1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

— Неужели вы полагаете, что и светлейший князь сейчас занят чьими-то личными амбициями? — спросил я.

— Не знаю, что и думать. — граф Ростопчин сокрушенно покачал головой. — Выходит, дело не в сведениях о подготовке сжечь Москву.

— Ваше сиятельство, — сказал я, — мы сожгли Смоленск, мы оставляем руины за собой. Поверьте, Бонапарту хватит проницательности и без агентурных донесений понять, какую участь уготовили мы Москве.

— Значит, дело не в Леппихе, — промолвил он. — Но зачем тогда понадобилась твоя затея с воздушным шаром?

— И кто она? — поинтересовался принц Георг. — Что за дама?

— Это, ваше высочество, та самая дама, о которой мы говорили с вами в Твери.

— Это… это невероятно! — воскликнул принц Ольден- бургский.

— И так бывает, — сказал я. — Позвольте спросить, ваше высочество, как ваша супруга ее высочество Екатерина Павловна?

— Все хорошо, благодарю вас, — промолвил принц Ольденбургский. — Родила сына, мы нарекли его Петром.

— Примите самые искренние поздравления!

— Благодарю вас! И все же, граф, вы уверены, что эта дама…

Отворились двери, вернулся Булгаков, за ним в кабинет вошли полицеймейстер Брокер и начальник фельдъегерского корпуса подполковник Касторский. Александр Яковлевич протянул мне шпагу.

— К сожалению, именно так. Это графиня Селинская. Селинская по мужу, — сказал я принцу Георгу и вздохнул. — Простите, господа, но я смогу раскрыть подробности только после доклада фельдмаршалу Кутузову.

— Мы должны оказывать всяческое содействие графу, — напомнил принц Евгений.

— Чем могу быть полезен? — спросил подполковник Касторский.

— Я должен знать, где найти вашего агента Яковлева, — сказал я.

— Моего агента? — замешкался подполковник.

— Вашего, вашего! — нетерпеливо повторил я. — Яковлев Гаврила Яковлевич. Сыщик, который развозит зажигательные снаряды по тайникам и готовит команды поджигателей.

Подполковник Касторский перевел взгляд на генерал- губернатора. Тот кивнул. Николай Егорович нахмурился, показав своим видом, что подчиняется против своей воли.

— Идемте со мной, — сказал он мне.

— Простите, господа. — Поклонившись их высочествам и генерал-губернатору, я вышел следом за подполковником.

В приемной я столкнулся с полковником Парасейчуком и надворным советником Косынкиным.

— Я с вами, — без церемоний объявил Олег Николаевич.

В глаза Вячеслава смотреть было стыдно, но, к моему удивлению, он встретил меня как старого друга.

— Я кое о чем должен напомнить, — с заговорщицким видом произнес он.

— Ты уж прости, что так вышло, — сказал я.

— Да ты о чем?! — отмахнулся Косынкин. — Да всякое ж бывает! Я не в обиде! А Мохову и вовсе на пользу! Совсем он Настеньку затиранил!

Мы вышли на улицу.

— Тут недалеко, — сказал подполковник Касторский. — Моя коляска к вашим услугам.

Как только мы тронулись, Косынкин обвел торжествующим взглядом меня и полковника Парасейчука и выдал:

— Генеральное сражение произошло двадцать шестого августа!

— Да. И что? — с недоумением воскликнул я.

— Вы забыли?! — ликовал Косынкин. — А я еще в Петербурге говорил, что это произойдет двадцать шестого августа! Это день Зверя!

— А-а, вот ты о чем! — воскликнул я.

Теперь в том, что Косынкин не держит на меня зла, сомнений не оставалось.

— Совпадение, — буркнул полковник.

— Не верите… — протянул Косынкин.

Мы оказались на Неглинной. Проехали по аллее, остановились под большими вязами и прошли к небольшому деревянному дому. На первом этаже находилась блинная, и из окон доносился сытный запах.

— Эй, блины! Задаром! Нужно съесть все! Не оставлять же французам! — кричал у входа зазывала.

Мы поднялись на второй этаж. Подполковник Касторский постучал в дверь:

— Гаврила Яковлевич!

Дверь отворилась — на пороге стоял невысокий тучный человек.

— Позвольте пройти, — бросил Николай Егорович и шагнул вперед.

Касторский загораживал спиною узкие полутемные сени. Следом за ним мы прошли в комнату и только здесь рассмотрели хозяина. Отвратительный коротышка с огромным, обвислым брюхом остановился у стола. Я увидел тот самый взгляд, от которого ноги наливались неподъемной тяжестью. Накладной бороды не было. Оказалось, что и шеи у него не было. Почти не было. Одутловатые щеки покоились на груди. Большущий нос был испещрен красными прожилками и черными угрями.

— Что вам угодно, сударь? — без тени почтения спросил он меня, не дожидаясь, пока подполковник Касторский скажет, зачем мы пришли.

На полковника Парасейчука и надворного советника Косынкина он ни разу не взглянул. Но я кожей ощущал их смятение оттого, что и они чувствовали себя в поле зрения этого человека и с отвращением ожидали, как однажды и им придется выдержать его взгляд в упор.

Послышались мягкие шаги, из соседней комнаты вышел горбун и остановился на пороге. Ростом уродец оказался еще меньше Яковлева.

— Скажите, где она? — произнес я неожиданно осипшим голосом.

— О ком вы? — спросил Яковлев.

— Вы знаете, о ком! — рассердился я. — Графиня Селинская!

— Не слыхал о такой, — стоял на своем Гаврила Яковлевич.

Он смотрел на меня, не мигая, красными, отекшими глазами.

— Лжете! — сказал я. — Вы по своим связям узнали, что Высшая воинская полиция готовится арестовать шпионку в Воронцове. Вы примчались туда и перехватили ее.

— Судя по тому, что вы приехали с господином Касторским, — благодушно заговорил Яковлев, — стало быть, знаете, что в Воронцове я бывал часто, очень часто. Однако я ездил туда не за девицами, хоть бы и графинями.

— Право, у Гаврилы Яковлевича совершенно не было задачи кого-то арестовывать, — произнес подполковник Касторский.

— У Гаврилы Яковлевича многих задач не было, — сказал я.

Хлопнула дверь, кто-то вошел с улицы.

— У нас гости? — послышался голос из сеней. — Я видел коляску Касторского у подъезда.