Книги из серии "Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов"

Господин Чэнь вскоре разбогател на торговле шелком, а семья Тун-бао занялась разведением шелкопрядов и тоже год от года жила все лучше. Через десять лет у Тун-бао уже было собственное рисовое поле в двадцать му, [4] более десяти му тутовника и домик из трех комнат с двумя входами. Семья Тун-бао жила в то время в деревне Дунцуньчжуан и вызывала зависть не меньшую, чем семья господина Чэня, прослывшего чуть ли не первым богачом в соседнем городе. Но с годами обе семьи пришли в упадок. Вместо земли,…

Поглаживая внука по обритой головке своей иссохшей дрожащей рукой, старик ласково сказал: – Не надо капризничать, Сяо-бао. Вернется отец, будет у тебя рисовая каша. Он поехал просить дедушку раздобыть для него денег. Раздобудет – купит рису, мать тебе кашу сварит. Старик говорил правду. В тот день с утра А-сы уехал в соседний городок к своему тестю, Чжан Цай-фа, надеясь с его помощью достать немного денег. Он должен во что бы то ни стало уговорить тестя занять для него пять – десять юаней у господина…

– Не суй нос не в свое дело! Ишь расшумелся! Не ты срубил сосну, так и помалкивай! – вмешался Чжао А-да, – он тоже считал, что надо обыскать лачуги. Ли Гэнь-шэн дернул А-до за рукав. – Отвели душу – и ладно, – примирительно сказал он. – Зря спорите! Кто пойдет шарить по лачугам? – Не про то речь. Ну, срубили сосну, но ведь не для того, чтобы навредить нам. Так что незачем пятки лизать этому живодеру, искать виновных! Да будь он проклят! Эти люди мне не родня, а все же… – сказал А-до, послушавшись…

Заметив растерянность парня, верзила шаньдунец сгреб четыре медяка, отнял одну лепешку и, отвернувшись, начал зазывать покупателей… Хуа по привычке присел на корточки и отправил лепешку в рот. – Революция, революция, а еда и одежда с каждым днем все дороже!.. К черту такую революцию!.. Молодой человек вскинул голову. Говорил какой-то рабочий в короткой синей куртке, торопливо отсчитывая продавцу деньги за лепешку и глотая слюну. «Революция?… Неужели в самом деле произошла революция?…» – размышлял…

Цзы-ю поспешно выходит. Миссис My вспоминает: в семье господина Фана траур, а как же ее второй сын? Из-за какой-то глупой смерти в его семье мальчик должен терять несколько дней учебы! Миссис My придает огромное значение образованию. Бо-ай стучит в дверь: – Bath готова, миссис. В ночной рубашке миссис My направляется в ванную комнату. Белоснежная ванна больше чем наполовину наполнена теплой, прозрачной водой. Стекла с рельефными узорами, стены выложены белыми кафельными плитами; тепло, пахнет…

Дети сидели на скамьях и, прислонившись друг к дружке, делились впечатлениями о том, как ловили сверчков. Сначала они говорили шепотом, но потом, забыв про все на свете, заговорили громче, а один мальчуган хлопнул по столу и закричал: – А какой сверчок мне попался у маисового стебля! Я живо его поймал… Он победил троих противников и… [i] В это мгновение в дверях около доски показался человек. Дети, все как один, уставились на него, а мальчик – тот, что рассказывал о сверчках, – сразу замолчал.…

– Вот тебе!.. Вот тебе!.. Сынишка болезненно реагировал на каждый удар и в конце концов расплакался, уткнувшись мне в колени. «Вот как сочувствуют друг другу люди», – подумал я. Немного погодя А-фэн отправилась сушить белье, а тетушка Ян, смеясь, сказала: – Стоит ли из-за этого плакать, сынок? Вернувшись, А-фэн занялась хозяйской девочкой и, заметив, что тетушки Ян поблизости нет, весело запела песенку про зеленую лягушку-квакушку, любимую песенку школьников. На первый взгляд тетушка Ян могла…

Вдруг мужчина остановился, снял шляпу и почтительно окликнул прохожего: – Господин Гао! Это был человек лет пятидесяти, высокий и очень худой, с лицом землистого цвета и глубокими морщинами на лбу. На нем была рубаха из легкого полотна и темная куртка с изображением дракона. Сквозь большие круглые очки виднелись близорукие глаза. Над верхней губой торчали густые черные усы. Хотя господин Гао Цзюй и был близорук, он еще издали разглядел Дин Юй-шэна и подумал: «Вернулся! Говорили, будто он собирается…

– Нет! Нет! – ласково возразила старая женщина. Ребенок еще не привык к новой фамилии, которую она ему придумала, видно, придется его поправлять – рисковать нельзя. – Ну почему твоя фамилия Чжан? Ведь я учу тебя – Сунь. Запомни, Сунь, Сунь. Да-нань не стал упрямиться; подняв личико, он заглянул бабушке в лицо и повторил вслед за нею: – Су-у-нь. Глаза женщины устало закрылись, но лицо по-прежнему выражало боль. Казалось, она беззвучно рыдала. – Верно, твоя фамилия Сунь. И если кто-нибудь тебя…

