Прочая детская литература

Марина не видела, как уносили "Опять двойку" из темноватого вестибюля их старой, давней постройки, школы, но не заметить исчезновения картины, конечно, не мог бы никто. Огромная, написанная маслом "Опять двойка" висела там с незапамятных времен - кажется, это был подарок родной школе какого-то выпускника, у которого, конечно, уже были внуки. Картина от старости приобрела благородный коричневый оттенок и даже своеобразную привлекательность, а к тому, что изображенный на ней мальчик не стоит на полу,…

- Я ничего не знаю... ничего не понимаю... Какому Храповицкому? Побросав в сумку какую-то одежду, Ольга Петровна с треском закрыла молнию. - Ой, мам, ты вообще соображаешь, что ты говоришь? Храповицкого она не знает! Ты ж сама мне все уши им прожужжала: и здоровается он с тобой, и аккуратный, и улыбка у него располагающая! А это такой притворщик, такой зану... Ольга Петровна толкнула ее в кресло: - Сядь! И молча сиди! Молча! Эля замолчала, надувшись. А мать села в кресло напротив и…

А дровосек пришёл домой уже поздним вечером и принялся бранить жену за то, что она заставила его целый день голодать. - Я не виновата, - отвечала жена: - наша старшая дочка понесла тебе завтрак, да, видно, заблудилась. Утром придёт, наверное. На другой день отец поднялся ещё до рассвета и велел, чтобы на этот раз средняя дочь принесла ему в лес завтрак. - Я возьму с собой мешочек чечевицы, - сказал он: - она крупнее проса и её легче заметить. Вот дочка и не заблудится. В полдень вторая…

Поблагодарила его Золушка, пошла на могилу к матери, и посадила там ветку, и так сильно плакала, что слезы катились у неё из глаз на землю. И полили слезы ту ветку. Выросла веточка и стала красивым деревом. Золушка трижды в день приходила к дереву, плакала и молилась; и каждый раз прилетала на дерево белая птичка. И когда Золушка ей высказывала какое-нибудь желание, птичка сбрасывала ей то, о чём она просила. Но вот случилось однажды, что король устроил пир, который должен был длиться целых три…

- Простите, как вас зовут? - спросила мама. - Кажется, раньше мы с вами не встречались. - Меня зовут профессор Йенс Йоргенсен, - ответил Йенс и погладил свою чудесную бороду. - Профессор в какой области? - поинтересовалась мама, подлив в корыто чистой воды, добавив мыла и взбив пену так, что мыльные пузыри прилипли к рукам. - И не в какой я не в области профессор, а в большой комнате, где так много книг, - сказал Йенс и тут же добавил: - Тысячи книг. - Простите, профессор, я имела в виду,…

Антонина Ивановна слегка покраснела - уж слишком много получалось наводящих вопросов. - Обыкновенными яйцами, - пояснила девочка. - Лида выносила на станцию полную корзину. А вы в это время подкладывали под состав мину. - Верно! Немцы бежали от вагонов к Лиде, совали ей засаленные марки, а я делала свое дело... Что ты еще помнишь о Лиде? Антонина Ивановна и не заметила, как вместо "знаешь" сказала "помнишь". На какое-то мгновение ей показалось, что обо всем, что в годы войны происходило…

Самолет летел из Бостона в Огасту, но был по неизвестным причинам направлен в аэропорт Льюистона, где взорвался при посадке в ночное время. Что это за неизвестные причины? Почему диспетчер дал вылет в непогоду? Почему изменили маршрут? Почему самолет вдруг взорвался? Сколько времени эти вопросы будут мучить людей! Найдут ли на них ответы? Саманта. Моя Саманта. Она улыбалась мне с экрана телевизора, а я в ответ улыбался ей, я разговаривал с ней, рассказывал ей о своих маленьких друзьях, о внучке…

Он не чувствовал, как капли с волос текли по щекам. Старушка навалилась на барьер и что-то энергично нашептывала дежурному. Плечи ее ходили ходуном, а голоса не было слышно. Стучали часы. В комнате стоял тот особый вокзальный дух, который устанавливается в помещениях, где на смену одним людям приходят другие и нет постоянных жителей. Дверь отворилась, в нее просунулась сальная голова скуластой женщины. - И про кадушку тоже писать? - спросила голова. - И про кадушку пишите! - прикрикнул…

Когда товарищи по команде спрашивали Саньку Красавина, скоро ли он вернется в строй, раненый вратарь отвечал: "Недельки через две встану в ворота". А через две недели он говорил: "Скоро... Уже почти не болит. Осталась ерунда". На что он надеялся? На счастливый случай? Ведь врач ничего не обещал ему. А когда наконец снял гипс, то сказал: - Будь осторожен. Перелом может повториться. О хоккее забудь. Но как забыть о хоккее? Как вычеркнуть из жизни стремительный вихрь атак, звон коньков, свист…

Конечно, очень важно быть здоровым, сильным, справляться с любым делом. Но вот как быть, если не может найти человек себе дела, не дают ему работы для его сильных, умелых рук? А ведь так происходит с миллионами людей в Америке, во всех капиталистических странах. Значит, не в одной силе счастье! Ошибаются и те, которые считают, что все счастье в славе; будто счастлив тот, кого все знают. Слава славе рознь. Добрая слава действительно радует человека. А от худой славы он не знает, как отделаться...…

