Книги из серии "Обожженные зоной"

Карташов прижался к будке и, как зачарованный, смотрел на человека, приближающегося к Броду. Он видел, что охранник того растерялся: вместо того, чтобы вывести из игры бежавшего в сторону Брода налетчика, выстрелил в его напарника, находящегося ближе к «девятке». Пуля скользнула по металлической опоре и, не задев нападавших, улетела в сторону камеры хранения. Однако второй выстрел телохранителя был точным — нападавший, словно споткнувшись о невидимое препятствие, дернулся, его колени подогнулись…

Когда-то она была юной, красивой. С косой до колен, в руку толщиной. Тогда ее звали Дашенькой. А может, это только во сне? Но как похоже на давнее, даже плакать хочется. И гармонист, лучший в округе кузнец, снова принес ей букет васильков; синих, как его глаза. А те говорили без слов. Они смеялись, грустили, они искали только ее, одну. Она знала это. И, не боясь потерять парня, держалась с ним гордо, неприступно. Как звали его? Кажется, Андреем. Вот он опять появился со своей трехрядкой. Ее, Дашку,…

— Ну и повезло тебе, браток! С такой бабой не соскучишься, в сугробе не замерзнешь! Озорная стерва! Нинка, подойдя к двери дома, открыла ее настежь: — Входи, засранец! — предложила полушутя. Егор хотел ответить грубостью. Но в это время увидел мать, спешившую к нему со всех ног и забыл о Нинке. — Сынок! Егорка мой, — дрожали усталые, усохшие плечи. Седые пряди волос выбились из-под платка. Серафима смеялась и плакала. — Входи, сыночек! Что же это мы на пороге…

— Да брось, Григорий. Раз вор, то о какой честности тут речь? — махнул рукой Яровой. — Что ты в том смыслишь? Честный вор не убивает, он не фарцовщик, не форточник, не домушник, не майданщик и не карманщик. Не берет на гоп-стоп старух-стариков с авоськами, не вытаскивает в подворотнях из бабьих сисек потные пятерики… Честный вор — это вскрыть пузатый сейф, ювелирный иль меховой магазин взять. Но без грабежа: без насилия, а втихую — чтоб комар носа не подточил. Все другое — пацанам…

— Вы его замокрили тогда? — спросила Капка фартового. Тот закашлялся от удивления, заматерился долго, громко. И лишь немного успокоившись, поостыв, ответил: — Фартовые не мокрят никого! Сколько тебе про то трехать? Тот зубодер положняк не давал нам. За то тряхнули! С тех пор мозги сыскал! Сам кололся на навар! Зачем такого гробить? — искренне удивлялся фартовый. И продолжил: — Это было впервой, когда «малина» взяла в дело дате, тебя значит. До того не приходилось слышать…

— А мне какое до него дело? Он к тебе пришел. Я его не звал. У меня свои дружбаны. — Отвернулся от гостя, ушел в комнату, но мать вскоре позвала к столу. — Борис! Ты не малыш. Я говорю с тобой как мужчина с мужчиной. Нам вместе жить под одной крышей. Негоже гонориться. В этой жизни лучше иметь друзей. Тем более в своей семье. Врагов на улице хватает. Мальчишка придвинул поближе к себе миску борща, ел, изредка поглядывая на Герасима. А потом не выдержал и спросил: — Ты…

Кузьма, едва оказавшись в чаще, облегченно вздохнул. Здесь было тихо и много теплее, чем на обдуваемой бураном дороге. Мужик усмехнулся. Устроился на пне. Перекуривал. Думал. Он знал, что до ближайшего села ему надо протопать с десяток километров. Потому не торопился. Сломав несколько сухих веток с берез, разжег маленький костерок, накидал сверху хвойных лап и грелся дымом. Растирал занемевшие от мороза руки, лицо, прыгал вокруг костра, будто черт на пенсии, радовался тому, что жив и способен…

Тот не шевелился. — Вот напасть! Что делать-то? Вроде как и бросить совестно и взять боязно! А что, если убивец? Хотя… А за что ему меня убивать? И так жизнью бита боле, чем кляча кнутом. А мужик в хозяйстве — вещь нужная. Может, сгодится. А нет, отойдет и покинет! Зато на своих ногах. И греха на душе не будет, — решила Варвара и, ухватив мужика за подмышки, легко поволокла к телеге, подняла, положила на сено, взятое впрок для кобылы. — Ну и худой идол! Чисто шкелет! Едино мослы…

Тихо, ты! Как зовут тебя? Люда, Машка, Валька, Верка? — перечисляла имена, следя за лицом девчонки. Но та не реагировала. Ни хрена не знает! И говорить, небось, не умеет. Сколько ж ей? Года полтора иль меньше? Во, геморрой навязался на нас! Иди, хавай, гнида! — повела малышку к столу к Зинке, велела поделиться, накормить новенькую. Зинка! Хватит рыло косить! Возьми эту зассыху! Умой ее! Дай пожрать. И положи спать рядом. Она ссытся! Иди в жопу. Не хочу с ней рядом! — послышалось…

