Звезда в колодце
Шрифт:
Монастырь находился в пятнадцати верстах к юго-западу от города Унжа, на высоком правом берегу реки, где святой Макарий поставил крест, срубил «малую хижину» для себя и братии и вырыл под горой колодец, вода в котором почиталась целебной. В 1444 году в год кончины преподобного над его могилой была построена небольшая деревянная Макарьевская церковь, а позже рядом с ней появилась вторая церковь Флора и Лавра. Многочисленные чудеса, связанные с именем Макария Унженского и Желтоводского, сделали монастырь очень почитаемым, и паломники туда постоянно стекались рекой. Еще большую известность монастырь приобрел в 1552 году после его чудесного спасения от татар, опустошивших окрестные деревни и разрушивших
Басманов и отобранные им стрельцы, не желая прежде времени вспугнуть изменников проникли за ограду монастыря под видом скромных богомольцев. Там молодой воевода, благодаря своей сметливости и уму скоро разведал, что главой заговора в пользу опального боярского семейства является настоятель Ефим в миру до пострига носивший имя боярина Давида Хвостова. Кроме предательских писем обнаружилась и другая серьезная улика, подтверждающая мятежные планы Романовых — портрет Филарета, Федора Романова, в царском платье и шапке Мономаха.
Разобравшись за несколько дней кто из монахов-насельников интригует против царя, а кто смиренно служит Господу, молодой воевода после обедни в Троицком соборе скинул с себя сермягу и предъявил царский указ настоятелю Ефиму с повелением заключить под стражу заговорщиков против царской власти, включая его самого. Монахи в большинстве своем пожилые люди тут же подчинились превосходящей их силе молодых стрельцов, но один из них юнец Григорий Отрепьев тут же задал стрекача, скинув монашескую рясы с себя и улепетывая как заяц.
Как изворотливый уж Григорий извивался, не даваясь в руки своим преследователям и как проворная белка скакал по крышам сараев, звонко смеясь над незадачливыми стрельцами. Добежав до конюшни, он вскочил на спину буланой лошади и поскакал, понукая ее в открытые ворота, которые по недосмотру царевых людей остались открытыми.
Видя, что его помощники не в силах поймать Отрепьева Петр сам бросился в погоню за беглецом на своем выносливом скакуне. Долго мчался за ним по густому лесу, не меньше пятнадцати верст, преодолевая различные препятствия.
На пути беглеца и его преследователя внезапно для Петра Басманова выросли сплошным рядом старые ели; лучи солнца еле пробивались сквозь их кроны, и тогда Григорий, хорошо знавший здешние места, свернул с тропинки на поляну, усеянную земляникой. Едва конь Басманова коснулся копытами кустов ягод, как из-под них вылетела туча комаров, накинувшиеся на молодого воеводу как стая лютых, отощавших за голодную зиму волков.
Петр отчаянно отбивался от кровососов своей высокой шапкой, и мрачно думал про себя, что вор Гришка непременно воспользуется этим удобным случаем, чтобы надежно скрыться от него и тогда ищи свищи его в поле. Отрепьев так и намеревался сделать, но его уже немолодая кобыла не выдержала ожесточенной погони и рухнула наземь, хрипя и дрыгая ногами. Молодой монах и тут не растерялся. С быстротой молнии он освободился от придавившего его тела лошади и вскарабкался на высокую пихту со скоростью проворной кошки, сделавшись временно недоступным для царского воеводы. Острые пихтовые шишки при этом порвали ему старые штаны, и Отрепьев был вынужден их придерживать рукой во избежание дальнейшего падения с своих бедер.
Молодой воевода тоже соскочил с коня и, оценив обстановку, взял с седла свернутую веревку вязать беглеца и хладнокровно сказал:
— Слезай, Гришка! Все равно ты от меня не уйдешь!
Отрепьев затравленно осмотрелся и поняв, что ему неоткуда ждать спасения от Басманова,
отогнавшего от себя комаров, взмолился:— Петр Федорович, не губи, отпусти меня! Я тебе исчо пригожусь.
