Исторические любовные романы

Девчушка не закована в железо, не прикована ни к кадриге, ни к несчастным своим подругам, не светит она нагим телом, а укутана заботливо в шелка, чтобы тело ее не утратило нежности; жилистый евнух-суданец, посвященный в непостижимое искусство древнего Мисра [2] , натирает девчушку какими-то благовониями, расчесывает ее золотые волосы, а она то шаловливо подставляет себя под это чужеземное лелеянье, то увертывается и летит к борту кадриги так, словно собирается утопиться, и Синам-ага, от ярости…

– Я не хочу сказать, что ненавижу Эштон-Коув, Дюк, – пояснила она, глядя на круглый зад Мармадюка. – Но факт есть факт. Я не особенно нужна своей семье. Августа постоянно твердит, что единственная польза от меня в папином приходе – это мое умение ладить с чудаками и животными, поскольку у нас много общего, но даже это не извиняет моих странностей. Теперь я здесь, в Лондоне, в обществе собаки и чудачки затворницы – да простит меня тетя Минни – и ничего не могу добиться. Если бы ты сделал над собой…

Было в этой ясной прохладе весеннего вечера нечто пронзительно тягостное, тревожное. Ни ветерка, словно все вокруг затаило дыхание в напряженном ожидании. Воздух был столь прозрачен, что даже в сумерках окрестности просматривались далеко во все стороны. За спиной Лота, над зубчатой крепостной стеной поднимался террасами до самой вершины холма Седом 4 – город, в котором он жил вот уже почти двадцать лет. В этом городе, окруженном со всех сторон пышными, но запущенными садами, родилась его жена…

– Могу я узнать, с чем связано ваше возмущение? – Энтони Фейнборк! – рука в белоснежной перчатке с опущенными пальцами указывала на фигуру священника. Со стороны этот жест больше напоминал сцену, в которой дама протягивает руку для поцелуя, а не обозначает предмет своего возмущения. – Вы назначили этого безнравственного человека на должность приходского священника. – Вы несправедливы, леди Стоук, – начал было епископ, но она не позволила ему продолжить. Леди Стоук обрушилась на епископа с гневной…

– Как чувствуете вы себя, магистр Полюс? – по-театральному вежливо спросила его принцесса Жанна, в напряжении стараясь улыбнуться, но в итоге выдавила только жалкую гримасу на своем не по годам морщинистом лице, покрытом толстыми слоями дорогих кремов и белой пудры. Магистр знал о том, что эта ведьма Жанна любила задавать подобные вопросы своей подруге, известной в свете как принцесса Грейс, той самой, что была замужем за старым принцем Монако и глупо нашла смерть свою в автомобильной катастрофе…

* * * Их трое в доме из мужчин, И все в хозяйстве помогают. Сестрёнки тоже подросли. Готовят, моют, убирают. Пошёл Иван тогда в колхоз За трудодни на пилораму. Работал сутки – день и ночь, Ещё учился мало-мало. Освоил грамоту вполне. Писал, считал так понемногу. И вот трудом своим сумел, Поднял семью, и слава Богу. * * * Но лень и зависть – две сестры. И злоба тоже ходит рядом, И вот доносы понесли, Что он «кулак», проверить надо. Что много птицы у него, Что яйца лишние…

Летиция до сумасшествия обожала свой родной край, и не могла себе представить, что когда-либо сможет отсюда уехать, только событие невероятной важности смогло бы сподвигнуть ее на такой шаг. Наконец, Мариам с дочерью подошли к воротам небольшого, но аккуратного и опрятного на вид дома, и мадам де Мормон остановилась, чтобы поправить выбившиеся из прически непослушные локоны дочери. Летиция нетерпеливо отмахнулась от матери и вприпрыжку побежала к дверям и постучалась. Ей открыла молодая служанка…

– Замерзла я что-то. – Она усмехнулась. – В воде мы не мерзнем, привыкли. А здесь по ночам у вас зябко. – Так, ну… – растерялся купец, – так, может, хлебнёте чуток Кардамонной? Хорошее дело. – Чуток Кардамонной? А что ж тут плохого? – И женщина живо придвинулась ближе. – Давай Кардамонной хлебнём. Пожалуй, что не помешает. Тут Хрящев заметил сверкающий хвост. Но странное дело: его это не отпугнуло. А может быть, даже и не удивило. Хлебнувши, русалка размякла. – А ты не суди. Не суди, Авраамыч, –…

Свидетельством пребывания галатов на этой земле является так называемая культура кастро, сохранившая множество древних памятников, которые помогают историкам реконструировать образ жизни тех людей. Эпоха, во время которой разворачиваются события этой книги – XVII век до н.э. – еще несла в себе следы матриархата, когда женщины пользовались значительным влиянием в обществе. Государственное устройство галатов представляло собой союз городов государств и других самоуправляемых общих. Население занималось…

Сомнений в том, что Симмонз мертв, не было. Лужа черной крови медленно вытекала из-под его головы, взгляд открытых глаз был устремлен в небеса. Один из членов команды высвободил пистолет из руки убитого и выпрямился. – Нет, сэр, – проговорил один из офицеров, наклоняясь к Симмонзу. – Фергусон. – Кто? – переспросил Веллингтон, наконец поднимая голову. – Это шотландец. Тот, который хотел вас застрелить! – Фергусон?.. – Веллингтон осекся. – Чепуха! – бросил он. Один из его новых помощников,…

