Историческая литература

Мэнни , пианист ВОЗЛЮБЛЕННЫЕ, ВОЗДЫХАТЕЛИ И ПРОЧИЕ ВЕРНЫЕ РЫЦАРИ Эддисон Де Витт , критик в «Бродвей спот»; Аллан Конигсберг , начинающий гений; Арлан , солдат; Космо Браун , «золотой мальчик» в поиске; Эрни Калкин , он же Пробка , бездарный танцор; Джей Джеймсон Тайлер Тейлор , он же Джей Джей ; Люк , герой-любовник в театральной школе; Нельсон Джулиус Маколей , воздыхатель из далекого прошлого; Рубен Олсон , секретарь звезды; Скотт Плимптон , скорая помощь; Силас , он же Дриззл…

Потом та ужасная борьба… И когда ее уводил Лутаций, как назвал его представившийся Туллом, в ушах все еще были слышны смертные крики падавших и визжащие удары кинжалов. Не прошли они и десятка домов, как дорогу им заградил патруль префектурной службы, и люди в красных плащах задержали их. Лутаций сразу понял, что сопротивляться было излишне: превосходство в численности было многократным, а напрасная отвага нашла бы свой напрасный и неизбежный конец. Их отвели куда-то далеко, в какое-то некрасивое…

Он пробирался сквозь каменные теснины, с трудом одолевая перевалы, погружаясь в распадки, скрываясь в пологие низины. Движение по Москве напоминало блуждание в безлюдных горах Кавказа, где он стоптал не одни подошвы, расстрелял не один патронташ, и теперь, потеряв тропу, без товарищей, без боекомплекта брёл наугад на туманные миражи и видения. Этими видениями были воспоминания о далёкой солнечной поре детства, о матери и отце. Разные люди по-разному вспоминают своих родных. Ему же приходил на память…

Больше на ярмарочной площади, столь недавно кишевшей людьми, никого не было, если не считать нескольких здешних работников и горстки мужчин, толпившихся в ожидании у шатра стриптизерш. Они нервно поглядывали по сторонам, низко надвинув шляпы и засунув руки глубоко в карманы. Что ж, они не будут разочарованы: в шатре их ждет Барбара, готовая пустить в ход свои чары. Прочие горожане – лохи, как называл их Дядюшка Эл, – уже побывали в зверинце и направились к шапито, где грохотала музыка. Музыканты,…

Идея написания этой книги возникла у меня давно, несколько лет назад, поначалу в виде сценария телесериала, который, к сожалению или к счастью, не заинтересовал продюсеров, с которыми я общался. Когда наши пути с тезкой из славного города Петра пересеклись, мне показалось, что это не может быть обычной случайностью. А когда он предложил мне соорудить что-нибудь совместное, я откопал синопсис того самого сценария, и мы вместе, как говорится, занялись наращиванием литературного мяса. Что из этого…

Бабушкина голова клонится на подлокотник кресла, слышно тихое похрапывание. Она водит иголкой по пяльцам, думает о том, что хорошо было бы стать знаменитостью. Чтобы все ахнули. Стать, к примеру, балериной. Или предводительницей разбойников. Или цирковой наездницей. За окнами падает снег, видно как бородатый истопник тащит из-под навеса во дворе ведра с углем, исчезает в подвале. Там гудит раскаленная печка, фыркает огненным паром машина согревающая зимой квартиры. Подвал с крутыми каменными…

Степная антилопа-сайгак задумчиво стоит в степи. Детеныш влажным носом толкает матку под заплывший жиром живот, требуя молока. Птицы не поют. Их любовные игры окончены. Слышен писк голодных птенцов. Пока длится долгий день, их надо кормить, кормить и кормить. Время дорого – скоро они должны быть готовы к дальнему путешествию на юг. В полдень всё замолкает. Молчит даже вечный спутник степи – неугомонный жаворонок. Воздух звонко звенит туго натянутой, готовой вот-вот лопнуть струной. И кажется,…

Несмотря на то что поступила уже в советское высшее учебное заведение, неофициально, среди очень проверенных своих, называла власть так же, как и папа – известный в округе земский врач. Его не расстреляли ни большевики, ни петлюровцы. Коммунисты не трогали этого ворчуна, даже когда окончательно закрепились в этих краях. В конце концов, и при старом, царском режиме отец кумы относился к властям скептически. Политические взгляды хорошего врача никого особенно не интересовали. Это его спасло. Папа…

На Чорному морі на білому камені Ясненький сокіл жалібно квилить проквиляє. Смутно себе має, на Чорне море спильна поглядає. Що на Черному морю недобре ся починає. Що на небі усі звізди потьмарило, Половину місяця в хмари вступило, А із низу буйний вітер повіває, А по Черному морю супротивна хвиля вставає… Не вздымалась злосупротивная волна навстречу турецкой кадриге [1] , море было тихое, ветер начинался ежедневно после захода солнца, дул всю ночь с берега, но вода от него…

Избранная библиография Светланы Лыжиной: Время дракона, 2018 Драконий пир, 2019 Валашский дракон, 2019 Принцесса Иляна, 2019 Последние дни Константинополя. Ромеи и турки, 2021 На руинах Константинополя. Хищники и безумцы, 2021 Почти все персонажи в этой книге – подлинные исторические фигуры. И даже те немногие, кто был придуман автором, вполне могли существовать на самом деле. Пролог Вечер 27 мая 1453 года Закатное солнце било прямо в глаза. Протяжно ревели боевые…

