1000 притч

Много радостей

Бродя по склонам горы, Конфуций увидел Юнг-чи, идущего в одном тулупе, перепоясанном веревкой, по вересковому полю, поющего и играющего на лютне.

– В чем причина твоей радости, учитель? – спросил Конфуций.

– У меня много радостей. Из мириад созданий человек – самое благородное, а мне выпало счастье родиться человеком. Это первая моя радость. Многие, рождаясь, не проживают дня или месяца, а я уже прожил до девяноста лет. Это тоже радость. Для всех нищета является нормой, а концом – смерть. Придерживаясь нормы и дожидаясь конца, о чем еще здесь тревожиться?

– Прекрасно! – воскликнул Конфуций. – Вот человек, знающий, как себя утешить.

Станьте бесполезными

Лао-цзы шел лесом. И этот лес рубили. Но вот он подошел к большому дереву, огромному, – под ним бы укрылась тысяча воловьих упряжек. Оно было прекрасно и все в цвету. Лао-цзы послал учеников узнать у дровосеков, почему не рубят это дерево.

– Оно бесполезно, – ответили дровосеки. – Из него ничего не сделать: ни мебели, ни дома; оно не годится даже на дрова – слишком много дыма. Оно бесполезно, вот мы его и не рубим.

Тогда Лао-цзы сказал своим ученикам: «Научитесь у этого дерева, станьте столь же бесполезными, как оно. Тогда никто вас не срубит».

У каждого цветка свой запах

Конфуция очень беспокоил Лао-цзы и его учение. Однажды он отправился повидаться с ним. Конфуций был старше Лао-цзы и ожидал, что тот будет вести себя с должным почтением. Но Лао-цзы сидел, когда Конфуций зашел к нему. Он даже не поднялся для приветствия, не сказал: «Садитесь». Он вообще не обратил особого внимания. Конфуций рассвирепел: «Что это за учитель?!» И спросил:

– Вы что, не признаете правил хорошего тона?

Лао-цзы ответил:

– Если вам хочется сесть, садитесь; если хочется стоять, стойте. Кто я такой, чтобы говорить вам об этом? Это ваша жизнь. Я не вмешиваюсь.

Конфуций был потрясен. Он пытался завести разговор о высшем человеке. Лао-цзы рассмеялся:

– Я никогда не видел что-либо «высшее» или «низшее». Человек есть человек, как деревья есть деревья. Все участвуют в одном и том же существовании. Нет никого, кто был бы выше или ниже. Все это чушь и бессмыслица.

Знай лучше себя

Один ищущий молодой человек спросил у Бухлуха:

– Что такое счастье?

– На этот вопрос ответить невозможно, – сказал Бухлух.

– Как же так? – удивился молодой человек.

– А так же, как нельзя сказать, какого цвета осеннее небо.

– Но как можно жить без представления о счастье? Ведь мы созданы для него!

Бухлух посмотрел внимательно на молодого человека и сказал:

– Знай лучше себя – и того будет с тебя.

Про это

И опять пришел к Бухлуху искатель истины.

– Не дает мне покоя один вопрос, – сказал он. – Может, ты мне ответишь, Бухлух?

– Что ж, спрашивай.

– Что такое любовь?

– Это молитва.

– Но к кому, зачем? – удивился молодой человек.

– Молитва, мой друг, это очищение помыслов и чувств. Так не все ли равно, к кому ты ее обращаешь?

– Значит, любовь – это очищение помыслов и чувств?

Кто пробует – знает

И еще раз пожаловал к Бухлуху молодой человек, обеспокоенный смыслом вещей:

– Скажи, Бухлух, как мне обрести душевную стойкость, как мне обрести равновесие?

– Учись ходить по канату! Представь, что по обе стороны от тебя пропасть – и тогда держись, как только можешь.

– Но если все-таки не удержусь и упаду?

– Большая разница, мой друг, в том, как падать! – сказал Бухлух. – Можно упасть от расслабленности мышц, и тогда ты просто разобьешься. Но можно упасть, когда самых отчаянных усилий не хватило, и тогда твое падение превратится в полет.

– Я не понимаю, Бухлух, – недоумевал юноша. – Ты говоришь загадками!

– И не поймешь, пока не попробуешь!

Чем я лучше других?

Цзень У спросил Суньшу Гордого:

– Что вы делаете со своим сердцем? Вы трижды были советником чуского царя, но не кичились; трижды были смещены с этого поста, но не печалились. Сначала я опасался за вас, а нынче вижу – лицо у вас веселое.

– Чем же я лучше других? – ответил Суньшу Гордый. – Когда этот пост мне дали, я не смог отказаться; когда его отняли, не смог удержать. Я считаю, что приобретения и утраты зависят не от меня, и остается лишь не печалиться. Чем же я лучше других? И притом не знаю, в чем ценность: в той службе или во мне самом? Если в ней, то не во мне; если во мне, то не в ней. Тут и колеблюсь, тут и оглядываюсь; откуда же найдется досуг, чтобы постичь, ценят меня люди или презирают?

Две наложницы

Как-то Ян-цзы зашел на постоялый двор. У хозяина двора были две наложницы, красивая и безобразная. Безобразную хозяин ценил, а красивой пренебрегал. На вопрос Ян-цзы, какая тому причина, этот человек ответил:

– Красавица сама собой любуется, и я не понимаю, в чем ее красота. Безобразная сама себя принижает, и я не понимаю, в чем ее уродство.

– Запомните это, – обратился Ян-цзы к своим ученикам. – Действуйте достойно, но гоните от себя самодовольство, и вас полюбят всюду, куда бы вы ни пришли.

Кто умен, тот и волен

Чжуан-цзы удил рыбу в реке, а в это время король прислал к нему двух своих сановников с посланием. В этом послании говорилось: «Желаю возложить на Вас бремя государственных дел». Чжуан-цзы даже удочку из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ:

– Я слышал, что в соседнем королевстве есть священная черепаха, которая умерла три тысячи лет тому назад. Король завернул ее в тонкий шелк, спрятал в ларец, а ларец тот поставил в своем храме. А теперь скажите, что бы предпочла эта черепаха: быть мертвой, но чтобы поклонялись ее костям, или быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи?

Оба сановника ответили:

– Конечно, она бы предпочла быть живой, даже если ей пришлось бы волочить свой хвост по грязи.

– Вот и я лучше буду волочить хвост по грязи! – заключил Чжуан-цзы.

Бродяга

Бахауддин эль-Шах, великий учитель дервишей, однажды встретил собрата на большой площади Бухары. Пришедший был бродячим каландаром из ордена «Люди укора». Бахауддин же был окружен учениками.

– Откуда ты пришел? – спросил он прибывшего обычной суфийской фразой.

– Представления не имею, – сказал тот, глупо улыбаясь.

Некоторые из учеников Бахауддина пробормотали свое неудовольствие.

– Куда ты идешь? – настаивал Бахауддин.

– Не знаю!

– Что есть Бог?! – к этому времени вокруг собралась большая толпа.

– Откуда мне знать!

– Что есть зло?

– Не имею представления.

– Что неправильно?

– Все, что плохо для меня.

Толпа, выйдя из терпения – так раздражал ее этот дервиш – прогнала его прочь. Он зашагал в том направлении, которое, насколько знал каждый, вело в никуда.