1812. Фатальный марш на Москву
Шрифт:
Следующая стадия отступления – пять суток марша из Смоленска в Оршу – протекала в куда более трудных условиях, чем первая: температура колебалась от – 15 °C до – 25 °C, а регулярные русские войска не давали французам спокойно ступить ни шагу. Главным событием стали бои вокруг Красного, где каждую часть словно бы прогнали сквозь строй и подвергли децимации. И пусть французы обычно выходили победителями, пять суток отчаянных сражений в районе Красного обескровили армию Москвы. Погибли или получили ранения, вероятно, не менее 10 000 лучших солдат, свыше 20 000 чел. (многие из них гражданские лица) попали в плен и более чем две сотни пушек остались в снегу за спиной у отступавших {786} .
786
Шишов (Shishov, 302) приводит данные о количестве пленных, составлявшем в сумме 422 офицера и 21 170 чел. других званий при 213 орудиях; Бескровный (Bezkrovny, Polkovodets, 320)
Выходя из Орши для продолжения пути, остатки «Московской армии» не видели на хвосте регулярных русских частей. Но отбившихся от своих не оставляли вниманием вездесущие казаки и отряды Давыдова, Фигнера и Сеславина, а также банды французских дезертиров, обжившиеся в этой части страны, а теперь уходившие оттуда вместе с войсками. Условия оставались тяжелыми, а усталость и неопределенность будущего подтачивали волю. Несмотря ни на что, ядро армии продолжало упорно идти вперед, демонстрируя поразительную выносливость и мужество.
Они выступали с первыми проблесками рассвета, так как короткие северные дни зимой сокращали продолжительность маршей. «Мы всегда спешили поскорее покинуть наши замерзшие бивуаки, где проводили ночь, а надежда устроиться поудобнее на следующую ночь давала нам силы вынести дневные тяготы, – делился впечатлениями полковник Гриуа. – Именно так на протяжении почти двух месяцев надежда на улучшения, каковых на деле не случилось, поддерживала нас и не позволяла поддаться усталости» {787} .
787
Griois, II/131-2.
«Мы следовали по дороге в тишине. Слышались лишь удары кнутов да громкие, но редкие ругательства возниц, когда те оказывались на обледеневшем косогоре, который не могли одолеть кони, – писал Чезаре де Ложье после выхода из Смоленска. – Вся дорога покрыта брошенными зарядными ящиками, экипажами и пушками, которые никто даже не подумал взорвать, сжечь или заклепать. Там и тут умирающие лошади, оружие, всевозможные предметы – взломанные и развороченные сундуки, вывернутые мешки – отмечают путь побывавших тут до нас. Попадаются деревья, под которыми люди пытались разводить костры, а вокруг стволов, превратившихся в погребальные монументы, тела тех, кто испустил дух, пытаясь согреться. На каждом шагу мертвецы. Возницы используют их для забивания канав и выбоин на дороге. Поначалу нас коробило от таких обычаев, но скоро мы привыкли к ним» {788} .
788
Laugier, R'ecits, 154.
«Опустив голову, запихав руки поглубже в одежду и уставившись в землю глазами, всякий угрюмо и молча следовал за шагавшим впереди него бедолагой, – вспоминал Адриен де Майи. – Заунывный скрип колес на затвердевшем снегу и карканье стай воронья, грачей и прочих хищных птиц, неизменно сопровождавших нашу армию, вот и все звуки, которые нам доводилось слышать». Б.-Т. Дюверже, казначей из дивизии Компана, рисовал сходную картину. В Красном он попробовал продать аккуратно свернутые в рулоны картины, награбленные в Москве, но покупателей не нашлось, а потому он выбросил их в снег составить компанию отличной коллекции книг в красивых сафьяновых переплетах, которые также безуспешно пытался реализовать его друг. Затем Дюверже безразлично присоединился к потоку. «Мне не было ни весело, ни грустно, – писал он. – Я сделался довольно индифферентным по отношению к обстоятельствам и решил просто принять уготованное мне судьбой» {789} .
789
Mailly, 86-7; Duverger, 15.
Коль скоро двигались они медленно, то больших расстояний не покрывали. Но ввиду необходимости готовить убежища для ночевки и разводить огонь по ночам, спали тоже мало, а когда наступало время отдыха, он иногда вынужденно прерывался из-за необходимости поддерживать пламя или двигаться для тепла. Как отмечал доктор Генрих Роос, молодые люди, которым требовалось больше сна, острее страдали от его нехватки, к тому же они выказывали склонность глубоко засыпать, если представлялась возможность, отчего вернее рисковали замерзнуть на месте, чем люди постарше {790} .