Юкка была высокой и стройной, слишком высокой для своих лет. Густые чёрные волосы она постоянно укорачивала острым скребком, подаренным Таукой, и оттого голова её больше напоминала пучок травы откуда торчали разной длины соломинки и веточки – так что сразу и не поймёшь мальчишка или девчонка перед тобой. Вдобавок ко всему она была увешана охотничьими предметами: нож, палка с толстыми наростами, и ещё одна подлиннее с острым длинным каменным полотном – в чём-то похожая на острогу. У Юкки было круглое…

Но теперь, сидя в гостиной, в своем любимом кресле, она закрыла книгу, что лежала у нее на коленях, и задумалась. «Век невинности» [2] что-то разбудил в ней, остро напомнил, что время проходит. Завтра у нее день рождения. Ей исполняется двадцать пять лет. По большому счету, это молодость. В этом возрасте мужчины пьют самогон, гоняют на машинах, слушают регтаймы и танцуют с женщинами, которые носят платья с бахромой и повязки на голове. 2 «Век невинности» – роман американской писательницы…

Иван Платонович мучительно, как библейский Иов, переносил неизбежно сыпавшиеся на его лысеющую голову камни унижения и крепко стал заглядывать в стакан, жалобно оплакивая свою пропащую жизнь. – Ну-с, обмарался я кругом, – нервно булькая водкой, стонал он, – так что ж теперь? Прикажете сдохнуть? Ну-с?! Скажете, господин Кречетов… для общества скушный субъект? Никчемность? Враки! Это мир для Кречетова скушный и полная ерунда-с! Да ежели хотите знать, к моей натуре надо еще суметь ключи подобрать!…

Покрыты эти горы буйной, густой растительностью, а некоторые чащи и вовсе разрослись настолько, что стали совершенно непроходимы. Преобладали в этих горах широколиственные породы, но попадались помимо ясеней, грабов и клёна и кряжистые вековые великаны-дубы, а также вечно зелёные сосны. Не менее густой и кустарник. Все эти чащи прорезали звонкие речушки и ручьи. * * * Лузий Квиет вновь осмотрелся и жадно набрал в грудь воздуха. Воздух здесь не чета тому, которым приходилось довольствоваться…

Ей запретили входить в его комнату, чтобы не подцепила заразу, и Кэтрин наблюдала, как мать носится туда-сюда с тазами горячей воды и полотенцами. Она видела, как открыли входную дверь, чтобы впустить врача, и через два дня – поверенного отца. Нос и рот у обоих были закрыты отдушенными гвоздикой льняными повязками. Девочка чувствовала, что на дом опустилась тишина, и понимала: шуметь нельзя. На следующий день появился любимый дядя Уильям, младший брат отца, и отец Катберт Танстолл, которого дети…

Проснулся насильно разбуженный Дракон, оглянулся вокруг, раскрыл свою ужасную пасть, требуя себе кровавых жертв, жертв бесчисленных. Жалкие белые человечки с берегов таких же жалких, как и сами они, Темзы, Шпрее в ужасе задрожали, видя свою неминуемую гибель, и погибли бы все они, как червяки на болоте, если бы не простёр им руку помощи другой мировой колосс – великодушный, милосердный Медведь Севера… Он, этот величественный колосс, этот могучий исполин-богатырь, не принимал участия в неистовой…

Вот только у всех предшественников капитана это всегда выражалось в гораздо более легкой форме. В точности как с гриппом или какой-нибудь другой болезнью. А вот капитан был… я и сейчас, через тридцать с лишним лет, не подберу наиболее подходящего слова. Прямо-таки олицетворение глубочайшей депрессии, какая только может на человека свалиться. Я и сейчас, когда говорю о нем, вижу его перед собой, как наяву: ссутулился, не пошевелится лишний раз, сидит как статуя, руки на коленях, взгляд тусклый, голос…

– Примут, – снова усмехнулся Мятелев, стуча зубами от холода. – Ты сколь уже за веслом сидишь? Все свои грехи искупил, небось. – А ты не скалься, стрелец. Над святым скалишься. Я те про грехи толкую. Али нечего тебе вспомнить перед смертью? Кто может сказать, когда застанет нас костлявая? Все в руце божией. – А ты разве невинных смерти предавал? – спросил у Минки высокий раб с соседней скамьи. Мятелев, Ржев и Минка разом оглянулись. Это был запорожский казак Иван Рог. Он уже три года сидел…

Через пятнадцать минут вся банда была в сборе. Не слезая с забора, «бригадир» свысока осмотрел свое войско. Девять пацанят, возрастом от десяти до двенадцати лет, смотрели на своего предводителя и ждали указаний. – Значит так! – начал Миха. – Сейчас ты, ты, и ты. – ткнул пальцем главарь в крайних слева ребят. – Пойдете туда. – указал он на ворота, через которые на рынок въезжали машины. – Ты, ты и ты. Приказал Миха тем, что справа. – Туда. – махнул он рукой на ворота выезда. – Остальные, веером…

– Иды марта пришли, но не прошли, – мрачно отозвался Спуринна. У подножия портика Кесарь мельком пересекся взглядом с Марком Антонием, который стоял поодаль, разговаривая с Гаем Требонием, и отчего-то не торопился заходить в курию. На лице консула промелькнула тень тревоги… Но Кесарь не только не внял дурным предзнаменованиям, но даже не обратил внимания на странное поведение бывшего начальника конницы. Ликторы с фасциями остались вне стен курии, а он вошёл в зал заседаний. На мгновение его взор…