Мы оторопело смотрели вслед мальчишке. Почему он ничего нам не ответил? Лена Болдырева и еще кое-кто из ребят пошли было за мальчишкой, но Вовка Логинов, самый старший из нас - он ходил в четвертый класс, презрительно заметил: - Пернатого хищника не видали? Сходите в зоопарк, там не таких птиц увидите... Даже беркут есть. И гриф с голой шеей. Одно дело птицы в зоопарке, томятся в клетках, а другое - ручной сокол, которого можно пощупать, конечно если он не клюнет. Однако Лена и остальные в нерешительности…

Она неожиданно поворачивается. Генка не пишет. Он опять смотрит в окно. По его лицу видно, что всеми помыслами он там, на солнечной летней улице. Вера Генриховна раздосадована. Её можно понять: ради чего она бьётся с оболтусами вроде Звягина? ВЕРА ГЕНРИХОВНА: Звягин! В конце концов, если тебе всё равно, перейдёшь ли ты в шестой класс, можешь отправлятся на улицу! Ступай! Генка пожимает плечами и для приличия человека, к которому придираются зря. Берёт с парты учебник и тетрадь и степенной…

Я расталкивал толпу, не глядя, не жалея. Вот он лежит навзничь на мостовой, мой утопленник. Какой здоровый парень, плотный; я не думал, что такой большой он. И лица я не узнал: спокойное красивое лицо, русые волосы прилипли ко лбу. Я стал на колени, повернул его ничком. - Да подержи голову! - заорал я на какого-то франта. Он попятился. Я искал глазами турка. Нет турка. Стой, вот мальчишка, наш, гаванский. - Держи голову. Теперь дело пошло. Я давил утопленнику живот. Ого! Здорово много…

- Вы что?! - во сне спросил Генка Набиева, одетого зачем-то в собачий полушубок. - С бороздки съехали? - Почему? - не понял Набиев, продолжая потеть над задачей. Оказалось, на нем была и шапка из собачьего меха. - Лето наступило! Каникулы идут!.. - напомнил Генка. - А вы зачем-то контрольную пишете. - Не слышал разве? - сказала ему впереди сидящая Людочка Рубанова, известная зубриха нашего времени, живет в одном с ним доме. - Наш класс решил учиться круглый год. И без выходных! -…

Генерал-майор имел единственное в жизни пристрастие – живопись. Но далеко ли уйдешь на искусственной ноге в поисках прекрасных видов! Вот, собственно, почему он без колебаний снял виллу в Каланеро: у нее была широкая терраса, с которой открывался пейзаж с кипарисами на фоне моря. С этой-то стратегической позиции он и любил писать. Каждый раз водружая свой мольберт на то же место, он малевал все тот же пейзаж с кипарисами, и всякий раз одинаково плохо. Он был убежден, что раз кипарисы так легко рисовать,…

А вот если повнимательней приглядеться, то становилось заметно, что кое-чем кот Васька всё же отличается от других котов. Вот, например, одна полоска на спине казалась немного размытой, не такой яркой, как остальные. Это оттого, что Вася Вертушинкин, когда рисовал кота Ваську, нечаянно пролил на рисунок воду. И ещё правое ухо у кота Васьки было чуть короче левого, а самый кончик словно в воздухе расплывался. Это опять-таки оттого, что Вася Вертушинкин правое ухо резинкой стёр, а дорисовать не то…

Над жестяными стрелками на жестяном синем небе клубились белые облака. Под облаками желтело хлебное поле. По нему катился со жнейкой точно такой же, как у Вани, трактор. А рядом женщины в красных платках вязали желтые снопы и ставили их в ровные шалашики-суслоны. Я на эти чудо-ходики засматривался не раз. И не раз, начищая в сторожке Екимыча очередное колечко, вздыхал: «Мне за мое старание Пургин, ясно, что такой дорогой подарок не подарит. Дело, которое мне поручает Екимыч, слишком незаметное.…

Был белый дом, Чудесный дом, И что-то застучало в нём. И он разбился, и оттуда Живое выбежало чудо, — Такое тёплое, такое Пушистое и золотое. Две верёвки и доска Унесут под облака, Вверх и вниз, Назад, вперёд, А потом наоборот. В небе плыли смелые Медвежата белые. Прибежал медведь чумазый, Умываться начал сразу, Вымыл поле, крыши, лес, Сам невымытый исчез. Вдруг из чёрной темноты В небе выросли кусты.     А на них-то…

Хо-хо, таких вареников никогда не забудешь! Даже сейчас: закроешь глаза, пошевелишь языком и чувствуешь, как во рту растекается сладкий вишневый сок. А Лука тогда добавки не попросил. Поел, вытер губы рушником с красными петухами по краям и сказал: — У нас в Сибири тоже ягода куда как хороша... Тетка обиделась, начала греметь посудой. — Если наша не нравится, не надо. Сиди в своей Сибири вместе с медведями. — Не в вишнях, тетя, дело. Зря обижаетесь. Глеб еще тогда смекнул, что…

Ни один нормальный человек не решился бы подойти к этому складу. (Если он умел читать.) И довольный собой Константин Михайлович неторопливо зашагал в сторону ближайшего города. Не будем скрывать, это была Москва. И не будем затуманивать: через три дня от ракеты Константина Михайловича не осталось ничего, кроме столбов и табличек. Потому что две старшие группы двух детских садов двух ближайших поселков включились в сбор металлолома. ГЛАВА ПЕРВАЯ Происшествие в столичном метрополитене…