1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского

— Послушайте, граф, — едва ли не взмолился Ривофиннолли, — предоставьте нам…

— Нет! — Я был непоколебим.

— Господа, мы спорим, а время уходит, — сказал полковник Парасейчук. — Видите ли, никто не может поручиться, что сообщники графини сидят сложа руки. Что, если они сейчас встречают французский авангард и прямо сюда приведут Мюрата! Москву обещано сдать без боя. Никто не будет ему препятствовать. Его офицеры могут явиться в любую минуту.

— Довольно пустых споров! — воскликнул майор Поваляев.

С перекошенной от гнева физиономией он подошел к постели, схватил Алессандрину и столкнул ее на пол. Я подскочил к нему и двинул ладонью по лицу. Майор потянулся за шпагой, но я вытащил свою быстрее и выбил его оружие из рук.

— Это измена! — закричал Поваляев. — Вы все это разыграли! Вы с самого начала знали, кто шпион, тянули до последнего, сами же арестовали ее, а теперь хотите передать французам!

Ривофиннолли застыл. Его растерянный взгляд был прикован к Парасейчуку. Винцент пытался сообразить, на чьей стороне окажется полковник. Тот приблизился ко мне и еле слышно спросил:

— Что случилось?

— Они не повезут ее в Петербург, — ответил я. — Они попросту убьют ее. А я должен доставить ее живой…

Полковник Парасейчук всплеснул руками, хлопнул себя по бедрам и сказал, обращаясь к Поваляеву и Ривофиннолли:

— Господа, доверьтесь нам! Уверяю вас, мы доставим графиню в Петербург в целости…

Ривофиннолли покачал головой, показав майору, что им нас не одолеть. Поваляев топнул ногой и выкрикнул:

— Это предательство! Вас расстреляют! А если нет… если нет, я требую сатисфакции!

— К вашим услугам! — ответил я. — После войны!

— Идемте, — бросил Поваляев Ривофиннолли, подобрал с пола шпагу и вышел.

— Черт знает что, — обронил Винцент и поспешил за майором.

Когда их шаги стихли, я подал руку Алессандрине. Опершись на нее, она с трудом поднялась с пола.

— Ну а теперь нам и впрямь пора! — сказал я.

— Я никуда не поеду, — усталым голосом произнесла графиня.

— Алессандрина, не упрямься! — повысил я голос. — К чему эта комедия? Ты прекрасно понимаешь, что я не оставлю тебя здесь! Ты поедешь с нами!

В это мгновение послышались шаги — в комнату вошла… Жаклин. Пепельного цвета вуаль прикрывала ее глаза, но я и так представлял себе, каким гневом они сверкали.

— Андрей, что это значит?! Я все слышала! Ты! Ты оставил нас в такую минуту! Как… как ты мог?! Ради нее ты оставил меня дочерей!

Она развернулась и направилась прочь.

— Жаклин, подожди!

Я догнал ее, попытался остановить, но она отдернула руку и звериным, утробным голосом сказала:

— Не смей прикасаться ко мне!

— Жаклин, обожди! Я все тебе объясню…

И тут послышался частый топот женских ножек. Из своей комнаты выбежала Алессандрина. Парасейчук кинулся на нее, но в последнее мгновение она ловко увернулась, оказалась сбоку от полковника, дернула его за руку и подставила ножку. Олег Николаевич грохнулся головою в стену.

Не успел я опомниться, как графиня налетела на меня, толкнула так, что я навалился на Жаклин. С трудом удержавшись на ногах, я повернулся и увидел, как Алессандрина ринулась вниз по лестнице.

Я поймал за руки Жаклин и закричал:

— Милая, я все объясню! Это недоразумение! Бога ради, бегите из Москвы! Скорее бегите!

Послышалось кряхтенье — полковник Парасейчук поднимался на ноги.

— Олег Николаевич, Богом заклинаю! Позаботьтесь о моей семье! Положиться мне более не на кого! Ведите их прочь из Москвы!

Преодолев яростное сопротивление, на мгновение я прижался губами к губам Жаклин, а затем отпустил ее и бросился вниз по лестнице. И уже на ходу услышал брошенное в спину:

— Ты забрал единственную лошадь!

От этих слов резануло в груди так, что я застонал на ходу. И все же я не мог, не имел права останавливаться.

Алессандрина уже садилась на рыжего коня, которого подвел ей какой-то малый. Он отпустил уздцы и отскочил. Графиня дала шенкеля ^[60] , и конь рванул к открытым воротам, одновременно закладываясь в поворот. Мне показалось, что они налетят на столб, но Алессандрина наклонилась и, свесившись вправо, прижалась к огненной шее. Они выскочили со двора, лишь послышался удалявшийся цокот копыт.

60

Обращенная к лошади часть ноги наездника от колена до щиколотки, служащая для управления лошадью.

К счастью, мой конь приплясывал у коновязи. Подивившись благородству офицеров Высшей воинской полиции, я бросился к нему. Пока отвязывал коня, откуда-то появился Косынкин.

— Как вы здесь оказались? — крикнул я. — И какого черта?!

— Мы примчались за тобой. Граф Ростопчин прислал за нами пару колясок и три подводы, — объяснил Вячеслав.

— Значит, лошадь все же не последняя, — промолвил я, и мне показалось, я чувствую, как кровоточит свежий рубец на сердце.

— Что? Не понял? — переспросил Косынкин.

— Ничего! Забирай Жаклин и вон из Москвы! — крикнул я, запрыгнув верхом на лошадь.

Я догнал Алессандрину возле Кремля. Здесь происходило нечто несусветное. Под звуки бравурной музыки из Кремля выходили батальоны Московского гарнизона. И тут я увидел Михаила Андреевича Милорадовича. Он налетел на маленького генерала, руководившего Московским гарнизоном, и, кажется, едва сдержался, чтобы не зарубить того на месте.

Звуки марша напугали рыжего красавца Алессандрины. Конь топтался на месте и не слушался наездницы. Я прыгнул, обхватил графиню, и мы покатились по земле. Алессандрина пыталась отбиться, но я крепко держал ее.

Тем временем музыка стихла.

— Какая каналья велела вам, чтобы играла музыка? — раздался гневный окрик генерала Милорадовича.

— Когда гарнизон оставляет крепость, капитулируя, играет музыка, — с виноватым видом объяснял генерал Брозин. — Так сказано в уставе Петра Великого.

— А в уставе Петра Великого написано о сдаче Москвы?! — прогремел Милорадович.

Василий Иванович что-то пролепетал, благоразумно решив не спорить с боевым генералом. Лишь махнул рукой сверху вниз, показав этим оркестру, чтобы больше не играли.