Звездные войны.Записки юного целителя

Наши – не в смысле Храма. Наши еще и потому что часть юнлингов теперь младший медперсонал палат исцеления. Сперва мы пытались совмещать работу с больными с продолжением занятий по базовой подготовке. Потом многие предпочли всецело погрузиться в учебу. Другие, особенно неутомимые как Йошка, ухитряются совмещать учебу и работу. Третьи, среди них мы с Ксененом, все время проводим в палатах исцеления.

Жаль его. Оставшемуся без мастера падавану идти оказалось некуда. В условиях, когда рыцари гибнут едва ли ни каждый день, шансов найти нового наставника у него ускользающее мало. Не таким он видел свой путь в Ордене. Но он молодец – держится мужественно. Делает то и там, где он может принести наибольшую пользу.

И сорвался только однажды. На второй день после похорон умершего уже у нас на операционном столе мастера зашел ко мне спросить большие ножницы. А я имела глупость спросить, зачем.

– Затем, что это мне больше без надобности.

Одно движение, и падаванская косичка упала к ногам, а на лице застыла маска неестественного спокойствия.

– Ой… Разве так… можно.

Я уже поняла, что говорю что-то не то, но что сейчас будет «тем» не понимала. Маска спокойствия смазалась гримасой боли и гнева.

– Кто теперь мне может запретить?.. Он должен был взять меня с собой!

Я почти уже ляпнула, что мастер ничего не должен своему падавану, но вовремя прикусила язык.

– Должен! А он бросил меня здесь, сославшись на мою неготовность к серьезной битве! И что теперь?

Теперь в Ксенене кричал страх. Мне стало не по себе, и я забормотала какую-то глупость, сама не веря в свои слова. Только бы не молчать.

– Теперь все будет хорошо. Правда. Честное слово. Наши победят. Много проявивших себя на поле боя падаванов станут рыцарями и будут искать себе учеников. Представляешь, как здорово иметь мастера, который всего на несколько лет тебя старше?

К концу моей сумбурной речи Ксенен взял себя в руки, сухо попрощался и ушел. Он-то с опасными эмоциями справился, а меня от мыслей о сотнях сломанных войной судеб до сих пор потрясывает.

О себе-то я особо не переживаю. Моя карьера архивариуса никуда от меня не денется. Не велика премудрость. А здесь мне неожиданно нравится. Стесняться раненых мне просто некогда. Работы по горло.

Нам даже спальни выделили прямо здесь, чтобы на хождение в жилой корпус и обратно время не тратить. Удобно. Одно плохо: спальня для девочек совсем маленькая и тесная. Писать дневник там можно только сидя в кровати. Поэтому я предпочитаю делать это во время ночных дежурств.

– Инэри, привет!

– Привет, Энакин.

Энакин Скайуокер, который на самом деле уже не падаван, а рыцарь, тихо выскользнул из своей палаты в маленький холл, где стоит мой пост.

– Можно?

– Конечно.

Киваю и поспешно опускаю взгляд. Не хочу, чтобы он заметил восторг в моих глазах. Как иначе, если Энакин Скайуокер схлестнулся с самим ренегатом Дуку? Так что мой восторг вполне оправдан, просто демонстрировать его - лишнее. Не потому что герой не достоин этого. Потому что кто я такая, чтобы хотя бы в мыслях приближаться к герою. Хотя портрет Скайуокера я добыла, и обязательно повешу его над своей кроватью, как только Энакин поправится и уедет. В жилом помещении медперсонала пациенту делать нечего, но все равно.

Это получилось совсем случайно, но я видела, как Энакин Скайуокер целовался с той сенаторшей. Это не мое дело, и мне не завидно… Ну, почти… Но я рада тому, что у меня и у Скайуокера есть общая тайна. И не какие-нибудь поцелуйчики под лунами, а та, что позволит джедаю поскорее вернуть полноценное здоровье и вернуться в строй.

Дело в том, что протез у Энакина приживается медленно. Целитель Че успокоила: такое бывает у форсюзеров со слишком высоким уровнем мидихлориан. Нужно время и упражнения, развивающие способность нервных окончаний передавать команды механическим пальцам. Пока мелкая моторика получалась с заметной задержкой. Но Скайуокер рвался в бой. Поэтому кроме стандартной физиотерапии он занимается по вечерам. Правду сказать, по ночам. Чтобы никто не видел.

Энакин вычитал в голонете про специальные картинки-раскраски, которые для реабилитации детишек с ДЦП используют. Их еще не обыкновенным стилом, а грифельными карандашами специальной плотности штриховать надо. Вот джедай этих картинок себе наскачивал, но там сюжеты совсем детские, он и стесняется заниматься рисованием при посторонних.

Впрочем, «стесняется» - не вполне верное определение. Насмешек он не опасается. Кто посмеет смеяться над героем. Но ему неприятно, если кто-то увидит его слабость. Поэтому мы договорились, что раскраски как бы мои. Типа мне тяжело просидеть ночное дежурство, вот чтобы не заснуть я и рисую. Вполне себе детское занятие. Я действительно самая младшая из тех, кому доверяют самостоятельные ночные дежурства. Так и сидим на сестринском посту рядышком. Если пойдет кто, то я быстренько придвину раскраску к себе, а Энакин достанет сканворд.

А пока никто не появился, мы болтаем. Преимущественно ни о чем. Только в нынешние времена даже «ни о чем» вокруг войны вертится.

– Посмотреть на наши сводки, так все вроде ничего. Только в госпитале по ночам юнлинги дежурят.

– По сравнению с первым днем – конечно ничего. Теперь раненых гораздо меньше привозят. Правда, почти каждый день. Старший целитель говорит, у меня легкая рука, значит я должна помогать тем, кому это очень нужно.

– Разве юнлинг не должен изо всех сил готовиться стать падаваном?

– Должен, конечно. Только это для перспективных важно. Да что я вам рассказываю, вы сами все знаете.

– Не-а. Я юнлингом не был.

– Как это?

– Я в храме в девять лет оказался. Сразу учеником Кеноби.

– Ух ты!

Но удивиться или восхититься услышанным оказалось некогда. На пульте загорелся вызов в одну из палат. Когда вернулась, обнаружила сидящую на подоконнике распахнутого окна Йошку.

– Привет! У меня новость: меня берут ученицей в аналитический отдел Совета Ордена со статусом падавана!

– Здорово.

Правда здорово. Йошка аж светится от счастья. Только она исключительно ради этого ночью после отбоя по территории шастает? Впрочем, если у меня и были некие сомнения в том, что было истинной целью визита, то они развеялись от максимально равнодушного вопроса.

– Не в курсе, где Ксенен?

– В приемном покое главного корпуса дежурит, - улыбаюсь в ответ, делая вид, что ничего не замечаю.

Все честно: она старательно делает вид, что не видела портрет Скайуокера в моей тумбочке, а я в упор не замечаю дружбу Йошерузы и Ксенена.

– Ага, спасибо! Ну, я побежала?

– Опять через окошко? – едва сдерживается, чтобы не расхохотаться, но строго хмурит бровь Энакин.

– Есть вариант лучше? – с готовностью отзывается Йошка.

– А то ж, - рыцарь легко поднимается на ноги и подходит к электрическому щитку с надписью, «Не лезь, убьёт!» на дверце: - Оп, ля!

Сколько лет мимо таких ходила и не замечала, что над дверцами щитка есть еще одна – без всякой надписи. А за ней вполне проходимый лаз больше метра в диаметре.