Звезда в оранжевом комбинезоне

Рэй надевает ей на палец кольцо и подмигивает своим друзьям.

Она оборачивается и ищет глазами Жоржа и Сюзон.

Она хочет сказать им: «Пожалуйста, остановите все это, я не хочу».

Но ничего не говорит.

Стрелка продолжает двигаться туда-сюда, вправо-влево…

После мэрии они отправились в кафе отца Жерара. Месье Лансенни выбрал диск в музыкальном автомате и пригласил ее танцевать. «Приключение» Стоун и Шардена. Туфли были ей маловаты и натерли ноги, да еще расстегнулась лямка бюстгальтера. Она молила Бога, чтобы он не упал.

Месье Лансенни прошептал ей: «Ты очень красивая, Леони». Она смущенно улыбнулась. Рэй заказывал в баре уже третий мятный пастис и посылал стрелки в мишень, прикрепленную на стене.

Песня кончилась. Леони вернулась на свое место – возле Фернанды. Она не знала, как к ней обращаться. Не хотела звать ее мамой. Выжидала и двигала телом, чтобы вернуть лямку на место.

Жорж и Сюзон разговаривали с месье Лансенни о том, что жизнь дорожает, сигареты уже полтора франка, батон хлеба – шестьдесят сантимов. «Так скоро не будет ни на что хватать», – говорили они, вздыхая и ерзая на скамейке у столика.

Месье Лансенни поставил новый диск и опять пригласил Леони. Это была песня «Умереть от любви» – каждый раз, когда она ее слушала, ей хотелось плакать. Он засмеялся и сказал: «Но ведь это всего лишь песня, Леони, не нужно так переживать! Ты думаешь, Азнавур и впрямь плачет, когда это поет?» Она уткнулась носом в его плечо, чтобы унять слезы.

Рэй у стойки бара соревновался с Жерсоном в выпивании пастиса. Он уже выпил шесть бокалов, а Жерсон – четыре. Рэй заорал: «Ура! Я победил!» Жерсон сказал, что еще не вечер и соревнование не окончено.

Тюрке сунул монетку в музыкальный автомат и стал подтягивать Патрику Топалофф: «Я славно поел и славно выпил». Обернулся, рыгнул, застегнул разошедшуюся ширинку.

Чуть не упал, успел схватиться за автомат и удержаться на ногах, все стали над ним потешаться: «Ох, ну и тип! Это же надо, как наш Рак нажрался!»

Жерсон поинтересовался: «А ты не позвал Клерваля?» Рэй ответил: «Нет, он вообще козел».

И потом, вечером, они ужинали в маленьком отеле напротив вокзала в Сансе, где должна была пройти их первая брачная ночь.

Рэй заказал столик. «Каждый платит за себя», – предупредил он. Леони разговаривала с Сюзон и Жоржем. Ей все еще было неясно, как же обращаться к Фернанде. Гарсон принес им меню на двадцать три франка пятьдесят сантимов, все включено.

Парни ссорились, потому что Рэй забыл заправить машину Жерара, когда брал ее у него.

– Это же евро двадцать литр бензина, ты издеваешься надо мной! – орал Жеже. – Я ведь не миллионер. В отместку за это ты заплатишь за мой обед!

– Ох, да ладно, забирай свою разбитую таратайку!

Они чуть не подрались.

После ужина Жорж и Сюзон встали, уже поздно, им пора домой, ехать далеко. Леони проводила их до двери. Ей хотелось сказать им: «Не бросайте меня, я боюсь, я не знаю, что будет этой ночью».

Они сели в свою старую машину. Жорж с большим трудом сумел завести ее.

– Пожалуй, я слишком много выпил, – сказал он.

Они тронулись. Леони помахала им вслед.

Три пальца на ее правой руке еще плохо работали и болели.

Она не знала почему, но многие воспоминания, самые ужасные, постоянно возвращались. И до сих пор причиняли ей боль.

Как будто до сих пор не превратились в прошлое, не утратили своей актуальности и поныне.

Как будто могли повториться сейчас, буквально завтра.

Кровать была большой, широкой. И немилосердно скрипела. Над ней висел клетчатый шотландский балдахин. В углу комнаты стоял умывальник, и под ним помещалось биде. Рэй мочился прямо в раковину. Леони смотрела на его спину. Она подумала, что еще никогда в жизни не видела мужской половой орган. В романах, которые ей давала Сюзон, у мужчин не было половых органов. И у женщин тоже. Они только все время говорили слова любви, губы их соединялись, и они при этом ощущали немыслимое счастье.

Когда они шли в комнату, она заметила на этаже ванную комнату. Она пойдет мыться туда. Не будет пользоваться раковиной.

Рэй разделся. Она отвернулась. Он лег в постель, закурил сигарету. Простыня прикрывала его бедра, торс был обнажен. Он ощущал сухость во рту, было трудно глотать. Он скривился, попытался облизать губы.

– Найди мне пепельницу, – велел он.

Она отыскала пепельницу на столике возле кровати, принесла ему.

Он похлопал ладонью по кровати, приказал:

– Иди ложись.

Она сняла туфли. Одетая скользнула под простыни.

Он расхохотался.

– Разденься же! Это, между прочим, твоя первая брачная ночь, дорогая моя.

Она улыбнулась. Отодвинулась, чтобы расстегнуть свое белое платье. Стянула чулки. Сняла бюстгальтер. За ним трусики. Вздрогнула и юркнула под одеяло, прикрывая груди обеими руками.

– Погаси свет, – приказал он.

Маленький светильник в клетчатом шотландском абажуре горел с его стороны кровати.

– Но ведь ты сам можешь это сделать, – удивилась она.

– Выключи свет! Почему я должен повторять два раза!

Она протянула руку, чтобы погасить лампу. Случайно коснулась лица Рэя.

– Как это так? Ты не побрила подмышки?

– Почему? Побрила.

– Нет. Тут остались волоски. Чтобы такого больше не было, поняла?

– Я думала, что…

– Что ты там думала?

У него был злой, неприятный голос. Такой же, как в тот день, когда он прищемил ей пальцы. Леони почуяла беду, но пока не понимала какую. Что она сделала не так? Никто не говорил ей, что молодая новобрачная должна делать эпиляцию. Никто вообще ей ничего не рассказывал про первую брачную ночь.

Она вновь прикрыла грудь руками и отодвинулась от него как можно дальше.

– Ты грязнуха… Пахнешь немытой девкой.

Он повернулся на другой бок. Теперь она видела только его спину.

– Прости, – сказала она. – Я не знала.

– Чему же тебя учили там, в твоем замке? – Он ухмыльнулся и добавил: – Ради такого, как я, и делать ничего не надо?

– Ох, ну что ты!

Ей хотелось сказать так много. Что она впервые полюбила. Что впервые оказалась обнаженной наедине с мужчиной. Что первый раз в жизни захотела всю себя отдать мужчине.