1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

— Молчать!

Люди притихли и уставились на полковника. У квартального надзирателя — и у того дрогнули поджилки.

— А ну живо сесть всем! — гаркнул Олег Николаевич.

— Куда же сесть-то? — пробормотал кто-то.

— На пол садитесь, если некуда! Живо! На пол садитесь! И чтоб головы поднять не смели! — прогремел полковник.

Он пихнул нескольких ближайших к нему арестантов, и те опустились на пол. Их примеру последовали и остальные.

— Вот что, милостивый государь, — сказал я квартальному надзирателю, — немедленно отправьте кого-нибудь за подмогой. Здесь нужен отряд полицейских драгунов!

— Значится так! — продолжал распоряжаться полковник Парасейчук. — Займемся составлением списка. Тот, кого вызову, должен назвать имя свое и род занятий. Остальным сидеть тихо!

— Ваш друг заменит роту драгунов, — с уважением промолвил де Санглен.

— Только порою он чересчур деятелен, — сказал я, кивнув на господина, которого притащил полковник Парасейчук. — Не знаете, кто это?

— Николай Обер — муж известной всем мадам Марии- Розы Обер-Шальме, — сообщил Яков Иванович.

— Отплатил, стало быть, полковник за гостеприимство, — произнес я.

— Ничего-ничего, проверим и обершельмиху заодно, — сказал де Санглен. — А то все руки не доходили, а личность она явно неблагонадежная.

— Пустое, — ответил я и, окинув жестом арестантов, промолвил: — Здесь нашего шпиона нет.

— Почему вы так решили? — с подозрением тоном спросил Яков Иванович.

— Видели, что устроил этот мямля? — я указал подбородком на квартального надзирателя. — Окажись наш агент здесь, он воспользовался бы замешательством полицейских, подбил бы арестантов валить отсюда…

— На улице было бы побоище, — заметил де Санглен.

— Вот именно! А наш шпион воспользовался бы заварухой и скрылся, — закончил я.

Снаружи донесся топот, дверь распахнулась, вошли полковник Дурасов и двое поручиков. Увидев нас, Егор Александрович скривил презрительно губы и произнес:

— Опять беспорядки и опять в центре вы.

— Попросту мы опять на шаг впереди вас, — сказал директор Высшей воинской полиции.

— А вы опять Дурасов, — добавил я.

— А вы?! По какому праву вы здесь распоряжаетесь? — накинулся он на полковника Парасейчука.

— Видите ли, я только лишь призвал всех к порядку, — ответил Олег Николаевич. — Но командуете вы.

Дурасов сверкнул глазами и набросился на квартального надзирателя:

— Почему у вас тут посторонние командуют?!

Несколько арестантов, сидевших на полу ближе всех

к выходу, вытянулись в струнку и безотрывно следили за Дурасовым. Их глаза загорелись надеждой.

— Егор Александрович, прошу вас, потише, — вполголоса промолвил я на ухо полицеймейстеру. — Оставим разбирательства между собою на потом…

— Вы мне рот не затыкайте, милостивый государь! — прогремел тот в ответ. — Я полагаю, что вас следует немедленно выслать в Санкт-Петербург…

Один из арестантов, высокого роста француз в немыслимом сюртуке розового цвета, вскочил на ноги, схватил Дурасова за руку и прильнул к ней губами.

— Батюшка наш, спаситель! — закричал он.

Все пришли в движение, ближайшие ряды начали подниматься с пола, за ними следующие. Дурасов пытался высвободить руку. Француз в розовом выпрямился, обернулся к товарищам по несчастью и крикнул:

— Братцы, вот наш спаситель!

Его слова были восприняты как объявление об освобождении. Толпа волною хлынула на нас.

— Стойте, стойте! — кричал Дурасов.

Но его призыв потонул в многоголосом гаме. Толпа оттеснила нас в сторону, меня прижали к Егору Александровичу, а его к стене. Де Санглен пропал из поля зрения. Полковника Парасейчука людской водоворот закрутил и унес на улицу.

Снаружи послышались злорадные выкрики, предвещавшие кровавую потеху:

— Куда?! Куда прете?! Шпиены! Французы! Бей их, братцы! Бей их!

— Да мы свои! Свои, братцы! — кричал кто-то надрывающимся голосом.

Его отчаянный крик еще больше подзадорил толпу.

— Ишь, сволочь! Где ты тут братцев себе нашел! — раздалось в ответ.

Стены задрожали, и, даже будучи внутри, мы почувствовали, как земля пошла ходуном, как бывает, когда десятки ног топчутся на малюсеньком пятачке. Мольба о пощаде, женский крик резали уши и все сильнее пьянили озверевшую толпу.

— Что вы наделали?! — прохрипел мне в лицо Дурасов.

Я распихал оставшихся арестантов и отлепился от полицеймейстера. С улицы донесся зычный голос полковника Парасейчука:

— Слушай мою команду! Ружья на изготовку!

— Что он творит?! — вскрикнул Егор Александрович и начал проталкиваться к выходу.

Навстречу ему хлынули французы, ищущие спасения от уличной расправы. Полицеймейстера отбросили, он налетел на меня спиною, и я врезал ему ребром ладони в правый бок. Он охнул и свалился на пол. Я отскочил в сторону — между мною и полицеймейстером хлынул поток людей.

Послышалась новая команда Парасейчука:

— Вы трое, в воздух пли!

Оглушительно громыхнули выстрелы, и сразу же сделалось тихо.

Дурасов повернул голову, мелькнуло его искаженное от боли лицо, он искал кого-то глазами, а руками держался за бок. Я протиснулся вперед, подхватил его под микитки, оттащил к стене.

— Что с вами, Егор Александрович? — воскликнул я, а сам изобразил воинственную позу и оттолкнул нескольких человек, оказавшихся поблизости.

— Кто-то ударил меня, — всхлипнул он.

— Я с вами, Егор Александрович! Никто не посмеет близко к вам подойти, — заверил я полицеймейстера.

С улицы вновь донесся зычный голос Парасейчука:

— Что ж, вижу, самые храбрые здесь собрались! На безоружных пленных кидаетесь! Разве ж это по-христиански?!

— Бить надо их! Бить супостатов! — крикнул кто-то в ответ с истерическими нотками в голосе.

— Ну-ка выйди сюда! Выйди вперед, не боись, храбрец! — позвал полковник Парасейчук.

— Что там происходит? — простонал полицеймейстер.