Историческая фантастика

В моем мире я была очень востребована среди "самцов". Поэтому была очень осторожна, потому что девяносто процентов моего мужского окружения интересовались мной лишь физически, а я девушка приличная - с кем попало не вожусь! Поэтому я отбирала только самых особенных и встречалась с ними. С отношениями не ладилось, и никого я не любила. Ни один красавчик не смог растопить мое сердечко. Успела я разбить сердце ни одного парня и обиженных было немало. С бабниками так вообще любила "играться". На свидания…

Через минуту няня и Марк снова шли по площади. В сумочке у девушки лежал флакончин духов, а малыш крепко сжимал в руке пистолет. Они уносили с собой "любовь и "смелость", подаренные щедрой Ягг. Однако эти приятные сами по себе дары не гарантировали (к нашему огромному сожалению) им счатья до конца дней. Народ все прибывал и прибывал на ярмарочную площадь. Один за другим Грета внимала с полок свои подарки. Денег с покупателей она, как любая уважающая себя волшебница, не брала, чем вызывала у одних…

В то время как историки девятнадцатого века воспринимали характерную для эпохи освоения Северной Америки веру в колдовство и ведовство как прискорбный отголосок средневекового мировоззрения, от которого потом быстро избавились, такая вера и преследование ведьм как ее следствие должны рассматриваться нами в контексте формирования североамериканской идентичности. Даже несмотря на то, что салемские процессы приблизили момент, когда ведьм перестали судить и преследовать по закону, вера в колдовство жила…

А Эквиций полностью потерял интерес к освобождённому народу. Освободил и не накормил. Как его было не возненавидеть? Да поделись Маврикий своими мечтами с окружающими земляками – его разорвут на части и пойдут спокойно дальше, пятная кровавыми подошвами асфальт. Все эти Яннисы, Йоргосы, Демисы вовсе не кровожадны – кровожадна толпа, а они, влившись в неё, оставили имена снаружи. – Парень, пошли с нами! Врежем им! – ткнул его в плечо какой-то здоровяк. Маврикий не хотел никому врезать, он хотел…

– Командир, мы сели! – отчего-то закричал я, начиная отстёгиваться и снимать запылившиеся очки. Фонарь задней кабины сдвинут назад, а сам Крутов был без сознания. А что, если это он сам посадил из последних сил самолёт? Фонарь же как-то смог сдвинуть. Я начал прощупывать пульс, биение сердца, попутно стараясь привести его в чувства. – Чего… не прыгал? – тяжело произнёс Крутов, приоткрыв глаза. Говорить начал, уже хорошо. – Так… это… своих не бросаем, товарищ генерал. С найденной мной…

Вот уже три недели идёт русско-японская война, начавшаяся шестнадцатого августа одна тысяча девятьсот третьего года. Мы выиграли три морские битвы, получив значительное преимущество на морском театре военных действий. В этом мире до восемьдесят восьмого года события происходили так же, как и в моём прошлом-будущем, но потом начались резкие отличия. Александр Третий дожил до двадцать девятого сентября одна тысяча девятисотого года. У Николая Второго жена не Гессенская муха, а Елена Орлеанская.…

Секач уже несколько раз удивлялся такому упрямству и делал все, чтобы увести людей без боя. Слишком не равны были силы для прямого противостояния, а вызывать вертушку для эвакуации означало подставить пилотов под удар. Вооружен противник был весьма серьезно. Вот и шли они по зеленке, путая следы и используя разные хитрости. Спустя сорок минут Секач подал команду, и группа, все так же бесшумно поднявшись, отправилась дальше. Выходить на открытое пространство в таких условиях было глупо, так что…

Это было последнее, что успел подумать Матвей. Дальше навалилась спасительная темнота. В себя он пришёл как-то разом. Словно кто-то повернул выключатель. Сначала он начал различать звуки, потом сквозь закрытые веки начал пробиваться свет, а после снова навалилась боль. Но на этот раз всё было не так плохо, как вначале. Да, снова болело всё, но теперь эту боль можно было хоть как-то терпеть, хотя на глаза наворачивались невольные слёзы. Кое-как отдышавшись, Матвей принялся осторожно инспектировать…

Через минуту няня и Марк снова шли по площади. В сумочке у девушки лежал флакончин духов, а малыш крепко сжимал в руке пистолет. Они уносили с собой "любовь и "смелость", подаренные щедрой Ягг. Однако эти приятные сами по себе дары не гарантировали (к нашему огромному сожалению) им счатья до конца дней. Народ все прибывал и прибывал на ярмарочную площадь. Один за другим Грета внимала с полок свои подарки. Денег с покупателей она, как любая уважающая себя волшебница, не брала, чем вызывала у одних…

– Верно сказал, сын, – одобрительно кивнул Григорий, расправляя седые усы. – На то и казаки, чтобы службу знать. А без оружия и службы никакой не получится. – А стрелять когда учить станешь? – тут же спросил Святослав, полыхнув загоревшимся от радости взглядом ярко-синих, как у матери, глаз. – А вот как научишься палку с кирпичами в руках удерживать, так и начну, – твёрдо пообещал Матвей. – Ты пойми, сын, что карабин, он сам по себе тяжёлый, и чтобы из него в цель попасть, его потребно в руках…

