Устав от тишины небесной,Творец, доселе бессловесный,Надумал слово сотворить,Дав нам возможность говоритьПро крестный путь и мир окрестный.И говорим, и говорим,Надеясь на беседу с Ним.Всё говорим про то, про это,И, вопрошая, ждём ответаИ нетерпением горим,Коснувшись наболевших тем.Лишь Он, создавший слово, нем.
Все во всех влюблены: дерева – в облака…
Все во всех влюблены: дерева – в облака,В белый лист влюблена стиховая строка,Музыкант безнадёжно влюблён в тишину,Тишина – в музыкальную фразу одну.Ну
а я – в скоротечность текущего дня,Даже если влюблён этот день не в меня.
Кружатся в воздухе снежные крапинки…
Кружатся в воздухе снежные крапинки…Век прожила, а на мне ни царапинки.Век прожила, а дорожка нетронутаИ, как младенец, лежит запелёнутаВ снежное белое, чистое, свежее.Век прожила с восклицанием «Где же я?Где же я, коль что ни утро, то новшество:Света засилье и снега роскошество?»
Из прежних книг: избранное за полвека
Всё способно умереть…
Всё способно умереть,Потому что живо, живо,В час весеннего разливаСилам – таять, птицам – петьТают в небе облака,Тает снежная одежда,Лишь последняя надеждаНе растаяла пока.
Сперва снега, а после – таянье…
Сперва снега, а после – таянье,А после – звонкий птичий гам…Ты только не теряй отчаянья,Оно необходимо нам,Чтоб эту жизнь земную, грешнуюЛюбить до боли, до тоски,Чтоб птичья песенка нездешняяРвала нам душу на куски.
А я пришла сюда за светом…
А я пришла сюда за светом,За вразумительным ответом,За добрым словом, за участьем,Короче, я пришла за счастьем.И все сюда пришли за этим.Что в результате мы ответим,Когда нас спросят: «Сердце радо?»Не надо спрашивать, не надо.
Ну а если я что и открыла, то настежь окно…
Ну а если я что и открыла, то настежь окно.Ни страны, ни вакцины, ни формулы не открывала.Но зато как приветливо ветка в окно мне кивала,Будто очень хотела со мной быть во всём заодно.Всё же чем не открытие в царстве сует и тревогВ летних окнах распахнутых ласковый этот кивок.
Небо стоит того, чтобы снова проснуться…
To John and Sheila
Небо стоит того, чтобы снова проснуться,Утро стоит того, чтоб в него окунуться,Воздух стоит того, чтоб дышать глубоко.Вишня белая-белая, как молоко,И зарянка на ней меня ждут с нетерпеньем,Чтоб заняться со мной трепетаньем и пеньем.Апрель 2015. Long Marston, Warwickshire
Неясным замыслом томим…
Неясным замыслом томимИли от скуки, но художникХолста коснулся осторожно,И вот уж линии, как дым,Струятся, вьются и текут,Переходя одна в другую.Художник женщину нагуюОт лишних линий, как от пут,Освобождает – грудь, рука.Еще последний штрих умелый,И оживут душа и тело.Пока не ожили, покаОна еще нема, тихаВ небытии глухом и плоском,Творец, оставь ее наброском,Не делай дерзкого штриха,Не обрекай ее на блажьЗемной судьбы и на страданье.Зачем ей непомерной даньюПлатить за твой внезапный раж?Но поздно. Тщетная мольба.Художник одержим до дрожи:Она вся светится и, боже,Рукой отводит прядь со лба.
Не ждать ни переправы, ни улова…
Не ждать ни переправы, ни улова,Ни окрика, ни шороха, ни зова.У леса, у глухого перелеска,Средь
синевы, и тишины, и плеска,На берегу, колени к подбородку,Сидеть, следя недвижимую лодкуИ слушая полуденные речиРеки, не прерывая, не переча.
О, разнотравье, разноцветье…
О, разнотравье, разноцветье.Лови их солнечною сетьюИль дождевой – богат улов.А я ловлю их в сети слов.И потому неуловимыОни и проплывают мимо.И снова сеть моя пуста.В ней ни травинки, ни листа.А я хотела, чтоб и в стужуКружило все, что нынче кружит,Чтобы навеки был со мнойМеня пленивший миг земной;Чтобы июньский луч небесный,Запутавшись в сети словесной,Светил, горяч и негасим,В глухую пору долгих зим;Чтоб все, что нынче зримо, зряче,Что нынче и поёт, и плачет,А завтра порастет быльем,Осталось жить в стихе моем.
«Гуляйте, пейте. Я плачУ»…
«Гуляйте, пейте. Я плачУ», —Вот так я говорю лучу,Теням танцующим и свету,Кустам цветущим, то есть лету,Которое продлить хочу.За луч, скользнувший по плечу,За луг, где ноги промочу,За белизну июньской ночи, —Я жизнью, что ещё корочеЗа лето станет, заплачу.
Ну вот опять и я и лето…
Ну вот опять и я и лето,И гром, и дождик проливной,И день, ушедший от ответаНа тот вопрос, что задан мной —Мол, как, какими, мол, ветрами,Судьбами нас на этот свет… —И блики на оконной раме,Вновь заменившие ответ.
«Тихо, пусто», – подумала я по наивности…
«Тихо, пусто», – подумала я по наивности.Пригляделась – ого, сколько всяческой живности:Муравьишек и мошек, жуков, червяков,Разных крылышек, усиков, глаз, хоботков.О какое творится кругом копошение,Что прямое имеет ко мне отношение!Я ведь тоже, когда на земле завелась,Устанавливать разные связи взялась.Я ведь, стоило мне на земле поселиться,Тоже стала тревожиться и шевелиться.Я ведь тоже завишу невесть от когоИ не знаю последнего дня своего.Так зачем же иду, ослеплённая далями,И гублю своих ближних своими сандалями?
Кто подтвердит, что я была?
Кто подтвердит, что я была?А, впрочем, для чего мне это?Учиться надо у рассвета:Пришёл, ушёл, и все дела.Пришёл и светом всё залил,Слегка обрадовал кого-то,Ещё сложил и в рифму что-тоИ черновик перебелил…
Какая нынче дозировка…
Какая нынче дозировкаЧудес, явившихся на свет?А мне в ответ: «Да их и нет.Есть шмель, есть божия коровка,Есть блик рассветный, есть роса…».Кричу: «Да это ж чудеса!Они – мои. Беру всё оптом.Беру, покуда не истоптанРассветный влажный сад, беруТеней бесшумную игру,Лучей серебряные нити.Всё это – в воздух заверните».
Не прекращаются поставки…
Не прекращаются поставкиЛиствы и воздуха, и травки,И птичьих стай, и летних гроз,И света, и смертельных дозТоски и горечи, и боли,И ветра, ветра, ветра в поле.
Говорю уходящему дню…
Говорю уходящему дню —Его ветру, его изумрудуИ его заревому огню:«Я тебя никогда не забуду.Не забуду ни свет твой, ни тень,Ни твои золотистые пятна».«Всё забудешь, – ответил мне день, —Всё забудешь, но слушать приятно».