Звезды на крыльях (сборник)
Шрифт:
Очнулся я ночью в каком-то темном помещении, которое, как увидел позднее, оказалось тем самым амбаром, около которого нас избивали. Рядом со мной были Зайцев и еще два человека. Я был раздет догола, и на мне лежали какие-то лохмотья. Холод пронизывал до костей. Сколько прошло времени, я не знал. Преодолевая боль, тошноту, встал, надел на себя лохмотья и стал приводить в чувство лежавшего без сознания Зайцева.
Перед рассветом я услышал стрельбу. Сейчас же охрана выволокла меня и Зайцева из амбара и куда-то повела. Всю дорогу мне пришлось идти босиком по стерне скошенных хлебов. Когда нас вели через какое-то село, почти с абсолютной точностью повторилось то же самое, что и накануне, с той только разницей, что здесь нас не избивали. По-видимому, вид еле живых, окровавленных людей
Наконец мы добрались. Это было Понарино, небольшое село недалеко от Задонска. Ощущение действительности, как и в первый раз, вернулось ко мне ночью от чувства непереносимого холода. За дверью помещения, в котором мы оказались, слышались шаги и голоса постовых, охранявших дверь, светилось единственное маленькое, узкое окошко, вернее отверстие над дверью. Иногда откуда-то издалека доносились звуки выстрелов.
Ночь мы провели ужасно. Из рассказов и книг я знал, как замерзают люди, и мне кажется, что все эти ощущения я испытал сам. Пока у меня хватало сил, я вставал, двигался, тормошил Зайцева. К концу ночи изнемог и впал в забытье…
На рассвете третьих суток дверь амбара открылась, и нам приказали выходить. По решительному и возбужденному виду вошедших я понял, что настал наш конец. Я вышел первым, и, так как Зайцев идти не мог, охранники вошли в амбар, чтобы его вытащить. Снаружи остался только один конвойный.
Все последующее произошло почти мгновенно, не знаю даже, как об этом рассказать. Когда я выходил, по селу понеслись звуки набата. Все пришло в движение. Выйдя наружу, я прямо остолбенел: повсюду в разных направлениях бежали люди, гнали коров, лошадей, овец. За селом слышалась ружейная стрельба. Оглянувшись вокруг, я увидел, что конвойный не обращает на меня никакого внимания: с воплем и криком к нему бежала какая-то растрепанная баба, и он сделал несколько шагов ей навстречу. Блеснула давно вынашиваемая мысль: «Вот этот момент! Теперь или никогда!» Я был около угла амбара. В одно мгновение прыгнул за угол, пробежал вдоль боковой стены амбара и снова повернул за угол. Теперь я был уже за задней стеной амбара, которая выходила в парк. Первой моей мыслью было бежать в глубь парка, но оттуда доносились какие-то голоса. Здесь мой взгляд упал на большое дерево, которое росло за амбаром. Его широко раскинувшиеся ветви тянулись над самой крышей и хорошо прикрывали ее. Не прошло и нескольких секунд, как я был на дереве, оттуда перебрался на крышу и лег. Тотчас же я услышал ругань и крики во дворе, потом голоса конвойных раздались в парке, вскоре они слились с криками двигавшейся через парк большой группы бандитов, [82] и все это растворилось во все усиливающейся всеобщей панике.
Когда перестрелка в селе прекратилась и бой продвинулся дальше к Дону, я оставил свое убежище, с величайшей осторожностью пробрался обратно к амбару и увидел группу бойцов, возглавляемую матросом с пулеметной лентой через плечо и с маузером на боку. Замелькали родные красные звезды на фуражках и бескозырках… Матрос этот был комендант Ельца, которого я знал.
Мое появление было столь неожиданным, что напугало их; кто-то схватился за оружие.
– Свой! Свой!
– закричал я.
– Львов, неужели не узнаешь?! Я летчик Кудрин!
Но даже и после этого он не сразу признал меня. Однако его слова поразили меня не меньше, чем его самого:
– Кудрин, неужели это ты? А ведь мы тебя в Ельце похоронили!
Вот что рассказал Львов. Почти одновременно с моей машиной и в том же самом месте кулацкие банды захватили грузовую автомашину, шедшую из Задонска в Елец. На ней ехала группа летчиков и механиков с двумя пулеметами. Когда их окружили, они оказали отчаянное сопротивление, но были схвачены, убиты и зверски обезображены. Очевидно, в одном из убитых кто-то признал меня. Об этом сообщили в отряд и в Москву, в Главвоздухофлот.