Внезапно сбоку раздался визг. Маленькая тщедушная бабенка оседлала здоровенную бабу и, вцепившись той в волосы, грозила: — Убью тебя ночью! На куски порву! Двое практикантов бросились их разнять. Ивану Петухову еще никогда не доводилось разнимать дерущихся женщин, да еще больных. Ох и досталось ему тогда от обеих. Не только в синяки изукрасили, всего ощипали, изорвали. А кокетливая, самая красивая студентка курса съязвила: — Нашего Петухова на сотню цыплят порвали женщины. Не могли…

— Не заказывал? Не знаешь зачем? — ухмыльнулась одна из девок, заголившись совсем бесстыдно, и тихо, крадучись, пошла к Андрею. Васька за забором аж ногами засучил. — Давай напомню тебе, зачем нас зовут! — предложила Андрею девка, но жена мужика опередила. Подбежала, вцепилась в волосы, стала трясти девку. И снова вспыхнула драка. — Получи, гад ползучий! — радовался Василий, наблюдая за соседями. Он ликовал. Ведь никто другой даже не додумался б до такого, чтоб вызвать к соседу…

Начальник отряда взрывников — грузная, молчаливая баба, никогда никого не высмеивала. И сейчас обдумывала: прав ли Шамшала? В том месте, где, по его словам, он встретился с медведем, не раз прошли люди. Геологи. Гравиометристы, потом топографы, теперь они, взрывники. Конечно, гравики были здесь летом. Шуму они не делают. Собрали образцы — и ушли. Но вот топографы профиль прокладывали! В сентябре. Лес валили. Медведь в это время уже берлогу готовит. И, конечно, не вблизи от жилья человеческого. Медведь…

— Я б хотел поглядеть на шустряка, взявшегося проверять нашу Задрыгу! Она любому кентель откусит! — рассмеялся Пижон. — Какая доля у нее в общаке? — В каких больших делах была? — Сколько раз навары приносила? — Сыпалась ли в делах? — Была ль в ментовке? — спрашивали паханы законников Черной совы. Те отвечали быстро. Паханы лишь удивлялись. И на третий день все согласились принять Задрыгу в закон, оставив ее в Черной сове с прежней кликухой. Капка стояла на коленях перед…

Федот не поверил своим ушам. Однако стук повторился, и дед подошел к двери, перекрестясь: — Кто там? — спросил строго, не очень надеясь услышать человеческий голос. Но со двора донеслось умоляющее: — Откройте, Христа ради! Федот снял запор с двери. Он и сам не знал от кого и зачем закрывался, видимо, сказывалась многолетняя привычка к порядку во всем. В дом вошла женщина. Простоволосая, щеки обморожены, вся иззябшая — в легкой куртке, рваной юбке, грязных сапогах. Она прислонилась…

Тракторист смотрел на Кешку не иначе как исподлобья. И несмотря на то, что ему пошел двадцать третий год, обращался как к мальчишке. — Чего стоишь, полудурок? Садись на прицеп, поехали! Нече яйца сушить, — и, вскочив в кабину, с самой зорьки до ночи, таскал Кешку на прицепе по всем кочкам и ухабам, по всем полям. Кешка в темноте вываливался из сиденья, когда заканчивалась работа. И, возвращаясь домой, шатался от усталости и шума, застрявшего в голове. Он весь провонял соляркой, землей,…

— А где свидетели и доказательства? — перебил подсудимый. Судья постучал по столу карандашом, одергивая Лешего. — Скончавшийся в больнице от ножевого ранения начальник охраны банка успел разглядеть и узнать перед смертью имена и клички преступников, виновных в ограблении. Подтверждающие материалы переданы судейской коллегии. Зал молчал. И только старушка в переднем ряду сказала, охнув: — Стрельнуть изверга, ей-богу, зашибуть его… Подсудимый глянул в ее сторону, глаза усмехаются, а…

— Бедолаги мы с тобой. Горе-то как маковку да сердце просолило. Ох и не с добра это. Не с добра… Немало лет прошло, когда он впервой привел сюда геологов. В проводники его взяли. Не без опаски смотрел начальник отряда. Касюгиным звал, словно уж и имени у проводника не было. Все принюхивался к Макарычу. Одеколон от него прятал. Каждый шаг сверял. И боялся. Это Макарыч нутром чуял. По коротким фразам геологов понял, что начальник тот из кабинетных. На усиление присланный. В тайгу при галстуке ходил.…

Влас отошел от окна. Вот уж скоро месяц, как привез его сюда участковый милиции. Конечно, не единственного. Троих. В одном «козле». И надо было случиться такому, что он, Влас, махровый вор, должен отбывать пять лет поселения вместе с бывшим ментовским следователем и известным сукой. Все трое знали друг друга много лет, охотились, ловили всякую минуту, чтоб свести счеты еще на воле. Но судьба словно в насмешку свела их в одну зону, а потом и на поселение определила. Влас еще в зоне почуял неладное,…