— Да чем ты мне пригодишься, убогий? — пренебрежительно произнес молодой воевода, окидывая взглядом щуплую фигурку своего противника. — Заплатка на заплате, штаны порваны, а еще хвалится, услугу обещает!
— Да, верно, порваны штаны, неказиста моя одежка, зато моя смелость при мне осталась, а смелый молодец — это дела венец, не подведет! — рассмеялся Григорий Отрепьев, вытирая сопливый нос рукавом застиранной рубахи.
— Скорее, при тебе всегда твое нахальство, — вздохнув молодой воевода, тщательно будто в первый раз рассматривая Григория Отрепьева. Несмотря ни на что ему нравилось бесстрашие этого государева ослушника. Отрепьев был некрасив собой, мал ростом и с бородавками на лице, но в нем необычайно хороши были его живые голубые глаза, в которых виднелась незаурядная отвага, и его бойкая речь звучала приятно для слуха, привлекая к себе людские сердца.
— А хоть бы и нахальство! — подхватил Григорий и подмигнул Басманову. — Говорят же, наглость — второе счастье. Помилуй меня, воевода, и в будущем я поделюсь с тобой своим счастьем, отплачу тебе за твое добро добром.
Петр Басманов призадумался на минуту и решился. Жаль ему стало незадачливого юнца, не захотел ломать ему жизнь тяжелой судьбой государева изменника на каторге.
— Ладно, рыжий, беги дальше, — сказал он, поворачивая в обратный путь своего коня. — Поверю тебе на слово. Если же обманешь, то не мне ты будешь должен, а Богу!
— Разумею, разумею, — заверил его Отрепьев, и крикнул: — Подожди маленько, Петр Федорович!
— Ну что тебе еще? — спросил, оборачиваясь, молодой воевода.
— Денег дай, — потребовал от него беглец. — Сам говорил, одежка моя неказиста, штаны порваны — куда я в таком виде пойду.
— Говорил же, нахальный ты! — проворчал Петр Басманов, однако решив до конца быть великодушным, пошарив в поясе он нашел серебряную копейку и бросил ее Отрепьеву. Подумав, добавил еще веревку штаны наглецу поддержать, ту самую которой хотел его прежде вязать.
— Вот спасибо, Петр Федорович, благодетель ты мой, — обрадовался Григорий Отрепьев, пробуя подлинность монеты на зуб. Опустившись с пихты, он проворно подпоясался подаренной веревкой и отвесил молодому воеводе благодарственный поклон.
На этом они распрощались и повернулись в разные стороны. В пути Петр Басманов ощутил некоторое угрызение совести, что в какой-то мере подвел доверие Бориса Годунова, но успокоил себя тем, что крупную рыбу в виде предателя Давида Хвостова он для своего благодетеля поймал, а смешливый Григорий Отрепьев слишком мелкая рыбешка, чтобы царь им интересовался.
Если бы только Басманов знал, что тот, кого он отпустил, вовсе не был мелкой рыбешкой, а был даже покрупнее пойманной щуки — настоятеля Макарьевого монастыря — то схватился бы за голову!
Отпущенный им беглый монах Григорий, в миру Юрий Отрепьев, а по-домашнему — Юшка был из небогатых дворян. Он рано потерял отца, после чего семейство впало в нужду, и не очень оказался нужным родной матери, не любившей его за некрасивость и шпынявшей его из-за каждой пустяковой провинности. Но маленький Отрепьев не унывал и, пася гусей, словно дворовой мальчик-холоп, мечтал о том, что когда вырастет то станет царем и все его будут любить и баловать. Юшка отличался природной сообразительностью и проворством, его заметили и взяли под свое покровительство его дальние родственники бояре Романовы, у которых юный Отрепьев провел несколько лет. Он получил неплохие знания в московских романовских хоромах, научился грамоте и был осведомлен о жизни в зарубежных странах.