Прочие Детективы

Странный покупатель с недоумением обернулся в сторону охранника и несколько секунд непонимающе всматривался в его лицо. — Ты кто такой? Я что-то тебя не узнаю, дружок… Новенький, что ли? — Старенький… — проворчал себе под нос пожилой охранник. — Так что, помочь вам на свежий воздух выйти? — Ну, проводи до машины, если так хочется… — Поддерживаемый под локоть дядей Гришей, мужчина сделал несколько неверных шагов в сторону двери и вдруг снова вспомнил об Ангелине. — Ну, ты тогда подумай, — обернувшись,…

Несмотря на сексуальную одержимость, у меня есть два железных принципа: никогда не спать с журналистками, потому что они принадлежат к ненавистной мне категории людей, и никогда — с коллегами, так как неприятности на работе мне не нужны. Впрочем, должен признать, одно исключение из последнего я бы охотно сделал. Но это долгая история. — Как ты сюда попала? — выпалил я раздраженно. Тут только Логан увидела голову и почувствовала себя плохо. Я воспользовался данным обстоятельством,…

На слове «натуральным» он сделал особое ударение, да еще погрозил пальцем настольной лампе, словно она тоже пыталась претендовать на наследство. – Бабушка всю жизнь красилась, причем в абсолютно разные цвета. Олег Викторович снова криво ухмыльнулся. Чувствовалось, что уважение к Завещателю таяло в нем с каждой секундой. Лицо помощника вытянулось, но ничто не могло остановить начавшийся приступ оптимизма. – Как хорошо, что в момент знакомства ваша бабушка была именно рыжей! –…

Траубе перенесся в прошлое. Он снова трясся в кузове мчавшегося грузовика. Их было четверо — серые, истощен­ные фигуры в выцветшей полосатой одежде. Сгорбив худые плечи, они сидят на корточках между ящиками. Напротив расселся широкоплечий солдат в черном мундире, с автома­том в руке и смотрел на узников тупым и словно неуверен­ным взглядом. Нетрудно было догадаться, что его тревожит: фронты и границы Третьего рейха суживались с каждым днем. Машина была нагружена ящиками и чемоданами с «лич­ным…

Филлис грустно взглянула на мужа. — Я буду чувствовать себя очень одинокой… — Будь мужественной и не забывай, что ты сама выбрала мужа. Ты можешь отвечать на телефонные звонки и предлагать чай клиентам. — Я надеюсь, что придет кто-нибудь из твоих дружков-гангстеров,— ответила Филлис.— Они обожают чай. Она проводила мужа до двери, поцеловала и шепнула: — Так ты обещаешь быть осторожным? — Еще бы! Черное так тебе к лицу, что я вовсе не хочу дать тебе возможность…

Кэрол вышла на небольшую, плохо освещенную деревянную платформу. Двери электрички закрылись за ней, и поезд двинулся дальше. Полумрак скрывал лица окружающих ее людей до тех пор, пока она не достигла зала ожидания. Кэрол прошла сквозь турникет и очутилась на улице. Впереди виднелась аллея, ведущая к главной автостраде. До дома оставалось минут десять ходьбы. Только выходя из вокзала, девушка впервые обратила внимание на симпатичного молодого человека, потому что он, забрав у контролера билет, задержался…

— Так, вот, — невозмутимо продолжал мистер Холмс, задумчиво раскуривая трубку, — несмотря на вымышленные фамилии адресата и отправителя, несмотря на отсутствие меток на белье, убийца, оказавшийся содержателем мелкой московской гостиницы, все же был найден. Может быть, помните, в «Таймсе» ему была посвящена не одна сотня строк. Николай Викторов. Он украсил потом своей персоной отвратительный букет сахалинской каторги. Детектив, ведший следствие, установил, что обе вымышленные фамилии начинались на…

– Заканчивай бредить, – перебила Яна. – Что случилось? – Ты не хочешь понять, я просто изменилась, – терпеливо и размеренно вещала Марина. – Оставить мужа – единственный шанс искупить свою вину перед ним... – Дурдом какой-то... – Яна изо всех сил старалась не раздражаться. – Так. Хорошо... А на что ты собираешься жить? Извини за бестактность. – Работать буду, – спокойно ответила подруга с совершенно серьезным выражением лица. – Кем?! Ты же ничего не умеешь! – Я уже все продумала. Есть люди,…

— Почему не зарегистрированы? — спрашивает участковый. — Только вчера приехал. — Покажите билет. — Какой билет?! Я на машине приехал, это два часа от Москвы! — А как вы докажете, что находитесь в Москве меньше трех суток? — продолжает наезжать участковый. Он садится в кресло, достает из черной папки с потертыми углами чистый бланк протокола и дешевую шариковую ручку. — Я ничего не обязан доказывать: презумция невиновности. — Шибко грамотный?! — нападает на меня лейтенант, тряся кончиками…

Кабина лифта опустела. Нет, впрочем, кто-то еще остался и стоит, прислонясь к стене, будто не собирается выходить. Это тот негр, в плаще, что входил последним. Глаза его закрыты. - Уже приехали,- говорит ему лифтерша, но он не шевелится. Может быть, он просто заснул стоя, думает она, но нет, непохоже. Раньше его заслоняли другие пассажиры, а вот теперь видно, что выглядит он несколько странно. Коричневый оттенок кожи не позволяет определить, бледен он или нет. Лицо его бесстрастно, но это не бесстрастность…

