тернате выдал замуж за Франсиско свою дочь и ничего не делал, не посоветовавшись с ним. Серрано стал как бы представителем Португалии в Стране пряностей, представителем весьма независимым, с желанием которого приходилось скрепя сердце считаться вице-королям. Но самое главное не в этом. Самое главное — Франсиско звал меня к себе, звал, тоже намекая, что добраться до него можно с запада.
Моя надежда крепла. Теперь я уже знал, чего хочу и зачем буду жить дальше. Неторопливо додумывал свой план, проводя дни в порту и в дешевых тавернах, где собирались моряки. Там было много таких же, как я: обманутых воинов и мореходов, у которых украли молодость, а потом вышвырнули на свалку. Я знал их, они знали меня, и, когда я давал понять, что ищу выход из положения, они с горячностью соглашались пуститься за мной хоть на край света, лишь бы избавиться от постылой доли.
Приходили письма Серрано. Мой друг просил привезти побольше людей и оружия. Я видел, что мысли наши текут рядом.
Мне требовались корабли и солдаты, а откуда их взять бедному дворянину? Тем паче в Испании, где я был почти неизвестен, но куда намеревался явиться. Чтобы убедить придворных, я вооружился картой Бехайма [67] , где был обозначен пролив на юге Западного материка, и заключил союз с Рюи Фалейро, считающимся лучшим астрономом Европы. Его простодушие и образованность нравились мне, чего я не могу сказать о его привязанности к гороскопам, составляемым по всякому поводу. Фалейро по своим собственным соображениям пришел к выводу, что такой пролив существует. Он с горячностью излагал мне свои высокоученые аргументы, а я с приязнью, хотя и с внутренней улыбкой, следил за его худым, нервным лицом, ибо знаменитый астроном никогда не выезжал из Европы…
67
Мартин Бехайм фон Шварцбах (ок. 1459–1507) — математик, астроном, навигатор, первый немецкий путешественник мирового значения, создатель знаменитого «земного яблока» — глобуса (второго в Европе — после пергамского ученого Кратеса Маллосского, творившего в первой половине II в. до н. э.). С именем Мартина Бехайма, долгое время служившего при дворе короля Жуана II в высшем морском ведомстве Португалии — «Совете математиков», связывают много географических легенд, которые, однако, с культурно-исторической точки зрения не выдерживают никакой критики. Например, на основании только того факта, что на последующих глобусах, изготовленных земляком Бехайма, нюрнбержцем Иоганном Шёнером в 1515 и 1520 годах, и приписываемых Мартину Бехайму, обозначен проход через Южную Америку, предполагали, что Бехайм открыл пролив до Магеллана и даже до Колумба побывал в Южной Америке. В известном труде немецкого историка географических открытий Рихарда Хеннига «Неведомые земли» есть даже специальная глава, называемая
«Мнимое открытие Америки и Магелланова пролива Мартином Бехаймом» (IV том, глава 196). На самом деле никакого открытия Южной Америки и пролива ни Шёнером, ни тем более Бехаймом не было сделано. Данные глобусов 1515 и 1520 годов основывались всего лишь на предположении, гениальной догадке, но не на реальных фактах. Тем не менее мифический «пролив Бехайма» сыграл свою роль в истории географии: с картами Бехайма — Шёнера на руках Магеллан доказывал королевскому совету реальность своих планов достичь Молуккских островов с запада.Напоследок, желая сохранить свою честь в глазах соратников, я, как подобает подданному, напросился на прием к королю Мануэлу. Он долго не хотел меня принимать, но я настоял на своем, ссылаясь на древнее право нашего рода иметь доступ ко двору. Перед приемом король постарался собрать сведения обо мне. Они, видно, встревожили его. Думаю, что военачальники индийской армии рассказали Мануэлу обо мне то, что ранее скрывали в рапортах.