Да, он постоянно о чем-то думал. За три года, что мы проучились вместе, я убедился в этом. Однажды я не удержался и спросил: – О чем ты думаешь целыми днями, Пэн? – Ты не поймешь, – бесстрастно и холодно ответил он и, повернувшись, ушел. Он был прав: я действительно не понимал, почему человек в его возрасте должен быть таким мрачным, непохожим на других; почему должен отказываться от всех удовольствий и замыкаться в себе, – этого я не мог постичь. И именно потому, что это казалось мне странным,…

За те четыре-пять дней, что мы не виделись, его и без того бледное лицо стало пепельно-серым. Увидев меня, он растерялся и молча провел вверх по лестнице в свою комнату. – Зачем ты здесь? Я же не велел тебе приходить, – с укором произнес Юй, но тут же крепко, по-дружески пожал мне руку. Я взглянул на него с признательностью, легонько высвободил руку и шепотом спросил: – Ничего нового? В глазах Юя появилось страдание; он кивнул было, но тут же с убитым видом покачал головой. – Неужели пет…

Никто не ответил. Все стояли молча, с подавленным видом. У стены, возле третьего мольберта, неподвижно, как изваяние, стояла другая девушка в длинном черном платье и безучастно глядела на собравшихся большими глазами. Наконец она медленно опустила густые ресницы, приблизилась к натурщице и. обхватив ее обеими руками за голову, заглянула в лицо. Та еще сильнее заплакала. – Не надо так убиваться! Вытри слезы! Она старательно поправила на девушке платье и протянула руку, чтобы помочь ей встать. Но…

– Там кто-то плачет, – неопределенно указывает рукой мальчишка. – Не болтай ерунды! – набрасывается на него мать. Женщины боятся встретиться с оборотнем. В этом мире только они, горстка людей, только сплошной песок да солнце цвета сырого мяса. Рядом нет ни одного живого существа. Кто же еще может плакать здесь, кроме оборотня… Но мальчик не унимается. На минуту он закрывает рот и снова тихо говорит: – Правда, правда, мама! Кто-то действительно стонет. Неужели оборотень? Женщины вздрагивают.…

Порыв ветра унес конец фразы. – А кто потащил нас на эту дорогу? – Те Ню со злостью сплюнул. – Надо поскорее наладить связь с нашими в Цзигуаньси! Эти слова принадлежали студенту… Кого только не было в нашем отряде! Чан Да-е привел пятьсот миньтуаней, [1] затем пришли студенты, крестьяне, солдаты. – Разве с самого начала не было известно, что здесь кругом японцы? Дался нам этот железнодорожный узел! – злобно процедил кто-то из студентов. 1 Миньтуани – отряды помещичьей полиции в старом…

С улицы доносилось карканье ворон. Они словно жаловались друг другу на свою судьбу: стоило закаркать одной, как ее крик подхватывали другие, и тогда казалось, будто что-то сыплется на черепичную крышу. Дяо Цзы-дун бросал тревожно-вопросительные взгляды на потолок, потом на учителя: не находит ли он в этом карканье что-либо предосудительное? Но праведник Ши был поглощен курением: то и дело ярко вспыхивал огонек сигареты, которую раскуривал праведник, и бороду его окутывал голубой дымок. Убедившись,…

Тьфу, дьявольщина! Бэй взял со стола трубку и в сердцах плюнул. С какой стати он должен давать в долг этим типам! Подумаешь, из одного землячества! Ну, пусть даже под проценты! Какие-то студентишки вроде этой учительницы Цзун! Пустые, никчемные людишки, которым «до неба не достать, землей не управлять», вот они кто, по его мнению. Вообще-то к молодому поколению старик относился снисходительно. Усядется, бывало, поудобней в кресло, закинет правую ногу на левую, носком вверх, и начнет: «Вот вы молодежь.…

– Какую назовут, за ту и продашь! Прикинь-ка сам: в городе Т. за десяток арбузов выручишь самое большое семь цзяо; значит, в деревне они стоят вдвое дешевле, то есть три с половиной цзяо, так ведь? А нынче давали и вовсе один. Такое уж время года!.. Да еще торопят: дело, мол, казенное; за два дня в вагоны погрузили арбузы с обоих берегов реки Ухэ. Сяо-пи оглянулся на солдат в серой форме, раскрыл было рот, чтобы ответить, но так ничего и не сказал. – Что говорить – за арбузы много не выручишь! –…

– Так вот оно что! Значит, у вас с Кэ-ваном сложились несколько странные отношения, потому что не было родства душ? – Вы хотели сказать, не было любви? – очень серьезно ответила Шан-цзе. – Честно говоря, я никогда не могла отличить настоящую любовь от ненастоящей, потому что сама ни разу не любила. Брак вещь пустая и с любовью не имеет ничего общего. Любовь находится в сфере духовной. Все видели, как он меня обхаживал, но я оставалась равнодушной. Ведь он человек легкомысленный, слабовольный, да…