– Я тоже думаю, что пытались затушить пожар. А потом уводили. Непонятно, кто первый «вышел», а второй. Нестеров кричал в эфир, что триста метров было, – сказал я. – Вообще не помню, Серый. Я только крик Тёмыча услышал и сразу на улицу с туалета выскочил, – вздыхал Костя. – Там реально крик был. А если он обгорел? Свадьба же как? – Пожар так быстро не развивается, чтобы они обгореть успели, – сказал я. – И всё же вероятность есть, – пробубнил Макс. – У Николаича тоже свадьба. Помните? Перед…

Небольшая вспышка в районе кабины, и вот уже назад летит створка фонаря. Следом выстреливает кресло, отбрасывая пламя и уходя вверх, в сторону от самолёта. Представляю, как сейчас некомфортно Гавриловичу. Тебя крутит на этой бешеной табуретке, перегрузка в районе 20 единиц вдавила со страшной силой, что не вздохнуть. Я встал в вираж над предполагаемым местом приземления. Как раз в этот момент и раскрылся купол парашюта, а вниз от самого Буянова вышел тонкий фал, на котором закреплён носимый аварийный…

– Пьяницы и проглоты… Шагая по привычному маршруту, Паскуаль философски размышлял о том, что при его работе любой поневоле станет ценителем прекрасного. Собственно, он сам тому живое доказательство: одна из статуй в прошлом зале ему отчего-то сильно не нравилась, к другой он был предельно равнодушен – зато рядом с древнегреческим атлетом частенько замедлял шаги, с удовольствием разглядывая четко очерченную фигуру и выпирающие мышцы. А у мраморного изваяния Афродиты больше всего ему нравился тугой…

– То есть, вы хотите сказать, что я воспользовался чужим паспортом, вклеив в него свое фото? – спросил я. – Не стану обманывать вас, – любуясь своим благородством произнес Киреев, – убедительной версии того, каким образом вы воспользовались чужим паспортом, у меня пока нет, но я работаю над этим. Он думал, что меня этим проймет, но не тут-то было. – Сфотографируйте меня, – предложил я, – и пусть ваши эксперты сравнят снимок в паспорте с новыми фото. Кроме того, их можно показать людям, которые…

как и еще две, остальные были двухъярусные и в них спали солдаты. Чтоб окончательно прийти в себя, я начал не спеша одеваться. Будивший меня сержант, вышел из казармы, и его шаги затихли в коридоре. Я не ошибся взятая с табуретки гимнастёрка, имела петлицы старшего сержанта. Треугольники были новые, очевидно недавно прикреплённые значит, я как минимум замком взвода. И так бриджи сапоги яловые начищенные до блеска кожаный ремень офицерский. Очевидно всё- таки армейская служба не пропала даром…

Через минуту няня и Марк снова шли по площади. В сумочке у девушки лежал флакончин духов, а малыш крепко сжимал в руке пистолет. Они уносили с собой "любовь и "смелость", подаренные щедрой Ягг. Однако эти приятные сами по себе дары не гарантировали (к нашему огромному сожалению) им счатья до конца дней. Народ все прибывал и прибывал на ярмарочную площадь. Один за другим Грета внимала с полок свои подарки. Денег с покупателей она, как любая уважающая себя волшебница, не брала, чем вызывала у одних…

Старый князь провёл рукой по бороде и ненадолго задумался. Он знал о происходящем, но старался не вмешиваться. При этом одобрял желание самодержца навести порядок в войске. – Ты же был в Коломенском? Что государь? – Волконский решил уточнить свежие новости. Слухи по Москве ходят разные. Вроде ничего плохого о царе не говорят, однако народ потихоньку волнуется. И начинает косо посматривать в сторону вельмож. Мол, почему самодержец больше времени проводит в именье? Может, заточили там его бояре?…

«Лошадь», – усмехнулся про себя казак, ему привиделось, что даже благородный скакун слегка скривился от таких слов в свой адрес. – Червонец! – неожиданно выпалил продавец, выпучив глаза с каким-то даже потаённым испугом, как будто зачитал страшный приговор, с которым сам не согласен, но что уж поделать, такова жизнь, иначе нельзя… – Ежели нету стока, ходи дальше, – продолжил он, уже слегка набычившись. Демид пристально на него посмотрел, а про себя подумал: «Откуда он тут такой взялся? Да этому…

Интересно, откуда у меня во дворце носилки? А, вероятно, из госпиталя для нижних чинов принесут, зря, что ли, я велел крыло своего дворца отвести под это богоугодное дело? Тут, конечно, не клиника третьего тысячелетия, но уж носилки-то у них должны найтись? И точно, вот и носилки. – Аккуратнее, господа, аккуратнее! «Господа» достаточно бережно водрузили мою тушку на носилки и куда-то понесли. Интересно, неотложку уже вызвали? Во всяком случае, сирен машины «скорой помощи» я пока не слышал.…

– Сюда-то какими судьбами? Надолго? – На переучивание, и ненадолго. Месяца два-три. – Все так говорят, а остаются навсегда. – хмуро сказала Марина. Чуть позже выяснилось, что три человека, проживавшие в той комнате, в которую меня поселили, остались здесь на кладбище колхозном. Топливо на «МиГе» должно было иметь немецкую присадку, сделанную из метилового спирта. Этой присадкой травились технари, пытавшиеся ее перегнать, а из-за ее отсутствия взрывались двигатели. Она детонационные свойства повышала.…