Звёздный огонь
Шрифт:
– Расскажи, – попросил Крейн. – Я ведь тоже ничего не понял.
– Всё дело в том, – начала она, слегка смущаясь, – что я в чужом сознании вижу вовсе не живую плоть и кровь, а полотно, в котором встречаются дыры. Чтобы их залатать, нужна нить, которую я беру… э-э… из источника целительской силы. Или, бывает, выдергиваю из собственной… сущности. Чем ровнее удаётся зашить прореху, тем лучше идет исцеление. Получается, меня можно назвать рукодельницей– швеёй или даже пряхой, потому что иной раз дыры слишком уж велики.
– Выходит, девушка из Терриона была
– …и это подтверждает сказанное мною. – Эсме криво улыбнулась. – Все знают, что служители Эльги не могут отказывать страждущим, но что такое слово? Я могу произнести «да», но если моя сущность воспротивится, итог будет весьма печальным. Он спрашивал её один раз, обращаясь к уму, сердцу и душе. Она отказалась и умерла, хоть об этом в истории прямо и не говорится… – она помедлила. – То же самое произойдет, если попросить целителя о невыполнимом.
– Например, вернуть утраченную молодость? – спросил Крейн. – Я прав?
Эсме кивнула.
– Тогда понятно, – задумчиво произнес капитан. – Незнакомец хотел, чтобы целительница соткала ему новое полотно – то есть, омолодила его. Её сил на это не хватило… да и не могло хватить. Заступница весьма сурова к своим служителям, если не может оградить их от таких просьб!
– Мы всего лишь выполняем Её волю, – сказала целительница тихо, но твердо. – Мы помогаем или умираем… но лучше не надо про нас. Я так понимаю, Нами выбрал эту историю из-за первой фразы? «Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое…»?
– Да, да! – оживился Умберто. – Я тоже это заметил! Некто – но не Феникс. Это очень любопытно, так?
– Ещё бы! – ворчливо отозвался Джа-Джинни, успевший к этому времени ещё раз перечитать написанное про себя. – Если верить легенде Звездочета, Феникс взял на себя вину за нарушение запретов, но это вовсе не означает, что он на самом деле их нарушал!
– Мы не знаем истинную сущность этих запретов, – заметил Крейн. – Нами как-то сказал мне и Эрдану, что люди задолго до пришествия основателей пользовались огнем – и это правда. Летать быстрее ветра не умеет нынче никто. А что касается умения «видеть сокрытое», так не мешало бы для начала понять, о чем именно идет речь.
– Как всё сложно… – скривился Умберто. – Легенды, запреты… а где же сокровища?
– Если называть сокровищем истину, – с усмешкой ответил Крейн, – то её расположение нам и предстоит выяснить. Но будут, думаю, и другие… драгоценности. Хаген, не хочешь читать дальше?
Задумчиво кивнув, пересмешник взял тетрадь, раскрыл на первой попавшейся странице:
«…помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползали по земле, точно черви. – Хорошо же! – сказал он. – Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас…»
– Не та, – сказал Джа-Джинни, протягивая что-то. – Ты перепутал тетради.
Хаген не ответил, и на него тотчас же внимательно уставились четыре пары глаз. Пересмешник сидел неподвижно и не мог оторвать взгляда от торопливого и немного резкого почерка – такого
знакомого почерка!«Это… нет… не может быть!»
– Что случилось? – спросил капитан ровным голосом, и Хаген понял: сейчас ему придется всё объяснить. – Ты что-то хочешь мне сказать?
– Я… – Хаген от волнения охрип. Капитану нельзя лгать, это он помнил прекрасно и не собирался проверять на собственной шкуре, что получится, если нарушить правило. – Эта тетрадь… откуда она могла оказаться у Звездочета?
Крейн пожал плечами.
– Откуда угодно! Он мог отобрать её у какого-нибудь путешествующего ученого или забрать с захваченного фрегата. Нам-то что?
– Я думаю… – Хаген прикоснулся к странице кончиками пальцев и словно наяву ощутил легкий аромат цветов, чье название так и осталось для него тайной. – Нет, я точно знаю. Капитан, это почерк принцессы Ризель.
Вот так. Шаг сделан, теперь деваться некуда.
– Ризель?! – переспросил Джа-Джинни, не скрывая изумления. – Откуда ты знаешь?
Крейн смотрел на своего матроса, чуть склонив голову набок; взгляд был пристальный, изучающий – и холодный. Пересмешнику даже показалось, что в спину подул внезапный северный ветер. Он подобрался, заставил себя не прятать глаза.
– Да, мне тоже хотелось бы знать, – сказал Крейн без эмоций, словно речь шла о каком-то пустяке. – Ты, выходит, бывал и в Яшмовом дворце?
Это был хороший вопрос – ответ на него мог бы разом всё прояснить, оставив тайну Хагена в неприкосновенности. Пересмешник ответил, стараясь не выдать волнения:
– Бывал. Я… выполнял там одно поручение и видел много документов. В том числе и те, которые писала сама Ризель. Она… не всегда доверяет писцам.
– Но позволяет читать документы незнакомцу?
– Я видел их мельком… – Хаген всё-таки опустил голову, будто спрятался. – Служанка принцессы рассыпала стопку бумаг. Мне этого достаточно, чтобы запомнить и почерк, и текст.
Холодный ветер стал сильнее. Он не верит, понял Хаген с внезапным ужасом. В общем-то, прозвучавшие слова были чистой правдой, но если Крейн почувствовал, что его связывает с Ризель нечто большее, чем мимолетные дворцовые встречи, то…
– Кое-что проясняется. – Крейн встал, прошелся по комнате. – Выходит, это работа Ризель. Принцесса участвует в заговоре против отца и сочиняет фальшивую легенду?
– Которая потом попадает к Звездочету? – Джа-Джинни поджал губы. – Не думаю.
– А если легенда настоящая, откуда принцесса могла её взять? – спросила Эсме.
Пересмешник и Феникс переглянулись: им пришла в голову одна и та же мысль.
– Из Книги основателей, – сказал Хаген, видя, что Крейн молчит. – Той самой, которую мой клан утратил давным-давно.
– Как и мой, – негромко проговорил Крейн. – Как и все прочие…
Он протянул руку; Хаген лишь сейчас понял, что по-прежнему держит в ладонях открытую тетрадь, и бережно передал её капитану. Отдавать не хотелось. Тонкие желтоватые листочки как будто повернули время вспять, перебросили его вновь на ту каменную скамью…
«Я с ума сойду!..»
Крейн вновь посмотрел на него долгим взглядом – почувствовал? – но сказал совсем не те слова, которых Хаген ждал:
– Поздно уже… идите-ка вы все спать.