Звезды на крыльях (сборник)
Шрифт:
Василий Захаров - участник мировой войны. Как воздушный боец, он отличается молниеносной реакцией, стремлением навязать противнику свою волю, скрутить его по рукам и ногам активными разнообразными атаками. Нет такого задания, которое он не выполнил бы. Его зоркость как воздушного разведчика поразительна. Если он обнаружил батарею противника, то указывает расстояние от ближайшего характерного ориентира с точностью до десятка метров, докладывает, где находятся [149] передки, где укрыты лошади, сколько шагов между отдельно стоящими орудиями.
Борис Рыков - в прошлом студент, выпускник Московской авиашколы, он тих и уравновешен на
Был у нас летчик Киш. С ним я познакомился еще на Елисаветградском аэродроме при несколько странных обстоятельствах.
Это было в начале 1920 года. Я услышал на улице шум. Затем дверь в хату отворилась, и вместе с клубами морозного воздуха ворвалась группа мотористов, окружившая враждебным кольцом не знакомого мне человека.
– Товарищ командир!
– докладывает один из мотористов.
– Только я ударил по «мандолине» (так тогда называли костыль) - этот тип подкрался сзади да как толкнет. Вот - шапка слетела. Схватил молоток. Махает на меня.
– И он показал свой треух.
– Мы его привели до вас как подозрительного…
– В Чека его, видать, что контра, - поддакнул кто-то сзади.
Незнакомец в самом деле выглядел необычно. На голове - меховая шапка с кожаным козырьком. Драповая, хорошо сшитая куртка с белыми костяными пуговицами. Серые тщательно отутюженные брюки навыпуск. На ногах остроносые начищенные штиблеты. Черные глаза смотрят не мигая. Суровое лицо окаменело. Он молчит. [150]
– Что вам нужно от моториста, гражданин?
– спрашиваю.
– Затшем аэроплян больно делайт?
– отвечает, коверкая слова, незнакомец.
– Больно нельзя. Лонжерон ломайт… Чепюха, нехорош.
– А вы кто такой?
Гражданин вытягивается, щелкает каблуками. Руки по швам:
– Ревьелюцион венгер летчик Киш!
– Так бы и сказал сразу, - смущенно говорит потерпевший моторист. Он надевает шапку и спрашивает: - Дозвольте идти, товарищ командир? Ведь, верно, когда ударил, молоток, значит, сорвался… малость в сторону…
Проверяю документы Киша. Все верно. Участник мировой войны. Военный летчик. В 1919 году участвовал в венгерской революции. Защищал молодую Советскую власть в Венгрии. После зверского подавления революции бежал в Советскую Россию, чтобы здесь сражаться за социализм, за светлое будущее своей родины. Прибыл в авиагруппу для тренировки в полетах.
Киш немногословен. Но короткие ответы, которые он дает на ломаном русском языке, говорят, что он опытный летчик.
Летал Киш прекрасно. На всех имевшихся у нас типах самолетов продемонстрировал безукоризненную технику пилотирования.
Еще при знакомстве с ним я обратил внимание на то, что он хромает:
– Что у вас с ногой, товарищ Киш?
– Маленький чепюха, - пренебрежительно махнул он рукой.
Ну, чепуха, так чепуха. Все привыкли к тому, что всегда, несмотря на холод, Киш ходит и летает в своих штиблетах. Привыкли и к его хромоте.
Однажды, когда я вылезал из кабины после облета только что отремонтированного
«Ньюпор»-17, ко мне подбежал моторист. Это был тот самый, который стукнул молотком по перкалевому фюзеляжу, за что и пострадал от Киша.– Товарищ командир! Дозвольте доложить!
– крикнул он, еще не добежав до меня.
– Революционный летчик Киш ногу снял! И как он, бедняга, летает! Фершала надо! [151]
Так мы узнали, что значило у Киша «маленький чепюха».
Оказалось, что после ранения, еще в мировую войну, ему ампутировали ногу выше колена. Ходил Киш на протезе. Так участвовал в венгерской революции. Так летал у нас. От усиленных полетов на истребителе протез натер культю до кровотечения.
– Почему же вы не сказали мне об этом, товарищ Киш?
– спросил я укоризненно.
Он был смущен. Первый раз я видел его лицо взволнованным:
– Очшен лублю летайт. Закончать надо белый гвардия в Россия, потом в Венгрия…
Программу тренировочных полетов Киш закончил с оценкой отлично. Он был отозван начальником авиации армии. Я рекомендовал направить Киша на самолеты разведывательного типа, где пилотировать ему было бы легче.
Когда он с 49-м авиаотрядом прибыл в Правобережную группу, все ему обрадовались. Нельзя было не любить этого прекрасного, смелого летчика, душевного человека. Летал он в основном на разведчиках «эльфауге» и «анасаль». Но частенько просил и «ньюпор».
Яков Гуляев - он уже дважды бежал из белогвардейского плена. Но все отмалчивался. Однажды комиссар группы Кожевников предложил ему:
– Товарищ Гуляев, ты у нас бегун-профессионал. Расскажи, как обманул белых. Это на пользу дела.
К просьбе комиссара присоединились все остальные.
– Да рассказывать-то нечего. Просто жить хотел. И бить врагов до конца, как велел товарищ Ленин.
– Ну давай, Яша, не тяни!
– взмолился Васильченко.
– Да что говорить-то? Едет эшелон нашей Гатчинской школы авиации в Казань. Эвакуируется из Питера для продолжения учебы. Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Подкатываем к одной станции. Настроение дорожное: кипяточку бы достать. А тут на эшелон две пушки навели и штук пятнадцать пулеметов. Белогвардейцы и мятежники из чехословацкого корпуса.
Окружили они состав и пошли по теплушкам. Наш один, изменник, фельдфебелева шкура, идет с ними и пальчиком показывает: [152]
– Этот большевик, этот и вот тот.
Взяли и меня. Всего собрали человек пятнадцать. И добавили в нашу группу одного чехословацкого солдата. Видно, товарищ наш: погоны с шинели сорваны, без ремня, лицо в кровоподтеках.
Белый вахмистр, здоровый детина с красным лицом, и чешский поручик в очках посоветовались. Потом вахмистр как заорет, аж рыжие усы торчком встали:
– В бога, в мать-богородицу - всех в расход!
Построили нас попарно. Окружил конвой. И повели. Идти недалеко: лощинка рядом.
Я оказался в последней паре с чехословацким товарищем. А думаю об одном: бежать, бежать.
Посмотрел на соседа. Он на меня. Поняли мы друг друга. Я кивнул ему вправо. Себе рукой показал влево. Он своими голубыми глазами ответил мне: «Да!»
Подошли к повороту дороги.
Толкнул я соседа локтем. И бросились мы в разные стороны.
Бегу. Слышу сзади выстрелы. Между лопатками аж холодно стало. Сейчас, думаю, попадут… Но лечу, петляю. Никогда раньше не бегал так быстро. И ушел я. А через день добрался до красных отрядов.