Меня допустили к королю Мануэлу. Он был один. Он не ответил на приветствие и ходил по комнате, пока я докладывал ему о своем намерении достичь Молукк с запада. Дважды Мануэл зевнул мне в лицо. Потом спросил, долго ли я буду симулировать хромоту и не пора ли мне кончить проедать зря королевские деньги? Я ответил, что как раз намерен сослужить королю важную службу, найдя новый путь в Индию. Король расхохотался. «Мне не нужны фантазеры и болтуны!» — бросил он. Я спросил, значит ли это, что его высочество не намерено представить мне подобающей должности? «Рядовым солдатом!» — отрезал король. Я сообщил, что не считаю зазорным быть рядовым, но выслуга лет существует и для солдата. Лицо короля позеленело. Позже я узнал, почему он так бушевал. Король не выносил, когда ему смотрели в глаза. Я осведомился, понимает ли его величество, что, лишая меня надежд на службу ему, он вынуждает идти служить другому государю? «Только попробуйте!» — воскликнул король, указывая рукой на дверь.
Конечно, он тотчас приказал следить за мной, но просчитался. Предвидя исход встречи, я заранее договорился со знакомым капитаном каравеллы, идущей в Испанию, и она подняла якорь, как только я ступил на палубу. Перед посадкой в шлюпку я громко объявил собравшимся вокруг морякам, что оскорблен королем и потому покидаю Португалию.
Мануэл был в бешенстве. Он велел сбить герб нашего рода с замка в Саброже, где жили ни в чем не повинная, перепугавшаяся сестра и ее дети. Король сознавал, что я не из тех, кто бросает слова на ветер, и перепугался. Мануэл собрал королевский совет. Они, вероятно, жалели, что выпустили меня живым из дворца. Совет порешил всячески противодействовать мне и постараться уничтожить.
Они старались, Викорати. Но старания эти лишь подтолкнули испанский двор: ведь если за мной охотится Мануэл, значит я действительно что-то знаю и стою. Покушение следовало за покушением. Сеньор Фонсека даже запретил мне появляться на улице без охраны. Ночью охрана отдыхала, а я частенько приходил домой по ночам. Мы с Барбозой не раз стояли спиной к спине, отражая удары наемных убийц. Но где им было справиться с воинами, прошедшими Азию! Незадолго до твоего, Антонио, появления в армаде агентам Мануэла удалось гнусными слухами восстановить против меня население Севильи, и лишь вмешательство испанских придворных спасло армаду от уничтожения. Зато подкуп купцов, снабжавших нас продовольствием, удался врагам. Ты знаешь эти подлые способы: сверху, скажем, мука добротная, а на дно положено гнилье или песок. Голод, охвативший армаду в океане, — свидетельство тому. Но мы прорвались через океан, Антонио; страх, внушаемый шпионами, оставил матросов, мятеж подавлен, каравеллы еще раз отремонтированы, мы прорвались, Антонио, и ни один король в мире уже не сможет нас задержать!
Что ж, мы привезем пряности в Испанию. Но не ради них одних веду я армаду. Пряности открыли до меня и привезут, если понадобится, без меня. Я потратил большую часть жизни для того, чтобы увидеть мир и понять, зачем я нужен ему. Я знал, что пролив существует, и не сомневался, что найду его. Но кругла ли Земля, я не знал. Об этом не знал никто, можно было только догадываться, верить или не верить. Теперь мы знаем. Доплыть не до Индии, не до Америки, не до Молукк, а наискосок через планету, обогнуть ее всю, так, чтобы открылись дороги куда угодно, — вот моя цель. Этого до меня не сделал никто. Мы — сделаем. Ни люди, ни стихии не остановят меня. Если понадобится, я буду беспощаден. Высший долг моей жизни — кругосветное плавание, и я исполню его.
И если это удастся, какие дали откроются перед нами! Я оставлю Серрано корабль и матросов-добровольцев: он подготовит условия для нашего вторичного пришествия. Во второе плавание я потребую и получу, без сомнения, от короля титул адмирала вновь открытых земель и вице-короля. Мы придем к Молуккам уже известной мне дорогой на десятках судов. Запад и восток, юг и север растворят двери перед нашими эскадрами. Я кликну клич по гаваням Португалии и Испании, опытные мореходы придут ко мне. И мы покорим эту планету, Мировой океан!
Казалось, дух истории вещает устами командора. С пламенным благоговением внимал я ему. Мне не приходилось ранее задумываться над истинами столь серьезными, но дерзкая мечта командора сразу же покорила меня. То, что мне представлялось величественной тайной, — знание пролива, было, оказывается, несущественной деталью в плане командора. Само достижение Молукк для него являлось только началом похода, грандиозного всемирного похода! Он взирал на мир с высоты таких помыслов, что мне было неловко вспоминать свои мелкие догадки.