Звезда в колодце

Но благие намерения царевны Ксении не нашли отклика у ее матери. Слишком хорошо знала царица Мария, что большинство московских бояр не смирилось с народным избранием на царство Бориса Годунова, роптали на выбор участников Земского собора, и особенно мрачно она смотрела на княжну Анну Репнину, младшую сестру жены князя Василия Шуйского Елены. Шуйские из рода Рюриковичей были главными претендентами на русский трон помимо Годуновых, и Мария Григорьевна подозревала, что княжна Анна пользуется дружбой с доверчивой Ксенией, чтобы шпионить в Кремле в пользу своей сестры.

И потому Мария Григорьевна непримиримо произнесла:

— Заниматься богоугодным делом благочестивым девам подобает в тишине и уединении своих теремов, а не собираться вместе, распевая любовные песни. Ступайте, девицы, по домам и впредь без моего приглашения не смейте являться во дворец!

— Боярышни, прошу к выходу, — торопливо проговорила Домна Ноготкова, стараясь своим усердием уменьшить гнев царицы.

Оробевшие от видимой немилости жены царя девушки быстро поднялись, низко поклонились Марии Годуновой и поспешили уйти прочь от ее тяжелого взгляда в сопровождении дворовой боярыни как испуганные цыплята при приближении грозной орлицы.

— И вы тоже ступайте, мне с дочерью наедине поговорить надо поучить ее уму-разуму, — сказала царица Мария своим приближенным, и женщины ее свиты также поспешно вышли из палаты, опасаясь царицыного гнева, как прежде до них молодые, попавшие в немилость боярышни.

Ксения осталась на месте с поникшей головой, дожидаясь кары за свое своеволие. Мать действительно говорила ей, чтобы она не водилась с дочерями многих бояр, а дружила только с теми, на кого укажет она, но царевна не думала, что Мария Григорьевна настолько непримиримо настроена к ее подругам.

— Что молчишь, Ксения? — поинтересовалась у нее царица Мария.

— Жду наказания, прогневала я тебя, матушка, — с раскаянием произнесла Ксения.

Тут Мария Григорьевна впервые тепло улыбнулась и ласково привлекла дочь к себе. Исчезла грозная царица и появилась любящая мать, готовая простить любую вину своему ребенку.

— Ох, Ксюша, дитятко мое неразумное! Привечаешь ты дочерей врагов наших, а они втайне завидуют тебе, и зло помышляют, что недостоин твой батюшка шапки Мономаха, — душевно сказала она. — Никакой лаской и никакими богатыми дарами ты не купишь их любви, поверь мне.

— Родимая, но мне самой в радость одаривать их, делиться с ними своим счастьем, — растерянно пробормотала Ксения, не зная, как ей устоять перед материнской лаской.

— Тут поступай как хочешь, хочешь дарить им подарки — дари, только помни, что в минуту черной беды они тебе ничем не помогут, а запросто воткнут нож в спину, — с горечью сказала Мария Григорьевна, не понаслышке знающая какой кровавой и ожесточенной может быть борьба за власть. Батюшка ее, Малюта Скуратов, зубами выгрызал ее у соперников. Не только он, но и его жена Матрена и дети не спали ночами, ожидая позорной ссылки, а то и лютой казни за противодействие Басмановым. Это знание заставляло ее подозревать врагов во всех дворянах, кто не был явными сторонниками Годуновых и именно от всех возможных врагов она намеревалась защитить свою единственную дочь.

Ничего не сказала на грозное предупреждение матери Ксения, но слезы появились в ее глазах, когда она поняла, как жесток мир, в котором ей приходится жить. Царица Мария спохватилась и сказала:

— Идем в сад, голубка моя, совсем я тебя расстроила своими разговорами, отвлечемся немного.

— Матушка, но ведь Бог защитит нас от врагов, если они вздумают злоумышлять против нас, — с надеждой спросила Ксения у матери, едва они вошли в сад и пошли мимо лип к пруду по ухоженным тропам.

— Как сказать. Твой отец Помазанник Божий, но и ему случается совершать грехи, отвлекающие от него милость Божью, — подумав, ответила ей мать. — так что на Бога нам тоже не очень приходится надеяться, главное самим не плошать.