Крикнув Львову, что здесь находится мой товарищ, я бросился в амбар. Зайцев был едва живой, но в сознании. Не в силах подняться с земли, он обнимал ноги окруживших его бойцов. Его взяли
на руки и вынесли из амбара.В тот же день меня и Зайцева отвезли в Елец, но отряда своего мы там уже не застали.
«30 сентября особый Московский выехал из Ельца в Тулу», - гласит один из архивных документов. Здесь же мы находим и другой текст донесения начальника авиагруппы:
«Московский отряд работал хорошо, но понес большие потери. Герасимов и Братолюбов с Мининым и Гореловым не вернулись с разведки. Тов. Кудрин расстрелян вблизи Ельца. С ним же расстреляны 5 мотористов [83] 1-го отряда и военные летчики Сатунин и Гуртынь. Московский отряд направлен в Москву…»
В Туле на одном из путей забитого составами железнодорожного узла я нашел свой эшелон.
В тот же день по прямому проводу начальник группы передал Авиадарму:
«Военный летчик Кудрин Московского отряда с фуражиром Зайцевым вернулись живыми, но здорово избитые».
День 4 октября 1919 года остался в памяти как один из счастливейших в моей жизни. Однако я не знал, что этот день был последним для Братолюбова и Герасимова. После моего возвращения у многих появилась надежда, что так же, как и я, вернутся и они. Но они не вернулись. Они погибли. Гибель их, по словам Минина и Горелова, произошла при следующих обстоятельствах.
Во время бомбежки конницы какая-то шальная пуля достала самолет Братолюбова и перебила одну из клапанных тяг мотора. Эта сорванная и болтавшаяся тяга ударила по капоту и разрезала его; винт разлетелся в мелкие щепки. Однако самолет еще держался в воздухе, и Братолюбов не потерял управления. Все, что он мог сделать в таком положении, это постараться спланировать под наивыгоднейшим углом возможно дальше от войск, которые он только что бомбил. Он так и сделал. А Герасимов, верный данному нами друг другу слову, не дрогнул, не поколебался ни на одно мгновение. Он не оставил своего товарища и командира, не отстал от него ни на шаг и вместе с ним стал снижаться. К этим двум идущим на снижение самолетам со всех сторон на полном карьере неслись казаки. Братолюбов благополучно сел. Почти одновременно с ним, не выбирая посадочной площадки, так как вопрос жизни решался считанными секундами, приземлился Герасимов. Его самолет уже останавливался рядом с самолетом Братолюбова, как в самый последний момент одно из колес наскочило на небольшую рытвину. Это был конец. Колесо подвернулось, сломалось, самолет остановился. Взлететь он уже не мог.
Все четверо были захвачены казаками, заключены в Харьковскую каторжную тюрьму, а 4 октября Братолюбов и Герасимов были расстреляны.
Так погиб один из славных военлетов, замечательный [84] человек, верный делу революции, неустрашимый Ю. А. Братолюбов.
Советской Армии исполнилось сорок лет. Хочется в этой связи вспомнить события и людей периода становления Советской власти, тех, кто претворял идеи Ленина в жизнь и отдал во имя этого жизнь. Мы знаем, что они погибли не напрасно, память о них живет в наших сердцах.
Б. Н. Кудрин. 2. На помощь боевым друзьям
В феврале 1921 года армянские буржуазные националисты и их союзники (соглашательские партии) организовали антисоветский мятеж. Коммунистические части Армении вместе с несколькими отрядами 11-й армии были вынуждены оставить Эривань (Ереван) и отойти на юг. Отступая под натиском превосходящих сил противника, эти части оказались окруженными, прижатыми к границе Ирана и лишенными связи с действовавшими в Грузии основными силами 11-й армии. Положение окруженных частей ухудшалось со дня на день: бойцы перестали получать хлеб, не хватало патронов.
Член Реввоенсовета 11-й армии Серго Орджоникидзе, находившийся тогда в Тифлисе, немедленно сообщил в Москву В. И. Ленину о положении в Армении. В. И. Ленин ответил телеграммой: «Получил вашу шифровку об отчаянном предположении Закавказья. Мы приняли ряд мер, дали немного золота Армении, подтвердили всяческие поручения Компроду».
Серго Орджоникидзе послал в Нахичевань радиограмму о том, что на помощь отрезанным войскам уже движутся части 11-й армии и что к ним высылается аэроплан с золотом.