790
Roos, 180.
Предпринимались
все усилия с целью заставлять солдат держаться вместе и не покидать частей. Когда командование того или иного полка решало встать на ночевку, барабанщики начинали отбивать свой особый сигнал. «Хоть звук барабана и глуховат, но слышен далеко, а характер боя, то замедлявшегося, то ускорявшегося, образовывал определенный ритмический рисунок, и тот въедался в память пехотинца, позволяя ему узнавать «родную» дробь так же безошибочно, как жители села узнают звучание своего церковного колокола, – рассуждал лейтенант Поль де Бургуан из Молодой гвардии. – Во время войны у солдата нет иного прихода, кроме полка, иной церковной колокольни, чем знамена. Потерявшись в ночи, рискуя на каждом шагу быть застигнутым неприятельскими дозорами или наткнуться на его колонны, воин издалека слышит знакомый гром барабанов, словно бы голос друга, зовущий его за собой через мрак и пустыню» {791} .791
Bourgoing, Souvenirs, 161.
Разумные солдаты осознавали, что вернейший шанс уцелеть – не покидать строя, и даже когда от полков почти ничего не оставалось, ядро держалось вместе, часто не более чем пару дюжин человек вокруг полковника и боевого орла. Когда их становилось и того меньше, уцелевшие принимали меры для спасения знамени. Доктор де Ла Флиз сам наблюдал, как сразу после Красного горстка выживших бойцов и офицеров 84-го линейного полка, открепив орла от древка и бережно завернув, повесили дорогой им знак на спину полковнику [182] . Затем, сняв полотнище, они сложили его, и командир обернул знамя вокруг груди, закрепив его под мундиром. Покончив с этим, они торжественно обнялись и тронулись в путь с полковником в середине {792} .
182
84-м линейным пехотным полком тогда командовал полковник шевалье Ж.-Г.
– К. Пего. – Прим. ред.
792
Roguet, III/539; La Flise, LXXIII/55; см. также T irion, 229-31.
Даже кавалеристы, потерявшие лошадей и вынужденные идти пешком, изо всех сил стремились догнать конных товарищей до ночевки, хотя это и заставляло их предпринимать нечеловеческие усилия. Однако люди знали, что найдут среди своих средства подкрепления сил физических и моральных. Некоторые кавалерийские формирования решались сойти с дороги и следовать параллельно ей, поскольку так вернее удавалось держаться вместе. Генерал Хаммерштайн [183] с сотней оставшихся вестфальских всадников именно так и поступил: они ушли в сторону, что позволило им сохраниться как единой части {793} .
183
граф Ханс-Георг фон Хаммерштайн-Экуорд, бригадный генерал вестфальской службы и генерал-адъютант короля Вестфалии, командовал тогда остатками трех полков легкой кавалерии 8-го армейского корпуса. – Прим. ред.
793
Holzhausen, 209,
Случай с сержантом Бургонем, у которого начался жар после Красного, отчего он отстал от своих, служит хорошим примером участи отбившихся солдат. Он вдруг очутился в совершенном одиночестве в промежутке между маршевыми эшелонами и, хотя ему повезло не встретиться с казаками, по дороге он видел множество тел убитых и обобранных ими людей. Когда поднялась метель, Бургонь заблудился и в отчаянии тащился по глубокому до колена снегу, спотыкаясь о трупы людей и лошадей. Он изнывал от голода, но не мог даже отрубить куска мяса от встречавшихся на пути конских останков, поскольку те замерзли и словно бы окаменели, а потому приходилось удовлетворяться пригоршнями снега с кровью лошадей. Скоро сержант превратился в отчаявшийся живой труп и непременно погиб бы, когда бы не спасший его товарищ {794} .
794
Bourgogne, 137-45.
Любые даже малые промежутки между двигающимися колоннами таили в себе опасность, ибо кружившие всюду казаки всегда находились начеку, готовые наброситься на добычу, не представлявшую риска для них самих. Когда рвалась упряжь у повозки и требовалась остановка для починки, она оказывалась по существу обреченной, если только ремонт не удавалось закончить до прохода хвоста колонны. Одиночка или небольшая группа солдат, задержавшихся нарубить кусков мяса мертвой лошади или развести костер, тоже запросто рисковали угодить в лапы к врагу.