– Так не успела?.. – ахнул он, опускаясь на лавку, будто силу в ногах потерял. – Ты… сядь, Ориксай, – сказал я, испугавшись, что он упадёт. Расшибётся ещё. Мы в шатре с ним, после Совета, после вечери. Я остался, чтобы рассказать о том, что знаю теперь сам, знаю точно, так же уверенно, как и то, что вижу его перед собой: – Она в Солнцеграде. А детей спрятала. Я знаю, – сказал я, глядя в его зрачки, чувствуя, как сердце быстро колотится в нём, чувствуя его страх. В нём ещё никогда не бывало…

Какой лёд… Вода намного холоднее льда. Обожгла кожу, схватила за сердце. Авилла смеётся, по-моему, чтобы не визжать. Проплыв немного, мы всё же привыкли к дикому холоду, я хотя бы перестал чувствовать, кроме сердца всё во мне застыло. И всё же, вскоре я начинаю чувствовать, что холодно даже моим костям, ногти у меня стали синие… – Может… – не очень решительно спросил я. – Поплыли на берег, – улыбнулась Авилла. Губы у неё тоже посинели. Но не дрожит, плывёт быстро, мощно, едва ли не быстрее…

Капитан Алдарк недовольно поморщил лоб. Между нахмуренными темными бровями залегла глубокая складка, сделав его зеленые глаза с легким синеватым оттенком двумя сверкающими щелками. Напоминание о столь досадном факте, как арест его судна никак не располагало его к приятелю, а его наглое – хотя и вполне правдивое – заявление о том, что ему не видать моря еще полгода просто выводило из себя. Он уже месяц томится на суше, теряя сотни фунтов и тратя время попусту. Эти канцелярские крысы в курчавых нечесаных…

«О Боже…» – уже спокойно, даже задумчиво пробормотал он. Улица была пуста. Солнце только поднялось, скоро должны были выйти со своими тележками торговцы и разносчики газет, но… Майлз невольно застонал. Только не здесь. Здесь им делать нечего. Может быть, появится молочник, но публика эта трусливая и не захочет ввязываться в неприятности. А иначе как неприятностью распростертых посреди мостовой джентльменов, один из которых уже отдал Богу душу, назвать нельзя. Позвали бы хоть полисмена. …

Снесём с земли столбы границ, Чтоб все народы дань платили! *** Мы – степняки, мы дети Чингис хана, Мир против нас, враги со всех сторон! Воюя с этим миром неустанно, Мы жизнь и честь поставили на кон. Дух хана охраняет нас незримо, Мы свято бережём закон его, Поэтому в бою непобедимы – Один за всех и все за одного. Мы, действуя, то золотом, то лестью, Сначала ссорим будущих врагов, Потом,  одних доводим до бесчестья, Других зарежем,  как степных  волков. *** Тэмуджин…

      Аврора была одного роста со мной, но тоньше и более хрупкая. Судьбе было угодно, чтобы она, кровно вовсе со мной не связанная, имела много общего со мной – в овале лица, губах, жестах, разрезе фиалковых глаз. Её глаза, кстати, были самым ценным и привлекательным в её внешности, они сразу притягивали взгляд – своей глубиной, сиянием, необыкновенным цветом.       Ренцо тронул меня за руку. – Тётя, так мы все святки проведём в Париже?       Я понимала, что его интересует: возможность продлить…

Желая сообщить о своей добыче псина с преданным лаем помчалась к хозяину. Вот теперь, лишь увидев незнакомца, всё её тело пронзил леденящий страх. Казалось бы, плутающий по лесу странник должен порадоваться появлению человека, но душа судорожно дрожала, а внутренний голос настойчиво предупреждал: встреча с мужчиной опасна, а с вооружённым мужчиной опасна вдвойне. Сердце, обезумев, заметалось, и, собрав последние силы, она вспорхнула испуганной птицей и бросилась бежать, но тут же споткнувшись о…

Конечно, выдающуюся роль в поднятии на пьедестал Петра сыграл огромный писательский талант Толстого. Но давайте зададим себе вопрос: а сколько же вреда нанес общественному климату СССР этот роман, пропагандирующий и оправдывающий жестокость и насилие? Трудно подсчитать. Это и «воронки», и ночные аресты, и приговоры «без права переписки», и концлагеря по всей стране, и «психушки» и так далее. И самое главное состоит в том, что Петр выдвинул национальную идею, которая продолжает жить и поныне: «Государство…

– Это не я сочинил, – скромно ответил парень. – Я только положил слова на музыку, а стихи написал поэт де Мани ещё в прошлом веке, – уточнил он. – Знал твой Мани, о чём писать! – смеялись моряки. – Спой ещё что-нибудь, – попросили они. Парень не стал ломаться и, ударив по струнам, взглянул на крепкого молодого мужчину, сидящего неподалёку на бочке: – Капитан, запевай! – предложил он и заиграл задорную мелодию. Тот, кого Жюлиан назвал капитаном, улыбнулся, и его зычный и на удивление хорошо…

– Не беспокойтесь, сеньорита, хоть я и пират, но не деспот, – усмехнулся Корбо. – Просто поужинать со мной вы можете? Прошу вас, составьте мне компанию, – любезно попросил он, и Эстель была вынуждена пройти в комнату и сесть за стол. Обходительно придвинув даме стул, капитан неожиданно произнёс: – Я хотел бы извиниться за моё поведение в последнюю нашу встречу. В порту Англии, – уточнил он. Эстель искренне удивилась: пират решил извиниться перед ней? – Я ваша пленница, – грустно ответила она, –…