— Родимая, может мне лучше уйти в монастырь, грехи наши отмаливать? — робко спросила царевна. — По всему выходит, не судьба мне быть венчаной женой. Трое женихов пытались со мной обручиться, но вечно что-то мешает мне надеть обручальное кольцо. А я уже встретила свою двадцатую весну, недаром перестарком меня уже в народе кличут.

— А, вот что тебя тревожит, — догадалась мать и ободряюще похлопала девушку по руке. — Не печалься, голубка, нашел тебе батюшка жениха да самого лучшего. Молод он годами, да разумом зрел, не то что тот вертопрах-свей Густав! И красив он ликом, что солнце красное. Посол дьяк Васильев говорит, на него не налюбуешься так хорош собой!

— И кто же он?! — спросила, замирая от сердечного волнения Ксения.

— Принц Иоганн Шлезвиг-Гольштейнский брат датского короля Христиана Четвертого! — с торжеством ответила ей царица Мария, довольная тем, что ей первой выпал случай сообщить дочери эту приятную новость. — Ему показали твой портрет, он влюбился в тебя с первого взгляда и уже приехал в Москву. Королевич согласен жить с нами на Руси, стать удельным русским князем и принять православие! Твой батюшка сказал, коли он понравится тебе, и ты согласишься на брак с ним, то никакого препятствия к твоему счастью быть не должно. Ну как, согласна посмотреть на него?

Ответом ей стала тишина. Радость настолько переполнила сердце Ксении, что надежда на счастье превратилась в твердую уверенность. И царевна не могла словами ответить матери, только утвердительно закивала головой, подтверждая свое согласие. Вместо Ксении гортанный голос подали павлины, важно прохаживающиеся мимо кустов смородины, распустив свой хвост, и тишину нарушало жужжание пчел, летающих возле лип и пышных садовых цветов. Сад Запасного дворца поистине стал райским местом в тот час, только не знали царица и царевна Годуновы, что неподалеку притаился, словно злой змей, враг их долгожданного счастья.

Глава 3

Царица Мария и царевна Ксения продолжали мирно беседовать, чинно прохаживаясь по дорожкам большого сада и не спешили вернуться в свои палаты. Они не догадывались о том, что за ними с развесистого дерева груши неотрывно, затаив дыхание наблюдает чужак, и вели себя непринужденно, обсуждая сватовство принца Иоганна.

Сторожевой стрелец Пронька сообщил Петру Басманову, что дочь царя Бориса вышла на прогулку вместе с матерью, и тот, бросив своему соглядатаю серебряную монету в награду за сведения поспешил воспользоваться случаем увидеть милую его сердцу дочь царя Бориса. Легко преодолев высокий забор, отделяющий территорию женского терема от остального дворца и недоступный для воров влюбленный воевода надежно укрылся сенью груши, стремясь хоть на миг издали, но увидеть любимую. Любовь прибавила ему проворства и ловкости, сделав надежный забор ничтожной преградой, не стоящей упоминания.

В этот день ему особенно повезло. Ксения не была окружена большой толпой боярынь и прислужниц, часто закрывающих ее своими пышнотелыми телесами, а степенно прохаживалась по саду в сопровождении матери, и можно было хорошо рассмотреть ее лицо и насладиться ее очаровательной прелестью как самым лучшим на свете пьянящим вином. Красота Ксении Годуновой в самом деле была необычной — причудливо и гармонично к ней сочетались изящество и утонченность польской панны — наследство крови ее деда по матери шляхтича Гжеша Белесского, стройность стана и сердечность русской красавицы, доставшиеся ей от бабушек-московиток и восточная яркость красок лица и темных глаз, напоминающая о легендарном прародителе Годуновых татарском мурзе Чете. Петр Басманов смотрел на царевну смотрел, и все не мог насмотреться на нее. Тройная красота венчала Ксению Годунову невидимым венцом владычицы мужских сердец и мало кто из неженатых мужчин мог устоять перед ней. Она была прекрасна как его мечта и самое заветное его желание, и он без раздумий отдал бы свою жизнь за нее! Радость и веселие делали ее еще красивее, и Петр про себя мучительно гадал, что же осчастливило его зазнобу.