Звезда в колодце

— Это та Лукерья, что пошла замуж за стремянного Филимона Извекова? — спросила, вспоминая царица Мария.

— Да, она, — кивнула головой Ксения. — И до сих пор благодарит Бога за то, что он спас ее моими руками от Басманова. Матушка, молю тебя, огради меня от него!

— Ох, моя ягодка, больше всего на свете я не хочу этой свадьбы! — сокрушенно покачала головой ее мать. — Но от болезни ум твоего отца помутился, вознамерился он по дьявольскому наущению пустить нашего ненавистника в нашу семью. Однако не тревожься, Ксюша! Пусть состоится твое обручение, не позволю я делу дойти до свадьбы, не отдам тебя этому злодею на растерзание, придумаю что-нибудь, чтобы не случилось подобного несчастья!

Твердые обещания матери несколько успокоили несчастную девушку, переживавшую за свою участь в руках жестокого мужа и все равно она бледная, словно неживая в назначенный час вошла в палату, где ждал ее отец с женихом для обряда обручения. Массивный золотой венец с жемчужными нитями нестерпимо давил ей на голову, праздничное платье с драгоценными камнями как никогда казалось тяжелым. Все ее тяготило, все было не мило. Брат Федор с сочувствием посмотрел на сестру, которая от волнения еле стояла на ногах, но он ничем не мог помочь Ксении в семейном деле, где их будущее решал отец.

Ее отец, не замечая подавленности девушки только что подписал с Петром Басмановым рядную запись, документ, в котором подробно было указано, что и когда обе стороны — жениха и невесты — обязуются внести в общее семейное имущество. Никаких возражений Борис Годунов от Басманова не встретил — Петру было безразлично приданое, да и царь не поскупился, Ксения стала одной из богатых землевладелиц в стране.

После подписания царь Борис и уже признанный жених ударили по рукам — закрыли кисти своих рук, надев холщовыми рукавицами, и пожали их над столом, обрядово показывая, что они по родству все еще чужие друг другу, но уже крепко связаны сватовством. Боярыни, присутствовавшие при обручении, отметили этот момент следующей песней.

— 'Так уж мы летали, летали

Да на сине море плавали'.

«Да вы чего же тамо видели?»

'Да уж мы видели, видели,

Млад ясен сокол купается,

Да бела лебедь умывается'.

«Да уж вы что ж её не взяли?»

'Да уж мы не взяли, не взяли,

Дак её только заприметили'.

Ксения после рукобития отца и жениха уже начала считаться сговоренной невестой, и начался праздник в честь ее помолвки с Петром Басмановым. Согласно чину «Домостроя», стольники подали легкое угощение на стол — масленичные блины с различными начинками, и обе стороны обменялись подарками. В первую очередь стали поздравлять будущую тещу. Суровая царица Мария сухо приняла от Петра Басманова поданный ей с низким поклоном большой ларец со сверкающими уральскими самоцветами, взамен она небрежно уронила ему в руки большое свадебное полотенце, на которое новобрачным надлежало стать в церкви во время венчания.

Во время помолвки совершалось первое благословение на брак. Будущие супруги вставали перед родителями невесты, и отец невесты благословил их иконой Казанской Божьей Матери, а мать — хлебом с солью.

После обряда благословения стольники поставили перед Петром Басмановым и царевной Ксенией по блюдцу, и они положили туда свои обручальные кольца. Царь Борис три раза передвигал эти предметы, таким образом, что перед воеводой Басмановым оказалась посуда с кольцом его дочери, а перед царевной Ксенией — посуда с кольцом Петра Басманова. Жених и невеста надели их на безымянный палец правой руки, и Ксении досталось золотое кольцо, символизирующее яркий блеск Солнца, а Петру серебряное, напоминающее мягкий свет Луны.

Довольный состоявшимся обручением дочери и своего любимца, Борис Годунов провозгласил, обращаясь ко всем присутствующим:

— Свадьба состоится на Красную горку. С завтрашнего дня пусть во всех московских церквях настоятели будут молиться за здравие нареченных Петра и Ксении.

По знаку царя окольничий князь Засекин Александр Федорович поднес ему большой новый плащ, принесенный Петром Басмановым и Борис Годунов накрыл головы помолвленных жениха и невесты. Это покрывание обозначало покровительство, которое с этой поры обязан обеспечивать девушке ее суженый.

У Петра Басманова кружилась голова как от хмельного вина все время пока шло обручение. Он все никак не мог поверить в то, что сбылась его заветная мечта, и в нем зародилось нетерпеливое ожидание дня венчания, навек связывающего его с любимой царевной. Влюбленного воеводу не смутила подавленность печальной Ксенией, откровенно не радующейся предстоящему супружеству с ним. Все девицы плачут и тоскуют перед свадьбой, прощаясь с родительским домом, и Петр твердо решил сделать все, чтобы Ксения никогда не пожалела об браке с ним.

Весь во власти счастливых предчувствий Петр отправился в Вознесенский монастырь за материнским благословением на предстоящий брак с царевной Ксенией. Его родительница игуменья Софья постриглась в монахини после смерти своего второго супруга князя Голицына, и внешне казалась нашла в святой обители мир и покой своей душе. Даже гибель младшего сына Ивана не причинила игуменье особого волнения, она смиренно и покорно восприняла новый удар судьбы, унесшей много близких ей людей.

Темные тени редких прохожих падали на низкие монастырские своды при слабом свете чадящих факелов, путь ими слабо освещался, но молодой воевода уверенно шел по запутанному лабиринту за своей провожатой — старицей Анной к знакомой материнской келье. Он застал мать, перебирающей молитвенные четки перед киотом — многоярусным шкафчиком для икон, и перекрестившись на святые образа, застыл в почтительном ожидании окончания ее молитвы.

Игуменья Вознесенского монастыря поклонилась в последний раз, поднялась с помощью двух молодых монахинь с колен и с любовью посмотрела на старшего сына. Он стал ее настоящей защитой и опорой в суетном мире и никогда не оставлял ее телесные потребности без внимания.

— Что, Петя, соскучился по мне? — ласково спросила она его, еще не зная с какой целью он к ней пришел.

— Да, часто думаю о тебе, родимая, и тоскую, — признался Петр. — И ведомо мне, что только благодаря твоим усердным молитвам я до сих пор выходил целым и невредимым из кровавой сечи.

— Но Ивана мне вымолить от смерти не удалось, — тяжело вздохнула его мать, и ее взор затуманился невольной слезой.

— Знать так ему на роду написано — умереть молодым, — тоже с сожалением вздохнул Петр.

— И сына после себя он не оставил, только малютку-дочь Фетинью, — с горечью произнесла Софья, и проницательно посмотрела на своего первенца. — Когда же ты женишься, Петр, и продолжишь славный род Басмановых? Я слышала, для тебя все невесты нехороши, отказываешься ты от всех предложений посватать тебя и подходящую молодую боярышню!

— Этой весной, матушка. Будущий мой тесть объявил, что свадьба затеется на Красную горку, — опустив голову, ответил ей старший сын.

Взор игуменьи, с ног до головы одетой в черное монастырское одеяние, озарился радостью, и она оживившись спросила:

— И кто твой будущий тесть? Чью дочь ты замыслил привести в свой дом?!

— Царь Борис. Он наконец-то согласился отдать царевну Ксению мне в супруги, — признался Петр Басманов, и прямо посмотрел в глаза матери, надеясь увидеть в ее глазах одобрение.