— Нет, — упрямо покачала она головой, — бегство не годится. У него есть деньги, приличные деньги. Если я его брошу, то ничего не получу. После же его смерти все достанется мне. — Я вам искренне сочувствую, но повторяю: вы все же обратились не по адресу. Я мокрыми делами не занимаюсь. — Вы не забыли о двадцати пяти тысячах? — напомнила она. — Я ничего никогда не забываю, — улыбнулся я. — Кстати, почему вы решили обратиться ко мне? Не проще попросить сделать это кого-нибудь из местных парней?…

— Да, — мрачно буркнул Малдун. — Но что? — Я опаздываю на автобус. — Мисс Джилхули поднялась, подхватила свой древний саквояж. — Ты додумаешься, не волнуйся. — И с улыбкой скрылась за дверью. Семьдесят четыре, размышлял Малдун, направляясь к маленькому дому, который теперь делил с тещей. Обычно старая мисс Джилхули более щедро выдавала информацию. А тут явно пожадничала. Семьдесят четыре! Малдун остановился как вкопанный. Трактовка-то однозначная, и чем дольше Малдун думал об этом, тем больше…

Они сидели во дворике, под навесом, — в Испании часто входят в дом через наполовину крытые внутренние дворики. Смеркалось. После заката в горах сразу становится холодно, и потому здесь стояла небольшая печка, мигая красным глазом, словно гном, и рисуя на плоских плитах рдеющие узоры. Но ни один отсвет огня не достигал даже нижних кирпичей высокой голой стены, уходившей над ними в темно-синее небо. В полумраке смутно вырисовывались широкие плечи и большие, как сабли, усы Фламбо, который то и дело…

– Отлично!.. А я боялся… Шмаков встал в полный рост и облегченно вздохнул. Половина сложного дела была сделана. Но оставалось самое главное. – Оксана! Я давно собирался тебе сказать что-то важное… Ты знаешь, о чем? – Не знаю, Артур, но догадываюсь… – Вот именно это!.. Я предлагаю тебе руку и сердце!.. Одним словом, пойдем завтра в ЗАГС. Я уже там договорился. Нас быстро распишут… Ты согласна? – Я должна подумать. – Не понял… Это как? – А вот так, Артур!.. Если ты официально, то и я…

Кейша открывает дверь, а я все еще стою на четвереньках, выуживая мяч из-под дивана. – У тебя Джош по персональной линии. Он хочет срочно с тобой поговорить, – сообщает она, поднимая глаза к потолку. Джош – мой босс, глава фирмы «Кляйн и Кляйн», бывший банкир из промышленных штатов, который постепенно стал корчить из себя турецкого пашу. У него всегда все срочно. Пожалуй, скоро он начнет говорить о себе в третьем лице. Я снимаю трубку. – Говорит Питер Тайлер. – Переключаю…

Как же Мелани его ненавидела!!! Всей своей пролетарской душой. Ведь у него-то не две с половиной, а двести с половиной в месяц (Мелани почему-то так считала, хотя хозяин никогда не обсуждал свои доходы ни с кем), – ну чего бы ему не отстегнуть своей горничной хоть пять тысяч, спрашивается?! Что же до хозяйки, то тут дела обстояли еще хуже. Красивая пустоголовая куколка, она даже не замечала Мелани. Хозяин, тот хоть и жмот, а все же иногда расспрашивал горничную о родителях, о брате… А эта мимо…

Пол привез меня. Он не считал, что это правильно, но все же привез. Я попросила его подождать в машине. Я знала, что хочу найти — черную книгу с поцарапанной обложкой, с потрепанными углами страниц, которые столько лет перевертывали. Оказавшись одна в доме моего детства, я стала искать эту книжку, впитывая в себя окружающую пустоту и тишину. Не знаю почему, но, переходя из комнаты в комнату, я воображала себя отцом. Я не напевала, как это делал бы он, но слышала, как он поет, — тихий, почти…

Вот тут-то и возникает вопрос; а может быть, «гиблое место» — это своего рода обобщение и относится не только к поселку, где разыгралась трагедия, но является характеристикой общества, в котором совершаются преступления подобного рода? Думаю, читатель примет это название (несмотря на традиционность повествования), и примет именно потому, что «гиблым местом» можно (и нужно) назвать общество насилия, человеконенавистничества, обогащения любыми средствами, — общество, в котором совершено преступление,…

Другой привычкой миссис, о которой также не подозревал Мак Сейджер, была прогулка в два часа ночи. Она совершала ее, чтобы в одиночестве поразмыслить о прошлом, а еще из-за хронической бессонницы. Именно во время прогулки она стала4 свидетельницей происшествия в каменоломне. Всю свою жизнь миссис Уоверли тщательно взвешивала все «за» и «против», прежде чем совершить какой-либо поступок. Она ясно представила себе, что случится с ней, если ее информация о погружении тела достигнет ушей Мак Сейджера…

В тот день бог расположил все так, что я ответила на звонок, и это нарушило мои первоначальные планы. Но впоследствии нисколько не пожалела об этом… – Да! – на бегу проговорила я, стараясь дышать ровно. – Доброе утро! – Мужской голос прозвучал как-то пафосно и не очень естественно, словно человек был не совсем уверен в себе и подсознательно говорил с некой надменностью. – Доброе, доброе, – скороговоркой проговорила я. – Мне нужен телохранитель Евгения Охотникова, это я с вами беседую? …